– Здравия желаем, святой отец! – донеслось из-под маски. – Вам кого?
– Капитан-лейтенанта Кронштейна, если можно.
– Попробуем, – один из охранников скрылся в дежурке. У русских была закрытая система коммуникации, выйти на которую с базы мог только оперативный дежурный. Если офицеры НАТО не расставались с мобильными терминалами, то русские, вспомнил Причер, выбираясь за ворота порта, даже раций с собой не брали. Такие вот союзнички. В кабак наш ходят и на гауптвахту натовскую иногда попадают, а прослушки боятся всё равно. Чем очень расстраивают отделение электронной разведки. Которое должно было по идее комфортно сидеть на базе, обставившись приборами, и русских подслушивать. А вынуждено оказалось заниматься нормальной боевой работой – по джунглям лазать и датчики слежения расставлять.
– У него приём сегодня! – крикнул из дежурки охранник. – До позднего вечера! Хотите оставить сообщение?
– Не хочет, – раздался из-за ворот знакомый голос. – Незачем. Сегодня я буду Кронштейн.
Ворота откатились в сторону, за ними стоял, улыбаясь, прапорщик Воровский и делал приглашающие жесты.
Охранники возбуждённо затараторили по-русски. Воровский напыжился и произнёс короткий монолог, секунд на тридцать, от которого охрана впала в ступор.
– Может, не надо? – спросил Причер.
– Ещё как надо! – заверил его прапорщик. – Я же вижу.
Деморализованная охрана, неодобрительно мотая головами, расступилась.
– Загоняйте машину, чтобы перед воротами не отсвечивала, – скомандовал Воровский. – Сюда, в отстойник. Потом чистка обуви – и милости просим на поправку здоровья. Давайте, падре, вперёд.
Причер секунду поразмыслил, вздохнул и подчинился. Самочувствие у него сейчас было на уровне использованного носового платка, и рюмочка-другая пришлась бы очень кстати.
«Да и куда мне идти-то? – подумал капеллан, заводя машину на стоянку. – Некуда. И не к кому».
– Правильное решение! – поддержал капеллана Воровский, когда тот загнал машину на парковку и потопал к знакомой уже механической щётке.
– Вы что, специально меня караулили? – спросил капеллан подозрительно.
Воровский в ответ только фыркнул.
– Виноват, господин прапорщик. Строго не судите – день безумный выдался, скоро на людей кидаться начну.
– Оно заметно. Вы меня, падре, извините, но на вас просто-таки лица нет. Так что военная-полевая психиатрия в лице доктора Кронштейна, ввиду занятости по службе выступающего сегодня в моем скромном лице…
– Слушайте, а ведь у вас совсем нет акцента! – восхитился Причер. – Я раньше не обращал на это внимания и только сейчас догадался почему: потому что акцента действительно нет! И у Кронштейна тоже нет. Как так?
– Больной, не перебивайте! Ну-у, я такую роскошную тираду закатить хотел, а теперь мысль потерял. Нет акцента. Конечно, нет! Кто бы меня с акцентом послал на натовскую базу? Пришлось устранить. Что, почистились? Тогда держите намордник, облачайтесь, и за мной.
Воровский шагнул в узкую неприметную щель между рядами контейнеров, Причер не без труда протиснулся за ним. Двигались они, предположительно, вдоль портового забора, куда-то влево, но вскоре прапорщик начал делать финты, ныряя в боковые проходы, и уставший соображать Причер перестал отмечать направление.
– Хотите сказать, плохое американское произношение закрыло бы вам дорогу на Кляксу? – спросил Причер.
– Не только сюда, на любой американский объект. Приказ Главного Политуправления. У нас даже матросы – да вон, дневальные у ворот хотя бы, – без акцента говорят. Конечно, они знают слов триста от силы, но зато произношение чуть ли не в подкорку вбито.
– И зачем?
– У вас какое гражданство, Причер?
– Ну, Соединённых Штатов, – ответил капеллан в лёгком недоумении.
– А у нас – Российской Империи! – сообщил прапорщик так гордо, что даже подрос немного. Плечи расправил, наверное.
– И чего? – окончательно растерялся Причер.
– Разницу не чувствуете?
– Если честно – не очень.
– Да и хрен с вами, – милостиво разрешил Воровский и опять свернул. Причер тупо повторил его манёвр. Стало заметно светлее: наверное, они подобрались к самому краю лабиринта.
– И за воротами нам запрещено по-русски болтать, – сказал прапорщик, осторожно выглядывая из коридора на свет. – Только американский.
– А чего ж вы пару минут назад с охраной?.. – подловил Воровского капеллан.
– Я в порту стоял, – отрезал прапорщик. – Ну, пришли. Сейчас короткая перебежка, и окажемся непосредственно в моей уютной психиатрической клинике… – Он ещё немного повертел головой, оглядываясь. – Та-ак… Крупных хищников не обнаружено, мелких вроде бы тоже. Значит, падре, я вам дверь открою, а вы ныряйте. Ну, за мной!
Они выскочили из коридора, пробежали рысью пару дюжин шагов по открытому месту и оказались у неприметной двери в стене приземистого длинного здания. Воровский мазнул по замку невесть откуда появившейся в руке карточкой и рванул дверь на себя. Капеллан впрыгнул в открывшийся темный проём, обнаружил фута через три стену и так об неё приложился лбом, что увидел звёзды.
