– Неправильно живём, как ты сам заметил.
– Вы меня не сбивайте, шеф. Я, например, горжусь тем, что наш «Тушканчик» на самом деле – «Пол Атридес».
– Пол Атридес установил во Вселенной мир. Но для этого ему пришлось сначала развязать войну, которая уничтожила десять миллиардов человек. Он был потомственный аристократ, король, и для него это было нормально. А для нас…
– Мы военные, шеф. Для нас это тоже нормально.
– Да ни хрена это не нормально!!! – взорвался Рашен. – Не хочу я больше воевать!
– А придётся, – сказал Боровский. – Начнём со своих, а кончим чужими. Иначе никак не получится. Снимите розовые очки, драйвер. Когда мы придём к Земле, нас ждёт бой. Не простит нас Совет Директоров. И в чужую угрозу он не поверит. Будет драка. И нужно будет победить.
Рашен молча уронил голову на грудь.
– Так я пошёл? – спросил Боровский, вставая со стола.
– Выпить принеси, – сказал Рашен очень тихо. – Пожалуйста.
Средний боевой корабль серии 100 «Пол Атридес» был на полпути к Земле, когда прямо у него перед носом возникла совершенно не похожая на звездолёт блестящая кривая штуковина. Не сообрази Рашен, что это, «Тушканчик» протаранил бы загадочное явление в момент. Одно дело рассматривать чужака на картинке, и совсем другое – когда он вдруг появляется у тебя на обзорном экране. В первую очередь ты не веришь в реальность происходящего. Когда впереди серебристо замерцало и среди тусклых сполохов нарисовался чужак, Ива первым делом потянулась к лицу протереть глаза. Странная реакция для опытного астронавта, у которого застегнута усилительная маска.
Да и все остальные в ходовой рубке до того обалдели, что толку от них оказалось чуть.
А до удара носом было секунд тридцать. По космическим меркам всё равно что ноль. «Тушканчик» хоть и числился в реестре Адмиралтейства «средним боевым планетолётом», но всё равно был для таких резких манёвров чересчур здоров. Вздумай Ива повернуть, круизер принял бы чужого бортом, где-то в миделе, как раз напротив основных помещений рабочей зоны. Про такие удары говорят: «Ну-ка, замени корабль». Да и тупой нос круизера на таранные атаки тоже не был рассчитан. Биться о врага мордой не так опасно для экипажа, как боком, но с выхлопными отверстиями носовых батарей можно проститься.
В момент контакта «Тушканчик» шёл неподалеку от секретного информационного бакена группы F. Чтобы попасть к нему, понадобился небольшой крюк, но этот маршрут заказал Боровский. Дотошный старпом вспомнил, что бакену пора делать осмотр, и уговорил Рашена немного изменить курс. Рашен, который после беседы с Рабиновичем все ещё пребывал в меланхолии, разрешил. Похоже, он рад был теперь любой задержке в пути. «Тушканчик» слегка забрал влево, прошёл вплотную от бакена, и Боровский как раз, удовлетворённо хмыкая, разглядывал его в сканер-телескоп, когда приключение началось.
Рашен сидел на своём рабочем месте, чуть позади и выше старшего навигатора, когда взвыла сирена опасного сближения. С этого момента время в ходовой рубке спрессовалось, и всё, что случилось дальше, заняло меньше полминуты. Никто в рубке, принимая решения, не раздумывал. Астронавты просто спасали корабль.
Это было совсем не похоже на космический бой. А вот на дружный жест отчаяния тянуло вполне.
Услышав сирену, адмирал встрепенулся, поднял глаза на обзорный экран и заорал:
– Фо-о-окс!!!
Самая правильная команда, если не уверен, что твои орудия готовы к стрельбе. Впрочем, Рашен и так знал: накопители сейчас пусты. Он просто надеялся, что бомбардир что-нибудь придумает.
Вылупивший глаза на чужого Фокс очнулся и взвыл:
– Не-е-ет!!!
Головной лазер «Тушканчика» выводился на режим около двадцати секунд. Бить с нулевой дистанции по загадочному судну, характеристики которого неизвестны, плохая идея. Чужой мог от попадания рвануть похлеще китайской водородной бомбы над Нью-Йорком.
И тогда Рашен крикнул:
– Кенди! Сжечь его!!!
Ива, не раздумывая, воткнула пальцы в «доску». Кормовые отражатели погасли. Круизер натужно взвыл, оттолкнулся от пустоты боковым выхлопом с носа, тяжко содрогнулся и яростно пнул космос в противоположную сторону с кормы.
Теоретически этот манёвр был возможен. Но выяснить на практике, хватит ли у маневровых двигателей упора для таких фокусов, до сих пор никто не решался. Во-первых, незачем было, во-вторых, уж больно жалко корабль.
Упора хватило. Более того, бессовестно вздрюченный «Тушканчик» не пошёл винтом и не закувыркался. Он просто встал на уши, как его и просили. На полном ходу круизер перевернулся задом наперёд. И снова врубил полный.
И будто с размаху ударился о стену.
Над головой Рашена кто-то пролетел и с отчётливым хрустом размазался по обзорному экрану. Кажется, связиста выкинуло из кресла. Пристёгиваться надо.
У Рашена потемнело в глазах, он зажмурился. Оптика переключилась на кормовые объективы, но всё равно по центру экрана красовался распластанный астронавт, заслоняя чужого, который попал прямо в сердце маленького солнца.
