– Лучше расскажите мне, кто тут есть кто? – предложил Паньшину, чтобы переключить его внимание на другое.
И сработало! Тут же последовал длинный перечень незнакомых и знакомых имён и фамилий, которые я как бы слышал при представлении, но благополучно пропускал мимо ушей. На самом деле, конечно, старался запомнить как можно больше лиц и имён, но тут их столько, что глаза разбегаются. Так что лучше повторить.
Например, самым важным для себя посчитал знать, с кем разговаривает государь или государыня, кого привечают, а кого нет. Также фиксировал группы или группировки «по интересам», запоминал, из каких фамилий они состоят. Если кого-то не узнавал или, более того, не знал вообще, то тихонько уточнял у Александра Карловича. Уж ушлый-то адвокат ну просто обязан тут всех знать!
Ну и нас с Паньшиным не оставляли в покое, то и дело кто-нибудь из присутствующих подходил, заводил разговор ни о чём. Больше собеседники восторгались моим искусством управлять аэропланом, хвалили за мужество и отвагу, удивлялись, и как это я смог решиться на такой перелёт? Спрашивали, буду ли завтра выступать? Именно так и говорили – выступать. Словно в цирк собирались на представление прийти.
Конкретно про сам самолёт, его характеристики не было задано ни одного вопроса.
А, вообще, складывалось впечатление, что присутствующим это просто неинтересно, или им запретили расспрашивать меня о самолётах и обо всём, с ними связанном. Даже про перелёт говорили словно бы мимоходом. Мол, долетел и ладно, молодец. И повторялось это раз за разом. Одни и те же вопросы, одинаковые слащаво-вежливые улыбки. И за показным радушием, если внимательно присмотреться, равнодушие и безразличие. А если заглянуть ещё глубже беспристрастным и отстранённым взглядом, то можно поймать отголосок тщательно скрываемой зависти и ненависти…
И пробыл здесь всего ничего, а уже так устал от этого высшего света. А мне в нём крутиться ещё и крутиться. Как той белке в колесе. В такие моменты начинаешь по-настоящему сочувствовать несчастному зверьку, неустанно наматывающему километр за километром в погоне за наградой… И примерять на себя его участь. Так и мы, подобно белке в колесе, мчимся по закольцованному кругу в погоне за очередным благом, рвём жилы, чтобы обогнать всех на этой дистанции, вырваться из этого заколдованного круга, и не замечаем, что круг этот замкнутый, а у дистанции нет начала и конца…
Единственное, что заставило забыть об усталости и вернуло к жизни, это знакомая белоснежная улыбка. Шарфа и платка не было, но золотистого цвета локоны я запомнил накрепко. Длинное элегантное платье с буфами и длинными рукавами удивительно шло незнакомке и замечательно облегало стройную фигурку. Формы радовали взгляд, а тонкие и красивые черты лица притягивали не только мой взгляд, но и взгляды многих мужчин, находящихся в этой зале. Девушка плыла ровной походкой по полированному паркету, улыбалась дамам и отвечала на приветствия. И путь держала как раз мимо нас к семейству Романовых.
– Узнаёшь? – проговорил Александр Карлович, повернув голову в мою сторону и обдав ухо горячим дыханием.
– Кого? Гонщицу? Узнать-то узнал, но кто она такая, не имею ни малейшего понятия, – с усилием отвёл глаза в сторону от прекрасного зрелища, ещё и развернулся к моему компаньону. И попытался встать так, чтобы она меня ни в коем случае не узнала. Почему? А не знаю. Просто почему-то не захотелось с ней общаться. Слишком она привлекательная. Это как цветок в тропиках. Чем он краше, тем опаснее…
Глава 14
Где именно, в какой части этого огромного зала находится девушка, я не догадывался, а знал точно. Мне даже оглядываться для этого не нужно было. Там, где она проходила, сразу же смолкали голоса и наступала тишина. Так и тянулся следом за ней шлейф молчания. Я уже и обрадовался, что остался вроде бы как в стороне, но Александр Карлович, прекрасно понявший причины такого моего поведения и тоже очень сильно переживавший за свой новый испорченный пылью костюм, тихим голосом «обрадовал» меня:
– К великому князю Александру Михайловичу подошла… – и через несколько секунд принялся едко комментировать: – Она ему что-то рассказывает… Смеются оба. Оглянулись… Явно кого-то высматривают… Вдвоём в нашу сторону направляются!
Посмотрел на мою скривившуюся физиономию и хмыкнул: мол, красивая же девушка! А я тут рожи строю.
– Николай Дмитриевич, вы бы повернулись, – посоветовал Александр Карлович. – Неудобно великого князя спиной встречать.
– Может, они мимо пройдут? – из последних сил верил в свою удачу. Почему-то не хотелось мне встречаться с этой девицей. И не потому что она была несколько старше меня, нет. Просто… Как бы объяснить?
Вот смотрю я на неё и вижу вроде бы как совершенную красоту. Смотрел то есть, пока не отвернулся. Но она холодная какая-то, эта красота. Искусственная. Ледяная. Мультик старый, ещё советский, про снежную королеву вспомнил, так эта такая же. Живого тепла в ней нет. Полюбовался и забыл. А ещё китайская фарфоровая кукла точно такая же красивая! И что-то внутри меня упорно заставляет держаться подальше от такой холодной красоты. Может быть, искусственность и чужеродность?
