Две женщины сидели на полу у стены, обнявшись, и горько плакали. Мимо них, воровато озираясь, пробежал на цыпочках флаг-адъютант Мозер, прижимая к груди десятилитровую канистру с самогоном.
Кресла в салоне адмиральского катера были глубокие и мягкие, как на прогулочном судне. Усевшись, Рашен положил ногу на ногу, скрестил руки на груди и принял неприступный вид. Эссекс и Боровский за его спиной о чём-то переговаривались громким шёпотом.
– Жду команду на старт, – доложил Мозер.
– Poyehali, – бросил Рашен.
Мозер с небрежностью опытного пилота хлопнул ладонью по «доске». Стартовые электромагниты оттолкнули катер от стыковочного узла, и судёнышко выпрыгнуло из глубокой пазухи на борту «Тушканчика». Мозер дал тягу, перегрузка возросла.
– Не гони, – попросил Рашен.
– Да, сэр.
– Слушайте, патрон, – сказал Боровский. – Я понимаю, что это не моё дело, но если бы меня спросили…
– Вот заладил – «не моё дело, не моё дело…». Ну?
– Зачем нам этот референдум? Только время теряем.
– Не референдум, а рабочее совещание, – поправил Эссекс.
Рашен высунулся из-за высокого подголовника и внимательно оглядел подчинённых.
– Бунт на корабле? – спросил он ласково.
– Никак нет, сэр! – поспешно гавкнул Боровский.
– Молодец, – Рашен кивнул и отвернулся.
Позади снова зашушукались. Слышно было, как старпом возмущается, а Эссекс его успокаивает. Впереди на обзорном экране компьютер прорисовал силуэт «Гордона». Рашен следил, как проступают среди звёзд очертания невидимого глазу мегадестроера. Неожиданно он вспомнил, как ещё четверть века назад на занятиях по общей психологии доказывал, что бессознательно астронавты должны воспринимать бой в пространстве словно игру в виртуальной реальности. Очень сложно воевать с бесплотным и неосязаемым противником всерьёз. Конечно, до того момента, пока не заработаешь первую в своей жизни сквозную пробоину в борту.
Но вот парадокс: если тебя подстрелили, а ты выжил и смог отрефлексировать, что же, собственно, произошло, война в космосе не становится для тебя реальнее. Ты просто начинаешь её бояться. Обижаешься на то, что за ошибку в игре тебя всерьёз ударили. А дальше только два пути. Либо ты навеки испугаешься – как Мозер, например, – либо весь остаток боевой жизни пройдёшь рука об руку с нервными расстройствами, а то и психическими заболеваниями.
В колледже Рашен читал воспоминания морских офицеров времён Заварухи и навсегда запомнил, как отзывались бравые мореманы о бесстрашии сухопутных войск. «Мы работаем за компьютерами и решаем некую почти абстрактную задачу, – писал опытный флотоводец. – Никаких сверхъестественных личных качеств для этого не требуется. А вот чтобы, сидя в окопе под огнём, заорать „ура!“ и броситься вперёд, нужно большое мужество. Это совсем не похоже на то, что испытываем мы. Конечно, в случае ошибки, если в нас попадут… Ну, последствия могут быть не из приятных. Но всё равно, вздумай я у себя на мостике заорать: „Ура! В атаку!“ – на меня посмотрят с глубоким удивлением. Наша война – это просто такая работа, в первую очередь работа интеллекта, где эмоциям нет места, потому что они могут исказить решение задачи и оказаться в конечном счёте гибельны для корабля».
Уже лейтенантом Рашен осознал правоту этих слов на собственном опыте. Но в море было хотя бы само море, осязаемая в своей опасности враждебная среда вокруг. А космос, ничуть не менее смертельный, чем вода, казался бесплотным и пустым. Субмарину можно засечь тремя-четырьмя довольно простыми способами. На поиск чёрного, как пустота, и отлично заэкранированного боевого космического корабля нужны десятки сложнейших методик. И если от убитой подлодки всплывёт на поверхность хотя бы масляное пятно, то межпланетный дестроер с пробитым реактором гибнет беззвучно, и после взрыва искать нечего.
Романтики в космической войне не оказалось ни на грош. Ничего общего с земными реалиями тоже. И удовольствие от победы страдало излишней абстрактностью. Но со временем его выдумали люди. Каждый находил для себя в безумных гонках среди тьмы что-то особенное, своё. И каждый знал, что если после боя не хлопнешь коллегу по плечу, в следующий раз тот может сплоховать. Из этого взаимного одобрения, постоянного внимания к успехам товарищей и выросли особые отношения в экипажах: подчёркнуто тёплые, доверительные, фактически родственные. Наверное, поэтому среди астронавтов не было семейных пар, а сексуальным контактам, изредка случавшимся на отдыхе внизу, никто не придавал особого значения. Навигаторы, «пушкари», техники, проводя большую часть времени в иллюзорном мире полётов меж планетами, занимались самообманом. Они убеждали себя, что их постоянная игра со смертью и есть настоящая жизнь. В противном случае они бы слишком часто ошибались и пренебрегали опасностью.
Но поверить в то, что неуклюжее барахтанье внизу – это как раз жизнь реальная, могли немногие из них. Тем более что в последние годы, особенно после неудачной уже по замыслу второй марсианской кампании, Земля отвернулась от своих верных солдат.
Рашен помотал головой, отгоняя тяжёлые мысли, вздохнул, и бормотание за спиной тут же прекратилось. Эссекс и Боровский синхронно подались вперёд, пытаясь заглянуть адмиралу в лицо. Им все ещё было немного боязно: а не передумает ли тот командовать.
Катер изящно подрулил к борту «Гордона» и повёл тупым носом, выцеливая причальную мишень.
