– Ещё как надо! Теперь стойте не шевелясь. – Причер что-то на поясе комбинезона дёрнул, и «выживалка», до этого пухлая и мятая, свисающая комьями, вдруг преобразилась.
– Ого! – сказал Кронштейн, прислушиваясь к ощущениям. Он даже глаза прикрыл. – Вау!
Теперь на психиатре сидело как влитое камуфляжное одеяние, сплошь в карманчиках с зализанными клапанами. Незащищёнными остались только лицо и кисти рук. Грузный и, чего греха таить, не по-военному рыхлый Кронштейн неожиданно приобрёл вполне подтянутый и даже местами боевой вид.
– Комфортно? – спросил Причер, невольно улыбаясь.
– Супер! Прямо как в нашем походном скафандре. Даже лучше.
– Ха, ещё бы! Вы же этот скафандр с натовской выживалки сдули внаглую. Один в один. Только он у вас движения сковывает, тяжелее раза в полтора и шьётся на фиксированный размер.
– Только он у нас ещё пулю держит, – огрызнулся Кронштейн. – И дешевле вдвое.
– Это если по себестоимости.
– Чего по себестоимости? Откуда вы знаете? Пулю он тоже по себестоимости держит? Бронебойную четырнадцать и шесть на ста метрах?..
– Ой, не могу! «Кувалду» он держит! Ой, мама, помираю! Эйб, в вас когда-нибудь из «кувалды» стреляли?
– В меня из такого стреляли, что вам и не снилось!
– Это из чего же?!
– Не скажу! – отрезал Кронштейн и задрал нос.
– Из бластера в вас стреляли. Точнёхонько в голову, – заключил Причер. – Ладно, вот перчатки, сами подгоните, тот же принцип. А тут, в нагрудном, карта. Изучите её быстренько.
– Чего карта? – хмуро спросил Кронштейн, надевая перчатки.
– Чего в карманах лежит. – Причер мигом сбросил мятую «парадку» и бельё, расстегнул свой ранец, вытряхнул комбинезон и принялся сноровисто одеваться. Даже протез ему не мешал нисколечко. Видно было, что этот человек в «выживалке» если и не родился, то много времени провёл. На всё про всё у него ушла положенная по Уставу минута.
Кронштейн делал вид, что сосредоточенно читает карту, а на самом деле подглядывал.
– А гадить как? – спросил он вдруг.
– Там всё расстёгивается. – Причер нагнулся, подобрал свой парадный китель, с откровенным сожалением его оглядел и начал обдирать многочисленные значки, нашивки и орденские планки.
– А потом, что, снова подгонять?
– Зачем? – удивился Причер. – Она же вас запомнила, выживалка-то. Подгоняются каждый раз заново только ботинки, иначе уж больно неудобно. Видели, там отдельные клапаны есть?
– Ну все у них предусмотрено… – буркнул Кронштейн себе под нос.
– …у вероятных противников, – ласково подсказал капеллан.
– Я этого не говорил. Это Воровский говорил.
– Извините, Эйб, именно вы. Прапорщику Воровскому никто не противник, он с гранатой в кармане ходит. Между прочим, вы не интересовались – зачем она ему?
– Похмеляться, – хмуро сказал Кронштейн.
– Э-э… Извините, не понял.
– Да что вы всё извиняетесь… Граната – на случай, если опять не нальют. Он как-то утром заходит в бар и просит интеллигентно плеснуть на два пальца. Бармен ваш тупой говорит: не положено, рано ещё. А Воровскому надо было через всю базу на какое-то совещание топать. И он на полпути сообразил, что не дойдёт без опохмелки… Ну, раз выпить не дают, взял стакан воды. Сел за столик, воду на пол выплеснул, из кармана – гранату, и в стакан её. Чеку выдернул, стакан с гранатой на край стола отодвинул. На самый край. Вертит кольцо на пальце и говорит задумчиво: пока мне не нальют, буду тут сидеть. А там, глядишь, что-нибудь тяжёлое и гусеничное мимо проедет…
– И?.. – только и смог выговорить Причер.
– Ну и налили ему. Эти ваши гомосеки, которых бармен вызвал.
– А он?
– А что он? Выпил, чеку обратно вставил и пошёл на совещание.
– А они?
– Кто?
– Ну… Полицейские.
– Так и они выпили. И тоже пошли. По своим делам.
– А… а арестовать?
– Кого? Воровского? Да, конечно, сколько угодно.
– Слушайте, Эйб… – Причер помотал головой. – Опять вы мне лапшу на уши вешаете!
– Почему лапшу? Ваши сообщили в порт, оттуда патруль на машине прикатил, Воровского догнал и на совещание отвёз. Майкл неспроста шёл пешком через всю базу – с похмелья боялся за руль сесть.
– М-да… – Причер задумался. – Теперь я понимаю, как мы здесь оказались. Почему нас сразу никто из моря не выловил. Потому что за забором порта начинается зона ответственности русских…
– Вы это скажите адмиралу Улезло, он вас утопит, как котёнка. В его зоне ответственности что попало не болтается. В порту даже говно не плавает – боится.
– Тогда объясните мне, каким образом вот это… – капеллан ткнул себя пальцем в грудь, а на Кронштейна просто злобно глянул, – говно умудрилось выйти в море?
– Элементарно, Причер. На стыке базы и шахтерского городка есть дырка в заборе. Через неё ваши солдатики купаться бегают, когда деньги на бухло кончаются. А работяги со скважины – тем более. Ну, мы эту дырку и расширили слегка. Протаранили.
Причер сжал было виски ладонями, но только хлопнул себя по наушникам шлема-капюшона.
