– Да уж. Как вспомню, до сих пор стыдно. Ко мне иногда мама заезжала, старалась поддержать, а я каждый раз то в слезах, то в блевотине… Фу. Ну, мама не выдержала, рассказала отцу, как я загибаюсь. Тот пошёл в отдел условно годного резерва, треснул кулаком по столу: что же вы, говорит, сволочи, делаете?! Мальчишка всего себя армии отдал, а вы, раз ему какая-то падла ногу откусила, – капитана в зубы и на пенсию? Хотите, чтобы он в двадцать семь лет спился и руки на себя наложил?.. Кстати, недалёк был от истины. Я совсем вкус к жизни утратил. Поначалу Господа молил: подскажи что-нибудь, укрепи, помоги, – только без толку. Чересчур себя жалел, Господь таких не слушает. Чтобы получать свыше ответы, нужно грамотно ставить вопросы. «Милый Боженька, почему так херово жить без ноги и не отрастишь ли ты мне новую?!» – это не вопрос, а розовые сопли атеиста.
– А как правильно? – мягко спросил Воровский.
– Хм… Сказал же Моисей: «Избери себе жизнь, чтобы жить».
– Это вопрос?
– Это ответ. Ну и, короче, в один прекрасный день приходит ко мне папуля. Заявляется ни свет ни заря, да ка-ак начнет костылём бутылки колошматить! Не признаёт расхлябанности в людях, одно слово – генерал. Спасибо меня не отдубасил, вспомнил, наверное, что с инвалидами воевать нехорошо, и вообще, солдат ребёнка не обидит. Бар разнёс и ушёл. Только я успел за пивом смотаться, гляжу – сообщение, вызов в штаб Службы поддержки. А там: опыт работы с личным составом? Ну, имеется… По общей психологии зачем курс прослушал? Так командиру полезно… Чем вообще занят? Бухаю… Назад в армию хочешь? Есть вакансия на ускоренных курсах полевого капеллана. Если святые отцы решат, что годен, шесть месяцев отучишься, и в строй. Я говорю: ребята, да какой из меня капеллан?! Мне в ответ: не придуривайся, священники, с которыми ты служил, подтверждают – нормальный падре хреновнёй занимается, десантника изображает. И особисты тебя рекомендуют крайне положительно… Вот, собственно, и вся история. Уфф… Знаете, Воровский, а вы умеете правильно слушать. Вовлечённо. Прямо исповедник. То-то я заливаюсь…
На слове «заливаюсь» глаза капеллана обратились к канистре – видимо, рефлекторно.
– Интересная у вас профессия, – задумчиво произнёс Воровский. – В ней совмещаются элементы служения и власти. Очень похоже на литературу, если, конечно, относиться к ней серьёзно. Допустим, падре, достанься вам это самое бессмертие – вы бы так и остались священником?
– Я был бы должен, – сказал Причер убеждённо. – Вы не представляете, что начнётся, если креатин действительно окажется эликсиром жизни. Бессмертие – такая адская вещь…
– Не очень укладывается в церковные догмы?
– Дело не в догмах вообще. Тут сложнее во сто крат. Не вредно ли физическое бессмертие душе – вот в чём проблема. Расскажу как-нибудь. Просто это долгий разговор, целая…
– Проповедь, а? Ну и закатите проповедь.
«Кто-то мне это уже говорил, – вспомнил Причер. – Только кто именно?»
– Чтобы люди знали вашу точку зрения, – продолжал Воровский. – А то чего вы мучаетесь в одиночку. Пусть у них тоже ёжики под черепом побегают.
– Дельная мысль, – согласился капеллан. – Я подумаю.
– Адская штука, говорите? – похоже, Воровский сейчас размышлял вслух. – И вправду, есть в бессмертии какая-то бесовщина. Повторяю, я не религиозен. Но чует моё сердце, что вечность рано или поздно убивает. В общем, на бессмертии я не настаиваю. Однако зачем мне подошла бы очень-очень долгая жизнь – предполагаю. Интересно вам?
– Давайте уж, – согласился Причер обречённо. – Хоть умного человека послушаю. Задолбали дураки – прости, Господи!
– Видите ли, падре, я спокойно отношусь к себе как писателю. И не в восторге от своих текстов. Каждый раз, просматривая вышедшую книгу, остаюсь недоволен. Это, в общем, нормально, потому что я осознанно учусь писать. Учусь делать это как можно лучше. Но боюсь, жизни моей короткой не хватит, чтобы научиться работать так хорошо, как хотелось бы. Достичь… Ну не совершенства, это понятие слишком относительное. Но чего-то достичь. Увы, падре, я не гений. Гении могут выстреливать поразительные тексты, опираясь на недостаточный опыт. А мне приходится всего добиваться годами. Техника оттачивается быстро, а вот то неуловимое, знаете, что отличает хорошую книгу от обычной… Чтоб оно было, нужно жить. Копить личный опыт, подглядывать за людьми, впитывать новые впечатления. У меня лежат проекты трёхлетней, пятилетней давности. Лежат в черновиках, потому что я пока не могу с ними справиться. Задумки хорошие, а простейшего жизненного багажа не хватает. Не знаний, не наблюдений, а уже другого, совсем другого… Просто возраста. Тебе должно быть не тридцать, а сорок, чтобы ты мог справиться с такой-то задачей. Ты должен ощущать себя на сорок. Ничего проблемка, да? Поэтому я с определённой надеждой гляжу на креатин.
– А зачем это вам? – спросил Причер.
– Не понял. – Воровский сел прямо и взялся за канистру. – Между прочим, вы тоже умеете слушать, падре. Вот, блин, встретились два исповедника.