– Все уже здесь? – спросил Рашен.
– Здесь, – кивнул Эссекс. – В малом конференц-зале.
– Там же экран вот такусенький, – упрекнул его Рашен.
– Зато уютно.
Рашен недовольно цыкнул зубом, но вспомнил, что у начальника штаба агорафобия, и решил его лишний раз не обижать.
– Всё будет нормально, Фил, – сказал он. – Не мандражируй.
– Это ты себя убеждаешь? – ляпнул Эссекс. Боровский ткнул его локтем в бок и состроил жуткую гримасу.
– Ерунда, – сказал Рашен. – В чём мне себя убеждать? Наоборот, у нас впереди самое интересное… Просто море веселья.
– Да? – искренне удивился такому выводу Эссекс.
– Разумеется. А тебе, Фил, разве не надоело, как мы до сих пор воевали?
– А как мы воевали? – Эссекс озадаченно посмотрел на Боровского.
– Мы же теперь не армия, – объяснил Рашен. – Мы самая что ни на есть пиратская эскадра. Хотя бы на ближайшее время. Пока не докажем, что нужны Земле.
– И что? – осторожно спросил Эссекс. Он давно понял, что в непринуждённой беседе с русским проще спросить, чем самому догадаться. Очень уж у Рашена бывали неожиданные концепции.
– А то, что корсарам положено быть поддатыми и расслабленными. Знаешь, сколько у нас выпивки? Сейчас всё совещание так надерётся… Не сразу, конечно, а когда решим, как дальше жить. По поллитра на рыло! Мозер расстарался. Кстати, сволочь ты, капитан.
– За что?! – возмутился Мозер, не поворачивая головы. Он сейчас аккуратно подводил катер к шлюзу.
– Я же сказал тебе – всё не отбирать!
– Обижаете, сэр. У них две канистры было. Они сами мне одну и вручили. Сказали, если надо, ещё сделают.
– Ты узнал, где у них аппарат? – тут же спросил Боровский.
– Ой, это безнадёжно! – рассмеялся Эссекс. – Все самогонные аппараты на кораблях – изделия двойного назначения. У меня на «Роканноне» доктор выгонял почти настоящий спирт через искусственную почку. На десантниках бражку настаивают в системах промывки оптики. Там бачок на десять литров и такие гнутые патрубки…
– Это ты что-то загнул, – не поверил Боровский.
– В бронетранспортёрах! – объяснил Эссекс. – Эх ты, а ещё туда же – боевая часть…
– Да я этих десантников в жизни не видел. И вообще…
– У Абрама, по-моему, в унитазе что-то такое было, – неожиданно упавшим голосом произнес Рашен.
Все затихли. Скаут Файна до сих пор не подал голоса. Катер без малейшего сотрясения прилип к шлюзу.
– Ювелирная стыковка, – заметил Мозер. – Даже самому приятно. Господин адмирал, давление уравнено. Открываю люки.
– Ты хорошо водишь малотоннажники, – сказал Рашен печально. – Но Абрам – ещё лучше.
– Я помню, Oleg Igorevich, – кивнул Мозер. – Вы не спешите с выводами. Старина Эйб не даст себя угробить. Ни чужим, ни нашим.
– Да, наши-то пострашнее чужих будут, – усмехнулся Эссекс, вставая. – Ну, Алекс, пошли?
– Страшнее группы F в обитаемой Вселенной нет ничего, – твёрдо сказал Рашен. – Зарубите это себе на носу. Пока мы это помним – будем живы. А как забудем – нам pizdets.
Он тяжело поднялся на ноги и, сутулясь, пошёл к выходу.
Мегадестроер «Джон Гордон» внешне представлял собой угловатую летающую тарелку километрового диаметра. Теоретически корабли серии 105 проектировались универсальными боевыми машинами. На практике же, как любое многопрофильное устройство, каждую из возложенных на него функций по отдельности «Гордон» выполнял так себе. Земляне уяснили это, когда «сто пятых» было построено уже десять штук. В итоге несколько монстров переоборудовали в десантные баржи, один торжественно вручили полицейским, а два подсунули группе F. Полиция свой дредноут переделала в мобильную военную базу. Бригада Attack Force на «Гордоне» устроила передвижной штаб, а «Старк» таскала за собой для поднятия авторитета. В основном он работал складом боеприпасов, мог в случае чего послужить летающей крепостью, а лучше всего исполнял роль страшилки для окопавшихся внизу. Ракетно-бомбовая нагрузка была у него вполне достаточная, чтобы группа F чувствовала за собой крепкий тыл.
Одного у всех «сто пятых» было не отнять. Более неистребимого судна в истории человечества не изобретали. Запас прочности эта хреновина имела невообразимый, а мощь заградительного огня такую, что за одним-единственным БМК могла укрыться целая эскадра. Зашибить «Гордон» с поверхности вообще нереально, а победить в открытом космосе – чистой воды научная фантастика. Три реактора (ходовой, огневой и резервный), восемь отражателей, здоровенные кормовые батареи, надёжно прикрывающие хвост. Все это хозяйство делало мегадестроер вещью одновременно бесполезной и внушительной. Поднаторевший в истории Эссекс, пересев на «Гордон», частенько упоминал многовековой давности казус с немецким морским бэттлшипом, который так ни разу и не участвовал в бою из-за своей чрезмерной разрушительной мощи. Стоило ему высунуться из порта, как все разбегались. Некоторые исследователи вообще ставили под сомнение, что страшная махина хоть раз куда-то выходила из доков – ведь для успеха операции достаточно было просто заикнуться вслух, будто чудовище собирается в поход. Эссекс в этой связи многозначительно упоминал, что так на стоянке злосчастное судно и разбомбила авиация.