– Не знаю, как насчёт Сциллы, а Харибда, – Кронштейн ткнул пальцем в море, – иногда выбрасывает такие э-э… протуберанцы метров на сто. Мы когда в последний раз гоняли эту дрянь, несколько отстреленных кусков вынесло под самый борт – почему его и поело. Так вот, неожиданно планктон учуял на полубаке наблюдателя и прыгнул вверх. Дохаркнуло почти до мостика, а парня вообще с головой накрыло. Я потом бедного матросика полвахты спиртом отпаивал…
– Значит, уйдём ещё глубже, – философски рассудил капеллан. – И вообще, Эйб, вы меня утомили своим нытьём. А ещё моряк! Разнюнились как баба, честное слово!
– А что делать-то? Господу вашему ненаглядному хвалу возносить?
– Сказано было, Господа – отставить! Что делать… Сухопутные войска слушать, ясно? Джунглей он, видите ли, испугался… Русский моряк! Гроза всего, что шевелится! Тьфу! Салага вы и дристун, капитан-лейтенант Кронштейн, вот кто!
– Спасибо на добром слове, отче, – вяло сказал Кронштейн. – Сто херов вам в рот и якорь в сраку…
– Что-что? – переспросил капеллан с деланой небрежностью. Он уже перебрался через борт обратно в машину и теперь возился с задним сиденьем.
Кронштейн подумал и сказал:
– Нелепое стечение обстоятельств… Так и гибнет цвет офицерства. Какие только гады морские ни разевали пасть на старину Кронштейна – кто бы мог подумать, что суждено ему в итоге быть сожранным распоясавшейся биомассой…
– Нас с вами это не касается, – отрезал Причер. Он наконец-то откинул диван, и взору его открылся солидного объёма рундук. – Мы не цвет офицерства. Мы в лучшем случае перегной. Та-ак… Вот уроды!
– Это точно, – согласился Кронштейн. – Уроды мы с вами, отче.
Из кормового отсека донесся утробный рык. Кронштейн вяло оглянулся. Причер сидел на корточках возле откинутого сиденья, вполоборота к психиатру, и строил опухшим с похмелья лицом страшные гримасы. Казалось, Кронштейн окончит свой жизненный путь в зубах не какой-то там биомассы, а вполне конкретного военнослужащего.
– Извините, Джон, – сказал Кронштейн. – Но я просто выхода не вижу. Хоть под занавес немного поплакаться… Мне ведь профессия расслабляться не даёт. Психиатру надобно быть свежу и оптимистичну.
– Капитан-лейтенант Кронштейн, – процедил Причер сквозь зубы. – Слушайте приказ. Боевой приказ. Десять минут вам на приведение нервов в состояние, предусмотренное Уставом. После чего подгонка снаряжения – и делай как я. Выполняйте.
– Что подгонять-то? Стакан гранёный?
Вместо ответа Кронштейн схлопотал чем-то увесистым по физиономии, свалился с капота и пропал из виду.
– Ого! – удивился он, валяясь на песке и разглядывая, чем же его так приложили. Это оказался плоский заплечный ранец камуфляжной расцветки. – Что за снасть такая? Откуда?
– Откуда, откуда… – донеслось из машины. – Я же говорю, уроды! Здесь должно быть штатно полных четыре комплекта. А в наличии только два, и оружия нет. Если выберусь…
– …и брошу пить… – подсказал Кронштейн, садясь и потирая ушибленное лицо.
– …то за четыре разбазаренных бластера кто-то мне ответит! – пообещал капеллан. – А ракетница сигнальная? Ну зачем, ну на хрена?!
– Элементарно, – сообщил Кронштейн. – Это ж армия, Причер. Полковник на смотрах только свою машину не проверяет. Из неё и надо красть.
– Вы хотите сказать… – Причер высунулся из-за борта и поглядел на Кронштейна с неподдельным изумлением. – Быть такого не может.
– Да его это машина, его. Сами посмотрите, там написано.
Причер не поверил, выбрался наружу, обошёл машину с тыла и замер. На корме было нацарапано: «Полковнику никто не пишет».
– А ему правда никто не пишет? – тупо спросил Причер.
– Скорее наоборот. Глубинный смысл изречения – многовато стукачей на базе.
– Только этого не хватало… – пробормотал капеллан.
– Угу. Готов поспорить: о том, что мы вышли в море, старый хрыч знал уже минут через десять.
– А? – Причер был настолько ошарашен своим открытием, что намек Кронштейна толком не расслышал и совершенно не понял. – Слушайте, Эйб, может, я на самом деле алкоголик? Машину командира угнать – это же надо до такого докатиться…
– Скорее уж доплыть. Эй, отче, я всё не дождусь ответа – что за снасть вы мне так деликатно вручили?
– Выживалку. Давайте, напяливайте.
Причер уселся на песок, закатал штанину «парадки» и отстегнул протез. С тоской поглядел на короткую розовую культю ниже колена. «Говорят, если креатин оправдает надежды, я смогу отрастить себе ногу. Просто взять и отрастить. Серия инъекций – и бац! – нога сама растёт. Печень восстанавливается, алкоголем потраченная. Лёгкие чистенькие, будто не курил никогда. Только совесть не регенерирует. Совесть, господа хорошие, ничем не починишь. Залатать её можно богоугодными делами и молитвой, а рубцы всё равно – вот они. И зачем, спрашивается, новый организм человеку с такой совестью? Жить-поживать, дальше её уродовать? А что случится, когда на ней живого места не останется, сплошные рубцы? Что это будет за человек – с такой совестью? И человек ли вообще?»