Слышу, подходят ближе, девушка князю изредка поддакивает, а Александр Михайлович ей про наши полёты над ипподромом с увлечением рассказывает. Значит, мимо не пройдут, придётся всё-таки разворачиваться к ним лицом. Но чуть позже, буду тянуть до последнего. Почему нет? У меня на затылке глаз не имеется.
Опять же, ну кто я сейчас в глазах окружающих? Молодой князь, о котором никто никогда ничего не слышал и который до последнего времени безвылазно сидел в отцовском имении? Дремучий провинциал, наконец-то увидевший столичный петербургский блеск? Неоперившийся юнец, поймавший удачу за хвост своим непонятным изобретением-самоделкой, почему-то искренне заинтересовавшей государя? Если в чём-то и ошибся, то точно ненамного. Значит, ничего страшного не случится, если я ещё немного так постою.
– Ваше высочество, – наклоняет голову Паньшин. Переводит взгляд на спутницу князя и приветствует уже её, – Bonjour, madame.
Состраиваю напоследок потешную страдальческую гримасу, заставляя Паньшина поперхнуться смешинкой, и разворачиваюсь лицом к подошедшим.
– Оставьте, Александр Карлович, – смеётся в ответ девушка и с интересом, больше похожим на простое любопытство, осматривает меня. – Какая приятная и неожиданная встреча! Вы же знаете, что я не терплю французский. Или вы хотели меня этим уязвить? А-а, поняла! Это месть за недавний случай на дороге? Ну, простите меня, любезный Александр Карлович, за эту маленькую шалость. Я же не виновата, что на наших дорогах столько пыли? А хотите, я оплачу вам и вашему молодому спутнику чистку костюмов? Нет? Я так и думала. Значит, мир, и вы на меня больше не сердитесь?
И тут же посмотрела на великого князя, не став дожидаться ответа от Паньшина:
– Вы представите меня нашим гостям?
– Господину Паньшину вас представлять не нужно, вы и так отлично знакомы, – Александр Михайлович улыбнулся девушке и перевёл взгляд на нас. Мне показалось, что на его лице в этот миг промелькнула какая-то непонятная эмоция. – Ведь он совсем недавно так успешно защищал вас от алчных родственников при дележе наследства! А вот этот довольно-таки молодой человек и есть тот самый знаменитый на всю столицу воздухоплаватель и конструктор собственного аэроплана князь Шепелев, Николай Дмитриевич.
Так, не понял! Я заметил и нарочитую сноску на свой молодой возраст, и несколько пренебрежительное отношение к моему напарнику. И что это всё значит? Полагаю, на первом месте стоит банальная ревность, и тогда становится понятной эта еле уловимая эмоция раздражения и досады, промелькнувшая на его лице? Великому князю не по душе пришлась столь явная заинтересованность девушки нами? Это же глупость чистой воды! Хотя князь тоже человек и ничто человеческое, в том числе и такая примитивная ревность, ему не чуждо.
– Поскольку его императорское высочество забыл назвать вам моё имя, то я представлюсь сама, – в очередной раз улыбнулась девушка, и у меня по спине пробежал холодок от этой её улыбки. – Анна Алексеевна Катанаева, фрейлина её императорского величества Марии Фёдоровны.
Склонил голову в моём любимом кавалергардском поклоне (потому что усилий он требует мизер), прищёлкнул каблуками, вызвав тем самым заливистый смех девушки. На неё даже начали оглядываться все присутствующие. Гул разговоров в зале на какое-то мгновение смолк, и тут же загудел с прежней силой. Успел увидеть благожелательные улыбки на лицах Александра Александровича и Марии Фёдоровны, обращённые в нашу сторону.
– И вы туда же, – воскликнула девушка и мило погрозила мне пальчиком. – Уже успели узнать, что наш государь особое внимание уделяет своим кавалергардам и всячески благоволит им, и тут же решили воспользоваться этим знанием себе на пользу? Будьте проще, перестаньте занудствовать, сегодня приём неофициальный. Не берите пример со всех этих напыщенных служак, прошу вас.
Оглянулся на Паньшина, взглядом показал своё недоумение. И Александр Карлович тут же пришёл мне на помощь:
– Анна Алексеевна, не заставляйте беспричинно краснеть Николая Дмитриевича, он этого точно не заслужил. Откуда ему знать, что его императорское величество особо привечает кавалергардов, если он не только Гатчину, но и столицу посетил первый раз в жизни!
– Неужели это правда?! – воскликнула Катанаева и в предвкушении улыбнулась. – Завидую вам. Мы уже ко всему привыкли, налюбовались вдосталь красотами, а у вас всё впереди, новые открытия, первые впечатления. Нет, я просто не могу упустить шанс стать вашим проводником по достопримечательностям столицы. Николай Дмитриевич, вы же не откажетесь от подобной спутницы?
«Господи, помоги!» – взмолился про себя, и Он меня услышал.
– Анна Алексеевна, господа, прошу прощения, но нашу прелестную собеседницу Мария Фёдоровна желает немедленно видеть, – в роли спасителя оказался великий князь.