– Спасибо, я эти файлы читал, – перебил Лурье капеллан. – Только в них ни слова о том, откуда крокодилы берутся. А о том, что органов размножения у этих животных почему-то не обнаружено – очень даже много слов.
– И что?
– Пока не знаю. Но вам не кажется, господа офицеры, что в таком загадочном мире стоило бы вести себя поосмотрительнее с местной фауной?
Лурье демонстративно огляделся.
– Джунгли как джунгли, – сказал он. – Ничего особенного. Вы ведь, насколько мне известно, служили именно на таких планетах, святой отец. Вам ли не знать, как трудно что-то сделать с джунглями. Ты в них вгрызаешься, а они в это время тебя грызут. Стоит на миг отступить, они уже вернулись, всё по новой заросло, и пакость разная лазает как ни в чём не бывало.
– Я не знаю, – капеллан потупился, – но мне кажется… По-моему, этот мир только похож на другие. А на самом деле он удивительно хрупкий.
Тут уже в голос захохотали все трое майоров.
– Да уж! Хрупкий! – Виллис даже в ладоши захлопал.
– Ладно, хватит над святым отцом издеваться, – сказал Лурье, отсмеявшись. – Ему по долгу службы положено задумываться о философских вопросах – да, отче? Глубинные проблемы бытия, и всё такое. А мы простые смертные и решаем простую задачу. Даём на-гора креатинчик. Между прочим, господа, я слышал, на Земле в элитных барах уже предлагают с ним коктейли. Бокал – за тысячу! Креатина микроскопическая добавка, а бегаешь потом всю ночь как заведённый. Ну, и не только бегаешь, сами понимаете…
– Я себе представляю, – хмыкнул Виллис. – Разврат, мордобой, вождение в нетрезвом виде, нарушения общественного порядка. И за жопу особенно не возьмёшь – богатенькие. Имели дело. Почему я, думаете, в армию перевёлся?
– У кого чего болит… – пробормотал Лурье.
Крокодил на флагштоке принялся ворочаться и хрипеть. Причер сморщился.
– Во даёт! Будто тоже креатину нажрался! – восхищённо сказал Лурье.
– Можно на прощание один бестактный вопрос? – обратился к нему Причер.
– Конечно. Слушайте, падре, я вас не того… не обидел? Выглядите вы неважно.
– Не беспокойтесь, меня обидеть трудно, – буркнул Причер, а сам подумал, что после сегодняшнего эксцесса с мичманом Харитоновым весьма в этом сомневается. Ему уже хотелось самого Лурье пристрелить на пару с несчастным крокодилом. – Вопрос такой. Зачем вам креатин? Что он значит для вас лично?
Лурье достал грязноватый платок и медленно промокнул вспотевший лоб.
– Хм… Бессмертие. Возможное бессмертие, – произнёс он медленно. – Да.
– А для чего вам бессмертие? Что вы с ним будете делать?
– Ну это же элементарно, святой отец, – улыбнулся Лурье. – Я надеюсь остаться навсегда таким, какой есть сейчас. Тридцать три года. Возраст Христа, между прочим. Никакой старости. Если откровенно, не люблю старых и дряхлых. Они меня раздражают. Гляжу на них и думаю – неужели и я сам когда-то буду такой? Вот, наверное, и весь ответ.
– А я перетрахаю столько баб, сколько мне смертному и не снилось! – сообщил Джефферсон. – Миллиард! Честно! Ну люблю я их.
– А я… – вступил было Виллис.
– А тебе наконец-то хватит времени переловить всех негодяев до единого, – перебил его Джефферсон. – Ты представь, коп, какая это должна быть жуть для бессмертного – пожизненное заключение!
– Что я, по-твоему, рехнулся? – всерьёз обиделся Виллис. – Дослужу до пенсии, уволюсь и буду путешествовать. Наконец-то увижу мир. Всегда мечтал.
– До пенсии? – Лурье что-то соображал. – Между прочим, а когда наступает пенсионный возраст у бессмертного? Допустим, ты в семьдесят уволился – и что, корми тебя потом, тунеядца, до второго пришествия? Эдак вся экономика полетит к чертям собачьим!
– Если правильно работать с фондами… – начал Джефферсон.
– Спасибо, господа, вы мне очень помогли, – сказал Причер грустно, завёл двигатель и тронул джип с места.
Лурье, все ещё стоявший перед капотом, уступил машине дорогу. Причер отъехал ярдов на двадцать, свернул к выезду с плаца и вдруг опять рванул из-под сиденья бластер.
Не сбавляя хода, он произвёл два выстрела по висящему на флагштоке крокодилу. Одну пулю в головной мозг, другую в крестцовый. Выжал до отказа газ и унёсся в направлении порта.
Крокодил в последний раз дёрнулся и затих, теперь уже мертвее некуда.
– Снайпер, – заключил Виллис.
– Бывают морские козлы, – произнёс Лурье с ненавистью, – а случаются ещё и церковные. Пацифист сраный. Философ хренов. «Зачем вам креатин?» – передразнил он капеллана. – Надо, понял?!
Глава девятая
Яростно топча педаль газа, Причер гнал машину в сторону моря. Попутно капеллан пытался убедить себя, что не может быть на базе заговора, имеющего целью свести его, капитана Причера, с ума. Не того полета крокодил.