Он достал тюбик крема, растёр немного по культе и принялся её массировать. Несчастная конечность провела больше суток в протезе. Ещё не смертельно, но ввиду предстоящего рейда по джунглям нужно хоть как-то ногу поддержать. Слабое место. Причер давно наработал рефлекс: куда бы он ни шёл, что бы ни собирался делать, всегда в кармане должен быть крем и запасной демпфер к протезу. Благо ни то ни другое этот самый карман не тянет. И всё-таки очень плохо, что он не отстегнул искусственную голень прежде, чем упасть. «Надо же было так напиться… Понятия не имею, сколько нам идти. А может, и бежать. По весьма пересечённой местности. Крейсерская скорость амфибии на воде десять узлов. Возьмём худший вариант и допустим, что заправка была полная. Выходит, по вчерашней безветренной погоде уплыть мы могли на полсотни миль. Реально, конечно, меньше. Но сквозь такую чащобу и десять миль – подвиг. Если сразу не съедят… Отставить «съедят», капитан! Отставить… Ты ходил в джунгли дважды, и всё было великолепно. Просто ты был вооружён и поэтому ничего не боялся по умолчанию. Ну и теперь не будешь трусить. Осторожнее себя веди, и все дела».
– И как я это надену? – раздался из-за машины голос Кронштейна.
– На голое тело, – буркнул Причер. – Вас что, не учили?
– На какую, позвольте спросить, его часть, этого тела?
– Она же безразмерная…
– Кто – она?
– Уффф… Ну ладно, идите сюда, покажу.
Появился Кронштейн, с виду уже не подавленный, а очень злой. Ранец он брезгливо нёс на вытянутой руке.
– Могу повесить на хер, – сообщил он. – Больше никуда не налезает. О-о… Извините, Причер. А я и забыл совсем, что у вас… М-да.
Это Кронштейн увидел, что у Причера левой ноги гораздо меньше, чем у него.
– Ерунда, – сказал капеллан. – На скорость не влияет. Ну, в чём проблема?
Кронштейн молча бросил ранец на песок.
– Не обучен, – признался он. – Образование не то. Я ж с факультета шканцев и комингсов.
– Вы с факультета кронштейнов, – вздохнул Причер, подтягивая к себе «выживалку». – А кто вчера распинался: мол, снаряжение вероятного противника знаю досконально…
– Это Воровский, – сказал Кронштейн. Не очень уверенно сказал.
– Он-то знает… – согласился Причер. – Граната у него как раз наша была. Я едва-едва «Credo» успел прочесть, а он уже чеку на место вставил. Без кольца…
– А говорили – не помню, не помню…
– Теперь вспомнил. Кое-что. Лучше бы не вспоминал – позор такой… Сюда глядите, вы, необученный… Видите – шнур? Всё обучение сводится к энергичному рывку за него.
Пффф! Ранец стремительно раздулся, превратившись в мешок галлонов на двадцать. Причер расстегнул замок, открылась широкая горловина.
– Вытаскивайте.
Кронштейн опасливо запустил руку в мешок, что-то там нащупал и потянул на себя. Мешок оторвался от песка.
– Резче, – не глядя посоветовал Причер, возясь с протезом. – Вы прямо как новобранец. Хм, давненько у меня таких не было…
Кронштейн рванул, и в руке у него оказалось нечто вроде комбинезона с пристёгнутыми высокими ботинками и капюшоном.
– Экая, понимаешь… – сказал психиатр, разглядывая добычу, – снасть. Продукт высоких американских технологий.
– Раздевайтесь и лезьте внутрь. Потом найдёте клапан на пояснице, она сама подгонится.
– А ботинки?
– Хватит придуриваться. Будто не знаете, тут всё с громадным допуском. Обувь держит ногу с восьмой по одиннадцатую.
– И ничего я не придуриваюсь. – Кронштейн осторожно положил «выживалку» под ноги, взялся за свою тельняшку и потянул её было через голову, но полосатая рубаха вдруг лопнула по всей спине.
– А вы так, в одном белье сюда и приплыли? – невинным тоном поинтересовался Причер, глядя на психиатра, сокрушённо обдирающего с себя лохмотья русской военно-морской традиции.
– Фуражка ещё в машине валяется, – сквозь зубы процедил Кронштейн.
– Ну-ну… – Причер встал и полез в машину за вторым ранцем.
– Чего «ну-ну»? Сходите разок в поход на планктон, будете тогда объяснять русскому моряку, как ему себя вести в увольнении на берег…
– Ладно, не обижайтесь. Кстати, планктон уже хорошо видно. Долго ещё?
Кронштейн обернулся к морю.
– Около часа.
Сплюнул и, кряхтя, принялся запихиваться в «выживалку». На поверку это оказался не комбинезон, а почти скафандр, и Кронштейн моментально в нём запутался.
– Помогите, а? – попросил он миролюбиво.
На утряхивание Кронштейна, застёгивание, обхлопывание и временами даже взбалтывание за шкирку ушло минут пять.
– Теперь берёте себя за яйца! – командовал Причер. – Куда полезли?! Не буквально же! За излишек в паху. Так, подобрали. Стойте, я вам плечи дёрну. Тихо, это не больно. Живот втяните хоть самую малость. Стопу в подпятник уприте. Яйца на месте? Не эти, настоящие. Там обжать должно – мягко, но уверенно. Нечего ржать. Голову откиньте немного…
– Да ладно, Причер… – ныл Кронштейн. – Да хватит уже, нормально всё… Ой, щекотно! Ой, не надо!