Вот если бы ещё было возможно перед вылетом устанавливать стрелку на «ноль» по фактическому аэродромному давлению, то было бы вообще замечательно. Но, к сожалению, на момент изготовления приборов так торопился получить хоть какой-то приемлемый результат, что подумал — на первые испытания и так сойдёт. А потом получилось, как всегда. Ну кто же знал, что возможности доделать прибор не останется, что придётся сходу в такую даль отправляться. И ладно бы ещё куда-нибудь на равнину, но на высокогорье?
В общем, на земле ещё ничего, а вот в воздухе эту разницу постоянно учитывать, это… Вместо головы компьютер иметь нужно. Ну да ничего, пока справляюсь. Потому что летаем в простых метеоусловиях. И не дай Бог угодить на посадке в сложные…
Ну вот, вроде бы начал говорить о полётах, потом почему-то плавно перешёл к уборным (интересно, а какая здесь может быть связь?), и закончил на оптимистической ноте дифирамбами собственной умной голове…
Улыбнулся пришедшей в голову мысли и тут же нахмурился, вспомнился недавний «подарок» от старейшин кишлака. А замечательно будет, если Изотов решит этот вопрос. А если нет? Что мне тогда с ними делать?
Спрыгнул на землю, закрыл дверцу, провёл рукой по её лакированной поверхности. О предстоящем полёте думать нужно, маршрут посмотреть, ориентиры поднять, а всё остальное может подождать. Об этом я подумаю позже…
Вышел из ангара под открытое небо, под палящее солнце. Похоже, заблудилась осень, а лето и радо, что лишние месяцы хороводит, отрывается напоследок. Зашнуровал верёвку, затянул вход, кивнул солдатику караульному и пошёл на запах обеда в нашу столовую под открытым небом.
Это было второе после туалета сооружение, которое мы здесь сразу поставили. Вкопали в землю несколько столбов, из одних щитов столы сделали, другие в качестве скамеек использовали. Печка у нас своя, полевая из металла. Проглатывает любой вид топлива, только гул в трубе стоит, такая сильная тяга.
Мудрить и выдумывать ничего не стал, за образец взял известную мне по тому времени походную армейскую. Чертежи и описание передал в руки Паньшину, пусть адвокат регистрирует очередное «изобретение».
Колёса поставили автомобильные, на мягком ходу. В баки залили чистую воду, затопили печь, прокипятили и слили уже грязную. Повторили несколько раз эту процедуру и только тогда попробовали что-то приготовить на ней. Получилось приемлемо. И даже съедобно. Накормили своих рабочих, выскребли кашу до дна. То, что пригорело, не пропало, а пошло на корм местным собакам. Блохастики сожрали свалившееся на них подношение за милую душу и добавки попросили…
Так что ещё одно полезное новшество пошло в копилку моих предложений. Ну а то, что в процессе готовки каша немного пригорела, так ничего страшного в этом нет. Привыкнуть нужно к процессу, это же не плита.
Так что после успешного испытания кухню решили везти с собой в Туркменистан.
Повара или кашевара пришлось везти тоже из столицы. Единственное, что делали, так это выделяли дежурный наряд на кухню. Кашевар в одиночку никак не справлялся с таким объёмом работы…
Да столовой я не дошёл. Чуть в стороне увидел Изотова, подхорунжего Наливайко, и ту самую повозку с поднятым верхом. Свернул в их сторону. Наверняка ведь разговор идёт о «подарке», так что я просто обязан при этом присутствовать. Не вышло. Насколько я сумел увидеть, разговор между ними шёл на повышенных тонах, что меня очень удивило. Я-то думал, что у жандармов везде непререкаемый авторитет, а выходит, что нет. Оба стоят красные, и не только от солнца, так получается. При этом шипят друг на друга еле слышно. Что-то мне резко расхотелось к ним приближаться. А тут и Изотов меня заметил, головой еле заметно покачал из стороны в сторону, мол, лучше мне не подходить. Я за палатку и отшагнул. На всякий случай. Не потому, что испугался, просто на самом деле не знаю, как в этой ситуации действовать. Уже наломал дров, как чуть ранее намекнул мне Константин Романович, и больше наламывать не желаю…
Уже успел с первым расправиться, когда удаляющийся топот копыт услышал. Они хоть и неподкованные, а по такыру стучат с таким грохотом, словно в барабаны бьют. Оглянулся, на подходе злого, словно чёрт, Изотова увидел. Вставать не стал, но на лавке подвинулся. Причём на пустой лавке, где свободного места хоть отбавляй. Но Изотов этого не заметил, кивнул с благодарностью на моё движение и присел рядышком. Помолчал, покатал желваки на щеках, заметно было, как заставляет себя успокоиться.
Дежурный по кухне полный поднос притащил, на стол поставил, салфетку вышитую постелил перед полковником, и на эту салфетку тарелки выставлять стал.