Дверь за спиной захлопнулась, тихо зашипела прокладка, лязгнули стопора.
Причер стоял в кромешной тьме, схватившись обеими руками за голову, приглушённо ругаясь и чувствуя себя полным кретином. Окончательным.
Когда звёзды в глазах перестали мерцать, капеллан попытался выяснить, куда же его забросила нелёгкая армейская судьба. Обшаривание руками дало неутешительный результат. Причер находился в каморке площадью около десяти квадратных футов. Помимо внешней двери здесь имелась ещё одна, ведущая неизвестно куда и, естественно, тоже с магнитным замком. Над головой нащупался плафон, на стене – что-то вроде контрольной панели. «Аварийный тамбур, – понял капеллан. – Но почему ничего не работает? Двери-то под током, открываются».
«Потому и не работает, что для тебя приготовлен!» – услужливо подсказал внутренний голос.
«Выходит, меня э-э… поймали?» – ужаснулся капеллан.
Перед глазами пронеслась фантастическая картина: русские захватывают базу. Начинают, как водится, с нейтрализации гарнизонного священника. Врачей, поваров и священников в таких случаях не убивают, это портит имидж. За тем и устроена была провокация в храме – чтобы капеллан сам приехал разбираться, искать этого… Харитонова. А Воровский за воротами поджидал, ручки потирая. И крокодил на машину Джефферсона не случайно упал! Его русские сбили! Знали, что будет скандал, на плацу соберётся всё руководство базы – там его и накроют! Ракетой! Один Кэссиди останется, он сейчас дежурным стоит. Ему и скажут: будешь выкаблучиваться, так мы твоего дружка закадычного Причера на медленном огне зажарим. А не сдашься, тебе же хуже – огневая мощь у «Тревоги» вполне достаточная. В общем, спасайся, кто может: объявляем Кляксу доминионом Российской Империи. Креатин теперь наш, бессмертие только для русских!
«Как же вы меня задолбали своим помешательством на бессмертии, господа хорошие! Стою, развлекаюсь, глупости себе на потеху выдумываю, так даже в них это бессмертие дурацкое лезет!»
Причер в темноте рассмеялся, но как-то натужно.
То ли потому, что его действительно утомил всеобщий психоз на креатиновой почве, то ли из-за нервозной обстановки.
Ведь действительно попался. Классический приём – захват на доверии. Шуточки-прибауточки вещь хорошая, но какую ерунду могла себе вообразить про натовского священника русская контрразведка в лице Воровского и Кронштейна – а что, очень похоже! – Причеру даже задумываться не хотелось.
Светящиеся цифры на часах показывали, что время к ужину. «Сколько я тут? – подумал капеллан. – Пару минут, не больше, а уже весь извёлся. Нервы лечить надо. Обязательно попрошу у Кронштейна таблеточку какую-нибудь. Сразу после вербовки. Интересно, как они со мной поступят? Шантаж? Да не на чем меня взять, кажется. Ну, раздолбай. Ну, пьянь. Ну, без пяти минут саботажник – так это ещё доказать надо, у меня такое намерение до сих пор в голове не оформилось, даже просто как намерение. Хотя делать что-то придётся. Иначе сожрут… Эй, Причер! Отставить панику. Чего ты вбил себе в голову, будто погибнешь здесь? Не так уж стопроцентно база обречена. Может, ещё обойдётся… Ладно, если не шантаж, то что? Деньги? Зачем мне деньги, у меня папа генерал и недвижимость фамильная. Угрозы? Ага, запугали одного такого. Пытки? Ерунда, Господь терпел и нам велел. Я хоть и бывший, но десантник, отключаться от боли умею. Хм-м, как же они решили под меня подкопаться?»
Тут Причер вспомнил, что, если верить слухам, русские когда-то достигли больших успехов в разработке психотронных систем, превращающих человека в зомби, – и слегка затосковал. Провести остаток жизни агентом русских спецслужб, не осознавая этого, показалось ну совсем обидно. Даже авантюрную жилку в характере не потешишь. Собираешь информацию, отсылаешь шифровки – и никакого тебе морального удовлетворения. Кошмар.
А может, просто химией накачают и допросят? Но какими секретными данными они хотят разжиться у простого капеллана? Не-ет, если химия, тогда вкатят укол для расслабления воли и дадут гипнотическую установку: например, полковнику шею свернуть. За что тебя потом свои же посадят. Ужас.
Щёлкнул замок внутренней двери. Причер от неожиданности подпрыгнул, а ещё через секунду – заслонился рукой от яркого света.
– Извините, падре, выхо… О, чёрт! Да тут же лампочка накрылась! Проклятье!
– Вы как больше любите, господин Воровский? – спросил Причер утробным голосом очень голодного людоеда. – Сапогом по нижней части тела или кулаком по верхней?
– Падре! – взмолился прапорщик. – Не знал! Вот вам крест! Ну, заходите. Хватит конспирации, начинаем операцию.
– Зачем всё это было, а? – поинтересовался капеллан, выбираясь из тамбура и оглядываясь в поисках солдат с автоматами или Кронштейна со шприцем. Никого тут не оказалось, только пустой длинный коридор с зарешёченными дверцами камер. Гауптвахта, точь-в-точь как натовская.