– Сброс!
И Паньшин начинает выбрасывать бумажки в приоткрытую дверную щель. За первой пачкой уходит вторая, третья. Остальное в следующем заходе. А пока можно немного покрутиться над полем, порадовать собравшуюся публику…
– Александр Михайлович! – государь обменялся с супругой быстрыми взглядами, улыбнулся и подозвал князя. – Смотрю, заинтересовал тебя этот аэроплан?
– Скрывать не стану, хотел бы я сам сейчас оказаться на месте младшего Шепелева, – Сандро проводил мечтательным взглядом тяжело взлетающий аппарат.
– Ну и возьми над ним шефство, – посоветовал тут же. – А там кто знает, может, и сам когда-нибудь поднимешься в небо…
Глава 12
Два полёта на потеху праздной публике…
Нет, не так! В корне неверно обозначать подобным словом собравшихся на поле людей. Это мои горячие поклонники, энтузиасты воздухоплавания, поддерживающие меня не только морально, но и финансово. Каким образом? Так за билеты они платят? Платят. Сейчас это пролетело мимо, но вот дальше обязательно буду настаивать на выделении мне определённого процента с билетных продаж. Или замахнусь на большее – на долю со всего дохода. Ведь в подобных мероприятиях билетная выручка лишь малая часть, основное даёт торговля и различные увеселительные мероприятия. Аттракционы там какие-нибудь, лотки и палатки, кафешки и ресторанчики. Я же вижу, что на летних террасах яблоку негде упасть, всё забито жующей публикой. А внутри что делается? В теньке? Там клиентов ещё больше!
Эх, разошёлся я что-то. А кто бы на моём месте не разошёлся, когда вот она перед глазами – упущенная выгода. И как это наш ушлый адвокат упустил такую отличную возможность немножко обогатиться и не выбил нам энную долю с продаж? Наверное, потому, что всё это происходит в первый раз? Чушь! Не полёты, так что-нибудь другое же было? Наверняка! Просто человек закрутился…
А-а, ладно! В общем, два полёта и на сегодня всё, программа выполнена. Катать я тоже никого не стал, все эти мероприятия перенёс на потом. Может быть, на завтра. Или на послезавтра. Разбросали плакаты-листовки, покрутился над полем, крыльями публике помахал, да и хватит. Ресурс не только у мотора ограниченный, но и у меня тоже. Такой перелёт позади! Что? Расстояние невеликое? Так и скорость у нас тоже не сильно большая! Устал, просто устал. Протрястись при умеренной турбуленции на жёстком сиденье несколько часов, да всё это под палящим солнцем, да ещё когда оно прямо в лицо светит, это ого-го! Хоть дверки открывай для вентиляции…
А потом ещё нужно обязательную программу отлетать, и не один, а хотя бы два раза…
В общем, это вам не баран чихнул! Автоматики ведь никакой, гидравлики тоже, приходится всё время руками-ногами работать. А ещё при отсутствии приборов постоянно головой думать, сопоставлять обороты мотора с поведением самолёта, учитывать ветер в полёте и в приземном слое, вести визуальную ориентировку и счисление пути. И всё это проделывать в уме…
Сопоставлять же на самом деле просто. Полез самолёт в набор, значит, скорость выросла, увеличилась подъёмная сила. Нужно уменьшать обороты. Или наоборот, попали в восходящий поток, потащило нас вверх, а обороты остались прежние. И скорость падает, угол-то атаки больше стал. Аэродинамика…
Чтобы аппарат удержать в горизонте, приходится задирать нос и ещё больше увеличивать этот самый угол атаки. Значит, растёт не только подъёмная сила, но и лобовое сопротивление, а скорость, соответственно, падает. Это чревато срывом в штопор. Обороты нужно увеличивать. Ну и тому подобное, много здесь тонкостей. В помощь мне богатый опыт пилотирования, знания, ясная погода «миллион на миллион», чёткая линия горизонта впереди и ручка. Не пишущая, нет, а ручка управления! Через неё передаётся на руку поведение самолёта, по ощущениям можно понять, что необходимо делать в каждое мгновение и как именно пилотировать самолёт. Но это понимание и умение, опять же, приходит только с опытом…
В общем, нагрузка на организм порядочная, поэтому устал. А ещё кроме полётов есть приёмы, балы, красавицы, лакеи, юнк… Стоп, стоп! Этого не нужно…
И ещё сегодня вечером нужно прибыть в Гатчину на званый обед к его императорскому величеству. Чем ближе к столице, тем приёмов больше и происходят они всё чаще, и становятся они всё важнее и значительнее. И игнорировать их нельзя. От них вся моя дальнейшая жизнь зависит. Это нужные знакомства, связи и прочее. По большому счёту все важные дела и договорённости заключаются и решаются на таких вот приёмах, среди вальсов и мазурок, за накрытыми столами, а не в унылых чиновничьих кабинетах под скрип перьев и шуршание пыльных бумажек.
До вечера времени много, поэтому в любом случае не опоздаю. Как туда добираться и на чём проблемы нет. Вот он, мой транспорт, прямо у меня под рукой находится. Стоит на дутиках, натруженные крылья как руки в стороны раскинул, на хвост присел, остывающим мотором звонко пощёлкивает. Сейчас дозаправлю бензином и маслом, уточню насчёт охранения моего имущества и дальнейшего размещения у организаторов, да и о завтрашнем расписании узнать бы не помешало.
