Следовало, конечно, доложить своим о последних наблюдениях, но сделать это прямо сейчас Файну просто не хватило духа. Он был подавлен и измотан. Послать донесение он собирался не раньше, чем снова окажется в границах Солнечной, высоко над плоскостью, в которой вращались планеты и ходили корабли.
Экипаж спал. Файну стало тоскливо. Будить людей не имело смысла, их психика явно ещё не отошла от шока. Придёт время – сами проснутся. А почему бы…
Файн убрал почти всю энергию с отражателя, и ускорение просело до единицы. Коммандер проверил состояние воздуха в рубке, нашёл его удовлетворительным, поднял забрало шлема, расстегнул антиперегрузочную маску и принялся надрывно кашлять в гигиенический пакет, освобождая лёгкие от дыхательной смеси. Потом отстегнул ремни и осторожно встал на ноги. Покачнулся, но устоял. И медленно, хватаясь по пути за что попало под руку, двинулся в корму.
Из шкафчика над унитазом он достал пластиковую колбу. Перебросил несколько тумблеров на панели и прислушался к шипению внутри замысловатой конструкции. Удовлетворённо хмыкнул, поднял крышку с нацарапанной поверх грозной надписью «НЕ СРАТЬ». Запустил громоздкую из-за усилительной перчатки, но достаточно ловкую руку в недра унитаза. Выдвинул патрубок с краном на конце, подсоединил к колбе и повернул вентиль. Космический санузел хрюкнул и выплюнул в колбу порцию бурой жидкости.
На любом другом скауте группы F подобные действия означали бы, что орденоносный герой коммандер Файн окончательно сошёл с ума. Но только не на «Рипли». Эксперименты с сортиром Эндрю Вернер, бывший подчинённый Файна, начал ещё на «динАльте». Уж больно хороша была конструкция аппарата, чтобы в него просто гадить. Унитаз был способен на большее.
Файн загерметизировал унитаз и вернулся на своё место. Связался с фонотекой и включил потихоньку музыку. Откупорил колбу, сунул нос в горлышко и понюхал.
– Та-ак, – довольно протянул он. – Приемлемо.
Воровато огляделся, поднял колбу в шутовском салюте, привычно сделал выдох и отхлебнул. Задохнулся. Отдышался. И блеснул глазами.
– Мама родная! – воскликнул коммандер Файн. – Ну, мужики, чтоб я так жил, а вы проснулись!
И жадно выпил снова.
Начальник штаба приказал сбавить ход. Группа F расстегнула маски и переоделась из спецкостюмов в лёгкую рабочую форму. Астронавты радостно плескались в душе и жадно поглощали нормальную человеческую пищу. Но обычного упоения земной гравитацией никто не чувствовал. На группу навалилась такая проблема, какой ещё не было за всю её славную боевую историю.
Олег Игоревич Успенский, трёхзвёздный адмирал космического флота, кавалер орденов и медалей, немолодой и смертельно усталый человек, лежал в своей каюте, повернувшись лицом к стене. Лежал безвольно, как тряпичная кукла. В центре рабочего монитора тлела затухающим огоньком красная точка – оставшийся за кормой Марс.
Это была демонстрация. Кто бы ни зашёл в каюту – а дверь у адмирала была на этот раз против обыкновения не заперта, – первым делом видел проклятую Красную планету. Так Рашен без слов давал понять, что беседы по душам не получится.
Уже сутки, как Рашен устранился от несения службы и лежал молча и неподвижно, отказываясь от еды и упорно не отзываясь на попытки заговорить с ним. Временами казалось, что он просто спит.
Лишившаяся командования группа F продолжала движение к Поясу. Согласно приказу группа сохраняла радиомолчание и не пыталась установить контакт с Сетью.
Но одинокому скауту, который незаметно прилёг в метеоритный кратер на Фобосе, никто не мешал подключиться к частному марсианскому бакену и качать с него последние известия трёх планет.
Едва началась передача, Рашен жадно впился глазами в сводку. А потом, ни слова не говоря, вывел на монитор оптику, установил изображение Марса по центру, откинул койку, лёг и уткнулся в стенку носом.
Формально он никому не передавал командных полномочий. И ошарашенная новостями группа F никаких претензий Рашену не предъявила. Но адмирал вышел из игры сам.
Как он и ожидал, его подставили.
Предательство оказалось несправедливо жестоким.
Группа F выполнила поставленную Адмиралтейством задачу просто блестяще. От марсианской шахты со всем её гражданским персоналом не осталось и следа. Погибли и охранявшие разработку войска. Силы республиканской самообороны во главе с полковником Тоном.
Не было там никакой пиратской базы и в помине.
А был, судя по всему, плотный клубок финансовых интересов. Кому-то эта шахта встала поперёк горла, и этот кто-то готов был на всё, чтобы она перестала существовать. Возможно, Совет Директоров хотел поднять долю уранового экспорта на Марс. Или усложнить взаимоотношения между Ред-Сити и остро зависящей от марсианской руды Венерой.
А на Земле, как нарочно, акционеры колебались насчёт роспуска флота. И нашлась хитрая и безжалостная сволочь, которая увязала одно с другим.
Контр-адмирала Эссекса встречал у главного шлюза Боровский. В этот раз Задница прибыл на «Тушканчик» без охраны и вид имел помятый. От начальника штаба за версту разило перегаром.
– Господин контр-адмирал… – начал было старпом, но Эссекс небрежно от него отмахнулся.