– Не без этого. Я хотел задать глупый вопрос – что вы получаете взамен? Кроме денег и известности, конечно.
– Да какие сейчас в фантастике деньги… – Воровский улыбнулся, разливая спирт. Улыбнулся немного устало, видимо, «исповедь» далась ему нелегко. – Так, на прокорм. Что же я получаю… Знаете, падре, бывают удивительные моменты. Подходят люди и говорят: мы прочли вашу книгу и получили огромное удовольствие, спасибо вам большое. А ты думаешь: надо же, эта мышиная возня, которую мы называем жизнью, всё-таки имеет смысл. И смысл моей жизни – глубинный, потаённый, который вдруг открылся мне через улыбки читателей, – в том, чтобы им, моим читателям, стало хорошо! Оказывается, я живу для них, ради них, повышаю своей писаниной качество их жизни. Каким-то совершенно незнакомым людям принёс радость. Гляжу в их счастливые лица и так этим счастьем наслаждаюсь – без спирта пьяный. Впрочем, спирт тоже не помешает… Держите.
Причер с благодарным кивком принял стакан, покрутил его в пальцах и сказал:
– Понимаете, я ко многим тут приставал с этим вопросом про бессмертие. И вы, прапорщик, единственный пока что на Кляксе человек, которому я без сомнений дал бы эликсир жизни.
– Польщён. Но, честно говоря, очень хорошо, что распределять эликсир не в вашей компетенции.
– Вы редкая язва, прапорщик. Да, не в моей компетенции. Но, может быть, в моей власти. Может быть.
– О-о, так у вас мания величия? – спросил Воровский голосом Кронштейна. – А страхи есть? Ночные кошмары? В постель мочитесь?
Причер даже не рассмеялся – заржал.
– Na zdorovie, господин капитан!
– Na zdorovie, господин прапорщик!
И стало хорошо. Началась ерундовая добродушная болтовня «за жизнь», байки и анекдоты. Потом в кабинете появился третий, правда, не Кронштейн, а какой-то дежурный по пирсу, а может, по кранцу, или что там ещё у флотских бывает на берегу. Дежурный сказал, что ребята пока задерживаются, а девчонки наводят марафет и скоро будут здесь. Посетовал, что сам на посту, и с удовольствием помог собравшимся употребить очередную порцию спирта, после которой хорошо стало вообще. Совершенно. Вплоть до момента, пока разомлевший и утративший бдительность Воровский не ляпнул:
– И чего вы, падре, так вцепились в этот сраный креатин?
Капеллан пару секунд глупо моргал – вспоминал, наверное, что такое креатин, с чем его едят, – и вдруг побагровел.
– Да не я в него – он в меня вцепился! – заорал Причер, потрясая кулачищами. – Ко мне все лезут с этим вонючим креатином и долбаным бессмертием! Хотят вечности и боятся её! А что бы вы думали – вечность, мать-перемать! Не говно крокодилье! Вот и лезут: думают, утешу! Да хрен! Не утешения им надо, а звездюлей!.. Во что вас бить ещё, продолжающие своё упорство?! Вся голова в язвах, и всё сердце исчахло!.. Чьё сердце? Моё! Ну не могу я, Воровский, понимаете, не могу в одиночку на себе такую ношу тащить! Помогите хоть кто-нибудь!
– И поможем! – согласился Воровский, наливая ещё.
Уже затемно к стенке подошёл дежурный бот с «Тревоги». По трапу наверх медленно поднялся усталый капитан-лейтенант. Услышал какой-то шум, наклонил голову, да так и замер, оставив ногу на ступеньке.
Со стороны портовой гауптвахты доносился нестройный и, судя по всему, пьяный в соплю хор. Голосов на дюжину. Капитан-лейтенант прислушался и разобрал слова:
Капитан на этой шхуне —
Джон Кровавое Яйцо.
Словно жопа крокодила
Капитаново лицо!
Дай-дай-дай-дай!
Не дам, не дам!
Дай-дай-дай-дай!
Не дам, не дам!
– Эй! Ну-ка, стой! – крикнул Кронштейн вниз собравшемуся отваливать мотористу. Спустился обратно, сел в бот и сказал: – Лучше я сегодня посплю.
Глава десятая
Вызов разбудил Причера на рассвете. Капеллан спросонья не разобрал сигнала, решил, что боевая тревога, и чуть не упал с кровати. Оказалось, у него опять проблемы с вестибулярным аппаратом. И ещё много с чем.
– Дальняя связь, господин капитан, – сказал дежурный связист.
– А?! – только и смог произнести капеллан.
– Капитана Причера просит дальняя связь, – повторил связист, едва заметно улыбаясь. – Подключение через десять минут. К нам на командный пойдёте или я на вас переброшу?
– Ага! – сказал Причер.
– Понял, – кивнул связист, расплылся-таки в улыбке и исчез с монитора.
Капеллан, шатаясь, встал. До подъёма оставалось всего ничего, поэтому он направился в душ. Процедура немного прояснила сознание – достаточно, чтобы возникло зверское желание опохмелиться. Причер мысленно погрозил себе пальцем, выпил несколько стаканов минералки и… совершенно окосел. Пришлось сунуть голову под струю холодной воды.
Случись этим утром прапорщику Воровскому оказаться в гробу, он бы там перевернулся раз двадцать.
Ругаться-то у Причера легко выходило, само собой, а вот подключить к терминалу дешифратор… Разъёмы не соединялись, пальцы били мимо клавиш. И всё-таки, ценой невероятных усилий, через десят