«Тушканчик» летел кормой вперёд, и в недрах круизера с треском сыпались переборки. Их сломало ещё первым ударом двигателей, а теперь они уже просто разлетались в клочья.
Рашен с закрытыми глазами подсчитывал, сколько людей внутри корабля могло быть к моменту кувырка в свободном движении.
В наушниках стоял многоголосый крик боли.
Ива резко убрала тягу. Ошпаренный чужак уже проскочил точку наивысшей температуры выхлопа, а энергия нужна была Фоксу, чтобы добить его из кормовых батарей.
Внутренности «Тушканчика» ещё раз тряхнуло, и на миг людям показалось, будто они валятся на пол. Но мгновенная невесомость тут же прошла – включились гироскопы рабочей зоны, раскручивая её до земной силы тяжести.
Пострадавший связист отлип от экрана, рухнул на пол, и стало хорошо видно, как буквально в двух шагах прямо по курсу плавится чужой. Его корпус расползался, как масло на сковородке. Одной секунды в пламени выхлопа хватило загадочному и страшному чужаку, чтобы превратиться в студень.
Не так уж он оказался крут.
Фокс выстрелил. «Тушканчик» опять дёрнулся, и Рашен с надеждой подумал, что этот рывок на сегодня последний. Четыре кормовые батареи дали залп, и четыре огненных шара размазались по корпусу чужого. Электроника подрисовала на экране невидимые в безвоздушном пространстве лучи, и рядом с каждым «100/100/100». Полная мощность лазера на выходе, сто процентов вероятности поражения, сто процентов мощности реализовано на поверхности цели.
– Ого! – сказал Фокс.
Чужого не разорвало на куски, он не взорвался и не рассыпался в пыль, как это случалось при стрельбе по человеческим кораблям. А этого просто раздавило. В местах попаданий расползлись вмятины, будто чужака стукнули туда огромной кувалдой, и его размякший корпус вдруг странным образом вывернулся наизнанку. Вместо красивой и жутковатой в своей чужеродности серебристой загогулины на экране теперь был серый оплавленный комок непонятно чего.
Ещё чужого отбросило с курса. Фокс ударил его под небольшим углом, насколько это было возможно при стрельбе почти в упор, и останки противника сейчас медленно проплывали в сотне метров от борта «Тушканчика».
– А небольшой, – сказал Рашен в наступившей тишине. – Примерно как наш дестроер.
Рядом скрежетнуло: Боровский расстегнул маску. Рашен вспомнил, что теперь это можно сделать, и тоже потянулся к замкам на шее.
– Двадцать пять секунд на всё про всё, – просипел Боровский и закашлялся.
– Ты живой? – спросил Рашен, массируя лицо. – Посчитай тогда потери в свободной вахте. Думаю, человек двадцать мы сегодня поломали. Да и в отдыхающей у нас тоже не все по койкам лежат… А из тех, кто лежит, не все пристёгиваются.
– Теперь будут, – пообещал Боровский, с трудом выдирая себя из кресла. – Жизнь научит. Слушай, откуда он взялся, а?
– Это нуль-Т, – сказала Ива. – Он возник ниоткуда.
– А может, он просто маскировку выключил, – предположил Фокс, доставая сигару и зажигалку.
– Нет, Майк, я же всё-таки пилот. Я видела. – Ива посмотрела на монитор диагностики и взялась за свою контактную доску.
– Кенди! – позвал Рашен. – Не надо, милая. Не переворачивай нас обратно… Давай сначала посмотрим, все ли на месте. Не верь диагностике, могло кабели порвать. Отдыхайте пока, ребята.
Толстые щёки Фокса были все в мелких красных точечках: от перегрузки выдавило кровь. У Ивы на скулах медленно вспухали синяки.
– Доктор Эпштейн, – сказал Рашен в микрофон. – Ты цел, док?
– Так точно. Несмотря на все ваши усилия, патрон. Что это было?
– Экстренное торможение переворотом. А как Линда?
– В порядке.
– Тогда отправь её по кораблю оказывать неотложную помощь, а сам – ко мне в ходовую. У нас, похоже, труп.
– Я думаю, не только у вас, патрон.
– Этот главный. Он тут у меня всё захламляет. Не сможешь его починить, так хотя бы дай заключение о смерти. И возьми у Жан-Поля ребят из дежурной вахты. Они как раз сейчас потери будут считать. Пусть для тебя перетаскивают кого надо.
– Да, сэр.
Ива отстегнулась, встала и подошла к телу связиста, лежавшему на первый взгляд мертвее мёртвого. Прозрачные «глаза» маски оказались красны от крови, залившей их изнутри. Связист был добрый парень и в общем толковый астронавт. Но сам напросился. Если выживет, Рашен с него три шкуры спустит и прогонит вниз. Навсегда.
– Надеюсь, ты не переживаешь, Кенди? – спросил Рашен, играя контактами «доски» и вглядываясь в показания диагностической системы.
– Надеюсь, я не убила никого, о ком буду плакать, – честно сказала Ива. Запнулась и повернулась к адмиралу. На лице её отразился с трудом сдерживаемый ужас.
– Беги, – сказал Рашен. – Беги, девочка.
И она побежала.
Ива нашла Вернера только через двадцать минут. Эндрю сидел на полу боевой рубки и, злобно рыча себе под нос, ковырялся в большой куче микросхем. Рядом понуро стояли двое техников, один с забинтованной головой, другой с рукой на перевязи. У самого Эндрю на лбу красовалась здоровая ссадина, наспех залитая клеем. И одет он был вместо спецкостюма в лёгкую рабочую форму.