– Перестань, – сказал он. – Не время сейчас. И вообще, мы больше не армия. Пираты мы, Жан-Поль. Уголовники.
Боровский неприязненно скривился, но промолчал.
– Знаешь, что делать-то? – спросил Задница. – Есть идеи?
– Идеи есть, – хмуро ответил Боровский. – Это, конечно, в принципе не моё дело, но, если бы меня спросили, я бы сказал – к Земле надо поворачивать.
– Ха! – Эссекс нервно огляделся, будто разговор мог подслушать кто-то, у кого другое мнение.
– К Земле, – повторил Боровский. – Или к Марсу. Да хоть на Венеру, в конце концов. Но только не бежать.
– А мы и не бежим. Нас полиция ждёт не дождётся.
– Правда, что приказ тю-тю? – спросил Боровский.
– Ага, – кивнул Эссекс. – То есть не совсем тю-тю. На его месте теперь другой приказ. Ультиматум. Требование к Алексу прекратить самовольные действия, сдать группу мне и возвращаться.
– Бедный Алекс, – вздохнул Боровский.
– Не сломался он, как ты думаешь?
– Он просто устал, – сказал Боровский твёрдо. – Вы же знаете, Алекс несгибаем. У него, образно говоря, батарейки сели. Временно. Полежит, отдохнёт…
– Это кто так говорит? Ваш психолог с во-от такими сиськами?..
– Линда. Да, и она тоже.
Эссекс задумчиво поскрёб щетинистый подбородок.
– Отдыхать – времени нет, к сожалению. Давай попробуем его реанимировать.
– Пойдёмте, – сказал Боровский, и они зашагали по пустынному коридору. Боровский молча глядел под ноги, а Задница хмыкал и сопел, что-то соображая.
– Никогда мне не был симпатичен нынешний заместитель по боевой, – сказал он наконец. – А тебе как?
– Никак, – отрезал Боровский.
– Пойдёшь на его место?
– А он? – Боровский недоверчиво покосился на контр-адмирала.
– А он застрелился, – небрежно бросил Эссекс.
– Зачем? – машинально спросил Боровский.
– Не знаю, он мне не докладывал. За последние сутки восьмое самоубийство уже. Сдают нервишки у кровавых садистов. Или как там нас пресса обзывает…
– Вас это волнует?
– Да не особенно, – признался Эссекс. – Просто обидно, что флот похоронили именно нашими руками… Ну так что, будешь восстанавливаться в должности?
– Если Алекс решит…
– А если он вообще ничего больше не решит? – вкрадчиво спросил Эссекс.
Вместо ответа Боровский вдруг остановился, крепко взял контр-адмирала за грудки и шмякнул об стену.
– Задница… – прошипел он с чувством. – Чтобы я таких слов… Ясно тебе, адмирал?! Ты этого не говорил, я этого не слышал!
– Сдурел?! – не повышая голоса, спросил Эссекс. – Опять крыша едет? А ну, руки убрал!
– Не трогай моего русского, понял?! – прорычал Боровский. – Ты его мизинца не стоишь! Жопа штабная! Голову оторву!
– Психопат, – Эссекс по одной стряхнул с себя цепкие руки старпома и сделал шаг в сторону. – Да кто его трогает?! Я так, на всякий случай…
– Я тебе покажу случай, – очень спокойно произнёс Боровский. – У тебя люди стреляются направо и налево, а ты, зараза, самогонку хлещешь. Ты ведь со стыда не застрелишься, а, Фил?
– Коммандер Боровский! Отставить истерику!
– И не подумаю!
– Ну и пошел в жопу! – Эссекс повернулся к Боровскому спиной и зашагал дальше.
Боровский несколько раз с шипением пнул башмаком стену и поспешил следом.
– Я ничего плохого и не думал, – сказал через плечо Эссекс, когда Боровский его догнал. – Я просто беспокоюсь, а вдруг Алекс ещё неделю так проваляется? И никакой он не твой русский. Он наш русский. И ты, между прочим, тоже что-то с собой кончать не торопишься. И вообще…
– Да иди ты… – смущённо пробормотал Боровский в знак того, что препирательства закончены.
– Вот и славно, – кивнул Эссекс, останавливаясь у двери адмиральской каюты и нажимая кнопку.
В поведении Рашена обнаружилась положительная тенденция: теперь он лежал хоть и с закрытыми глазами, но уже носом кверху.
– Здорово, Алекс, – сказал Эссекс, садясь на койку рядом с адмиралом. – Как самочувствие?
Рашен не ответил, только плотнее зажмурил глаза.
Боровский встал за креслом, облокотился на его спинку и устало повесил голову.
– Значит, так, – сказал Эссекс. – Ты, Алекс, можешь не отвечать, я тебе просто обрисую сейчас варианты, которые предлагает штаб. А ты сам решай. Да? Эй, мужик, ты не спишь?
– Да не спит он, – проворчал Боровский. – Вы говорите, Филипп, не беспокойтесь. Когда придёт время, он своё выскажет.
– Хочется надеяться, – заметил Эссекс язвительно. – Хорошо бы пораньше, чем у нас перестреляется к такой-то матери весь личный состав. Ладно, Алекс, расклад такой. Следовать дальше тем же маршрутом штаб полагает бессмысленным. Надо не лезть на рожон, а упредить противника. Флот потерян, это ясно. Группе F кранты. Но стоит побороться хотя бы за наши головы. А значит, нужно тормозить, разворачиваться и идти на Марс.