Но с какой тогда стати вполне приличные военные, офицеры, постоянно изображают перед ним придурков? Заняться им больше нечем?
Или это страшный знак того, что их бессознательное чует приближение неотвратимой гибели? Причер читал о похожих массовых феноменах, но в жизни, слава богу, ничего подобного не видел. И не хотел бы увидеть на Кляксе. Не хватало ещё таких метафизических намёков на то, что прикидки капеллана относительно судьбы базы верны.
«Следующую атаку мы скорее всего отобьём. А потом либо эвакуация, либо конец. Бесславный и, главное, ну такой бессмысленный! Прямо хоть со стыда дезертируй. Только на мне, в отличие от некоторых, целых две присяги».
Капеллан почувствовал, что сейчас во что-нибудь врежется, и остановил машину. Вытащил из бардачка сигару, закурил и попытался хоть немного успокоиться. Не вышло. Он был совершенно выбит из колеи. В ушах отдавался голос хриплого, перед глазами стояла безобразная сцена на плацу.
Просто невообразимая сцена. Два человека, облечённых колоссальной властью и ответственных за судьбы множества бойцов, готовы были на полном серьёзе подраться из-за совершенной ерунды. Вроде и не верится – а вот он, бьющий в глаза факт. Неужели они и вправду такие?
Не станут же старшие офицеры – люди образованные, просвещённые – разыгрывать перед скромным гарнизонным капелланом целый спектакль! Причер вспомнил, какими увидел их впервые, за завтраком в столовой. Перед ним предстала армейская элита. Битые службой мастера, для которых личные и боевые качества человека превыше чинов и должностей. Опытные профессионалы, знающие, когда можно обойти букву Устава, но уважающие его дух. И ещё – взрослые люди, способные относиться к себе со здоровой иронией. Они тогда все до единого понравились ему. Даже зануда Виллис, который так артистично зануду изображал.
Причер знал таких военных и любил их всем сердцем. Матёрые дядьки, видевшие множество смертей, умели каждый отпущенный им день проживать со вкусом, словно он единственный. Пусть это будет не День благодарения, а всего лишь «парково-хозяйственный день»… Вспомнилось, как на приснопамятных Чёрных Болотах молодой Кэссиди, тогда ещё лейтенант, стоял (лежал, если честно) дежурным по парку техники – а мимо его палатки уж больно лихо, с понтом он тоже боевая машина, пронёсся малый сапёрный тягач. Кэссиди одним прыжком оказался на улице, заорал своему механику: «Заводи! Покажем этой мандавохе, как надо ездить!», – и парк добрый час оставался без присмотра, зато сапёры потом по собственной инициативе бутылку принесли.
Ну не могли такие люди, хоть ты тресни, столь легко и непринуждённо рыть себе яму! Настолько презирать союзников, чтобы не договориться с ними об огневом взаимодействии! Загадочным образом промотать громадный запас реактивного топлива и потом уродовать стрелков на периметре! В последнюю секунду увернувшись от верной гибели, едва отдышавшись, не помолившись, устроить грызню вокруг раздавленного джипа! И клыками волчьими, когтями тигриными держаться за Кляксу. Прозакладывать души и головы идолу бессмертия. Даже не реального, а пока что совершенно мифического! Тут нужен был серьёзный мотив, и Причер, как мог, пытался уяснить, в чём же он состоит.
Увы, на данный момент самой мощной и относительно логичной выглядела мотивация человека, назвавшегося Харитоновым. То ли вконец запутавшегося, то ли слегка ненормального. Русского ортодокса, поимевшего наглость за каким-то совершенно непонятным хреном припереться в мультикатолический храм и обдать помоями ни в чём не повинного священника. Но это хамло – скорее всего больное на голову – хотя бы имело в оправдание своего отступничества некую богоборческую теорию («Потому и имело, что больное!» – подумалось капеллану). А что же у других? Так, мелкие страстишки. За которые настоящие люди и офицеры на верную смерть не пойдут.
Или пойдут?!
При таком раскладе даже господин полковник с его пакетом акций за пазухой и твёрдым материальным интересом гробить подчинённых выглядел в глазах капеллана более-менее ничего. Во всяком случае, понятно. Он хотя бы за деньги.
«А может, именно ты, Причер, главный дурак во всей этой истории? Превратился за пять лет священничества в благодушного добрячка-идеалиста. Так долбился об пол лбом, что вбил себе в голову, будто плохих людей нет. А зло вовсю подтачивало души. И даже явилось лично, в концентрированном виде, приняв облик хриплого мичмана. Отодрало тебя, прямо скажем, как конный варвар пешую монашку. А ты, паладин фигов, рыцарь-храмовник кастрированный, только зубы стиснул! Слышь, капитан, не пора ли активно воспротивиться злу?»
Но как?!
Крест сколотить из двух скамеек, вскарабкаться на крышу храма и там самолично распяться на фиг. «Блестящая идея, господин капитан. Главное, свежая и оригинальная. Предыдущий ненормальный священник до неё самое чуть-чуть не додумался.
Выпить и забыть. Весьма заманчивый вариант. Успешно апробированный моим русским коллегой, чтоб он был здоров. Вдвойне плагиат – наш ведь тоже керосинил неслабо.
Как достучаться до людей? Как объяснить, что главная война на Кляксе идёт в душах самих военных? Убивая изнутри, выжигая дотла человеческое. Да подавитесь вы своим креатином, будь он проклят!