– Какой идиотизм! – простонал он. – Ведь на каждой машине стоит маяк! И личные датчики… И радары обзорные включены постоянно… Такое впечатление, будто нам дали уплыть нарочно!
– Это вас не похмелило ещё, – улыбнулся Кронштейн сочувственно. – Нездоровая подозрительность налицо. Ладно, минут десять-пятнадцать тут поторчим, как раз в норму придёте. А меня, кажется, по новой забирает. Ничего уже не боюсь, готов хоть в джунгли, хоть к чёрту на рога. К зелёному местному чёрту.
– Хорошо, – сказал Причер. – Вы это… привыкайте к выживалке пока. А мне надо… надо сосредоточиться.
– Я понимаю, – кивнул психиатр. – Давайте молитесь. Глядишь, пригодится. Шепните там и за меня пару слов.
– А сами?..
– Да не привык как-то, – вздохнул Кронштейн. – И вообще… Ну с другого я факультета!
Глава четырнадцатая
Лес оказался сумрачным, тихим и удивительно безжизненным. Могучие стволы, хитросплетения лиан, зелёный полог над головой – это всё присутствовало, как и положено в джунглях. А вот того безостановочного живого шевеления повсюду, которым знамениты тропические чащобы, – не было. Причер глядел по сторонам во все глаза, но не заметил даже насекомых.
– Интересно, что тут едят, – пробормотал он себе под нос.
– Чего? – переспросил сзади Кронштейн. – Ни хрена не слышно из-за этих масок дурацких!
– Подключите внешний микрофон, – посоветовал капеллан. – Слышать будете вдвое лучше, чем просто голыми ушами. А со мной вообще-то и по радио можно…
– Постойте-ка, – Кронштейн достал «карту» и принялся её изучать. – А-а, ишь оно как… Всё равно ни звука.
– Тишина вокруг просто гробовая.
– Ой! Надо же, слышу вас. Так что вы сказали, Причер?
– Если застрянем тут надолго, придётся что-то есть. А что?! У нас же с местной флорой и фауной несовместимость.
– Судя по этой карте, я тащу на себе не меньше десяти фунтов концентрированной жратвы, плюс солидный запас воды в таблетках. Да и вы тоже. А кстати, зачем нам тут застревать? Вы же не собираетесь, я надеюсь, топать пешком до базы?
– Вдруг придётся… Ладно, полезли дальше. Как вы думаете, планктон уже на берегу?
– Пора бы… Вот почему и тишина – зверьё всё попряталось.
– Или на базу ушло, – заметил Причер, ныряя под низко висящую лиану. – В гости. Э! Отставить!
– Почему? – удивился Кронштейн. Причер обернулся на характерный щелчок выбрасываемого лезвия и не ошибся: психиатр занёс над лианой мачете. Достал он эту складную живопыру из набедренного кармана так сноровисто, будто всю жизнь прослужил не на русских судах, а в натовской пехоте. «Ох и не прост же ты, голубчик», – подумал капеллан.
– Не стоит попусту ножом размахивать, – мягко сказал Причер. – Что вам, нагнуться сложно?
– А вы думаете, легко – с таким-то брюхом?
– А нефиг было отращивать.
– Я не нарочно. – Кронштейн сложил мачете, сунул на место и, демонстративно пыхтя, кое-как под лианой пролез. – У меня обмен веществ.
– Веществ? Хм… Обмен вещей у вас. На выпивку.
– У нас когда batiushka был, мы вместе в тренажёрный зал ходили, – сказал Кронштейн, игнорируя подначку. – Жалко мужика, не уследил я за ним… Ну, а как он снюхался, я тоже что-то затосковал и бросил эту физкультуру. Слушайте, Причер, а чего вы так боитесь? Уже верёвку какую-то волосатую рубануть нельзя. Она ж дерево!
– А вдруг у неё тоже… обмен веществ? – Причер осторожно раздвинул тонкие высокие стволы и углубился в заросли чего-то, отдалённо напоминающего гипертрофированный папоротник. – Вы её ножом, а она вас – зубами. Кстати, старайтесь идти след в след.
– Попробую, – смиренно пообещал Кронштейн. – Это очень поможет, если на зверя наткнёмся?
– Мы ещё долго не наткнёмся. Я не слышу абсолютно ничего. Похоже, тут даже мошкара не летает.
– А всё-таки?.. Как высунется псевдозавр…
– А я ему в морду, – лениво сказал Причер. – Очень удобно, он как раз человеческого роста. Стоп! Это что?
Со стороны моря донёсся тяжёлый стон. Многоголосый.
– Деревья плачут, – объяснил Кронштейн. – Их едят.
– Плачут?
– Мы однажды выгнали планктон на берег, и микрофоны взяли такой же звук. Планктон, он шипит и чавкает – слышали, как суп закипает? – примерно то же самое. А это деревья. Пойдёмте дальше, Причер. Мы всё ещё слишком близко. Я в последний момент оглянулся – планктона очень много. Широченная полоса. Если не ошибаюсь, нам придётся углубиться минимум на два километра. А если ошибаюсь, так на все три.
– Ну-ну… – Капеллан опять вклинился в заросли. «Довели мы бедную Кляксу до ручки, – подумал он. – Пожирает несчастная самоё себя. Хотела против нас планктоном оборониться, и на тебе… А всё-таки, что же я делал вчера? Какой это был день недели? Не воскресенье ли, часом?»
– Отвратное местечко… – бурчал позади Кронштейн. – А какой чудовищный вонизм! Причер, у вас нос не закладывает?
– Сельва не любит чужих. Потому и воняет. Отпугивает.