– Александр Ильич, вас тоже ожидаю к обеду, соблаговолите быть, – вроде бы и приглашение, а на самом деле приказ его императорского величества неожиданностью для Александра Ильича Пантелеева, командира Отдельного корпуса жандармов, не оказался.
Государь с семьёй и почти всей своей свитой уехал, а генерал остался. Решил лично убедиться, что все распоряжения будут выполнены с надлежащим усердием его, да и не только его подчинённых. Сидел он сейчас в отдельном кабинете под царской ложей за услужливо накрытым столом, задумчиво крутил в левой руке кокотную вилку, правой же рукой то и дело вытаскивал из раскрытой тонкой папочки одну бумаженцию за другой. Вглядывался в исписанный лист, то и дело хмурился, разбирая чей-то корявый почерк. Дочитывал до конца и откладывал лист в сторону, на свободный от столовых приборов кусочек белоснежной накрахмаленной скатерти.
Задумывался, при этом тихонечко постукивал тяжёлой серебряной вилкой по столу, выбивая из дубовой столешницы одному ему известную мелодию. Накрахмаленная белая скатерть едва заметно приглушала этот стук, и мелодия от этого получалась слегка смазанной. Но Александр Ильич не обращал никакого внимания на подобные мелочи, да и скажи ему кто сейчас, что он выбивает именно мелодию, Пантелеев очень сильно бы удивился.
Чтение выходило настолько занимательным, что Александр Ильич даже про наполненную рюмку забыл! Спустя короткое время тянулся за следующим листком и самым тщательным образом вчитывался в новый текст, старательно запоминая всё изложенное.
Забытый запотевший графинчик с прозрачным и специально охлаждённым до положенной температуры содержимым зря истекал горькими слезами конденсата, а наполненная водкой узкая и высокая хрустальная рюмка сиротливо ютилась на подстановочной тарелочке. Рядом на такой же тарелочке стояла серебряная кокотница, доверху заполненная чёрной икрой, а на другой печально подсыхал и желтел сырной корочкой остывающий жюльен.
То и дело без скрипа приоткрывалась дверь, и в образовавшуюся щель заглядывал внимательный глаз официанта. Осматривал нетронутые закуски, полную рюмку, вздыхал еле слышно и так же тихонько притворял входную дверь. Остывал не только жюльен на столе в кабинете для избранных, но и стоящее на сервировочной тележке горячее. Приходится ждать…
Пантелеев же закончил разбирать почерк на последнем листочке из опустевшей сейчас папочки, уложил бумагу поверх неровной горки таких же. Принялся выравнивать листки и спохватился, обнаружил позабытую вилку в левой руке. Отложил её в сторону, убрал бумаги в папку и завязал её. Потянулся за рюмкой, поднёс ко рту, понюхал и с брезгливой гримасой на лице отставил в сторону:
– Тёплая… Эй, кто там за дверью вздыхает?
Влетевший в комнатку официант тут же сообразил, что от него требуется, но выливать содержимое рюмки не стал, убрал в сторонку. Взамен достал из шкафчика другую, протёр её свисавшим с плеча полотенцем и наполнил из запотевшего графинчика. Поставил на тарелочку и придвинул к генералу:
– Извольте́с откушать.
Отступил назад и замер, угодливо согнувшись в пояснице. Едва заметно, но понятно. Подождал терпеливо, пока генерал выпьет и закусит, стараясь до этого момента казаться незаметным и никак не обозначать своего присутствия, и только тогда услужливо спросил:
– Горячее подавать?
– Подавай, – лениво кивнул головой явно довольный Александр Ильич. Откинулся на спинку кресла, так же лениво, но с явно пробуждающимся интересом проследил за наполняющейся тарелкой. Принюхался и приказал официанту: – Ступай. Дальше я сам. И передай там, чтобы не беспокоили. Через час уберёшь.
Подождал, пока закроется дверь, потянулся к графину, налил себе ещё одну полную рюмку. С наслаждением выпил, подхватил чайную ложечку, но тут же поменял её на столовую и зачерпнул из кокотницы полную ложку икры. Закусил, с наслаждением прожевал, причмокнул, покосился на рюмку, на папку, вздохнул и решительно отодвинул графинчик в сторону.
Удивился незаметному исчезновению ранее налитой рюмки с нагревшейся водкой.
– Ну и шельмец! – восхитился ловкости рук официанта.
Аккуратно поправил салфетку на груди и решительно пододвинул поближе к себе тарелку с первым…
На банкете, организованном якобы в нашу честь устроителями и организаторами, пришлось присутствовать. От выпивки отказался по понятным причинам, но, к счастью, никого это не волновало. Выслушал несколько велеречивых господ, пригубил содержимое своего бокала с водой, выступил с ответной благодарственной речью и налёг на еду. Закуски не проигнорировал, выбор был великолепный. Но больше налегал на рыбку холодного и горячего копчения, на икорку, чем на мясное. Говядина и свинина мне в поместье поднадоели, поэтому только рыба. Ну и горячее. От горячего грех было отказываться, здоровье у меня одно и его нужно беречь. Было вкусно, поэтому старался особо не переедать. А ещё впереди меня ожидал обед в Гатчине, и по этой причине задерживаться на банкете было никак нельзя.