И я молчу, знай, ложкой душистый плов зачерпываю.
— Ну и задачку ты мне задал, Николай Дмитриевич, — мотнул головой Изотов. Из сумки достал салфетку, заправил уголком на борт кителя, и только тогда подтянул к себе косушку с первым блюдом. — Хорошо, что сообразил и не стал подходить. Иначе не отбились бы.
— Получилось, Константин Романович? — я даже ложку положил в ожидании ответа.
— Получилось, получилось, — проговорил скороговоркой офицер и проглотил первую ложку похлёбки. Прожевал, проглотил, закрыл глаза. — Вкусно!
И замолчал, начал метать в рот ложку за ложкой настолько быстро, что я опешил.
— Чему вы так удивляетесь, Николай Дмитриевич? — отодвинул в сторону опустевшую косушку полковник и потянулся за другой, полной плова. — Послужите с моё, ещё и не так хлебать научитесь.
— Научусь, никуда не денусь. Так что там с «подарком»?
— Да ничего, оставят пока здесь, в городе, у той самой семьи. Потом, по окончании нашей с вами экспедиции, заберут их с собой, в Верный. Пристроят обоих к делу.
И тут же добавил, опередив мой вопрос:
— Вольными они останутся. Рабами их никто делать не станет, мне Наливайко в том лично слово дал.
— Можно ему верить? — не удержался.
— Вы только что-то подобное не ляпните в казачьей среде. Мигом в круг вызовут за оскорбление.
— Да не ляпну, не беспокойтесь, — поморщился. — Так всё-таки, можно ли ему на слово верить? Ведь речь об иноверцах идёт?
— Можно, уж будьте уверены. Кстати, с вас полсотни рублей.
— Это ещё за что?
— Пришлось дать казакам сто рублей на содержание сироток. Иначе бы нам с вами никак не удалось от них избавиться. Или вы против?
— Да разве я могу быть против? — возмутился.
— Ну и хорошо. Я почему-то тоже так подумал, что вы не пожалеете полсотни рублей за возможность переложить заботу о детях на чужие плечи…
И как-то это так прозвучало, что я себя, мягко сказать, не в своей тарелке ощутил. Но ничего говорить не стал, нечего было казакам этот подарок из кишлака забирать. Пошутить хотели? Вот пусть сами и расхлёбывают последствия столь глупой шутки. А ста рублей мне и впрямь не жалко. Деньги эти для местных очень большие, их не только на прожитие хватит, но и на будущее приданое девчонке.
Впрочем, будущее это настанет очень скоро. Как только слух о таких деньгах разойдётся по округе, так от желающих взять в жёны девчонку отбоя не будет. Они же тут рано замуж выходят.
А деньги и впрямь для местных большие. Помню, рассказывали мне в той жизни реальный случай, как здесь же девчонок за канистру керосина из семьи в рабство отдавали. С условием кормить хотя бы раз в сутки куском хлеба…
Дальше разговор свернул на всякую застольную ерунду, потом полковник поинтересовался готовностью к вылету.
— У меня всё готово, жду вашей команды, — ответил, и побыстрее заработал ложкой. Не успеваю я за полковником в славном деле поглощения пищи…
— Нужно будет с собой взять кое-какой груз, — как бы между делом добавил Изотов.
— Что за груз? — насторожился сразу. Чтой-то полковник глаза в сторону отводит?
— Сейчас подвезут прямо к ангару и вы сами увидите, — ушёл от ответа жандарм, чем ещё больше меня насторожил. — Вы доели? Тогда пора вылетать. Команду выставить оцепление я уже дал. И помощников направил полог в ангаре расшнуровать.
— Хорошо. И я готов. Осталось только переодеться…
Запустились, прогрели мотор и убрали колодки. Выкатились на полосу и сразу приступили к разбегу. Обороты вывел на взлётный режим, ручка отдана от себя, педалями выровнял самолёт по центру грунтовки и поставил их в нейтральное положение. Всё равно ветра нет, штиль. И зной. Катимся, неспешно разгоняемся и набираем скорость. Медленно-медленно. В очередной раз пожалел, что механизации крыла нет. Эх, сюда ещё предкрылки с закрылками установить, и насколько проще и легче взлетать было бы.
Прошлый раз груза больше было, но и взлетали ночью, когда воздух холодный. Вспомнил о грузе и плечами передёрнул. Трупный запах хоть и вытягивает наружу сквозняками, но в нос то и дело эта вонь попадает. Ну, Изотов, удружил! И ведь ничего не сделаешь, никуда не денешься. Пришлось загружать в кабину останки того самого тела в изодранном френче. Доказательство присутствия англичан на нашей стороне границы везём, как-никак…
Ладно, мы, у нас кабина хоть как-то продувается, но и то дышать противно. А каково было казакам, когда они на лошади всё это везли? Бедолаги…
Но тут я вспомнил о «подарке», и всё сочувствие словно ветром сдуло.
Всё катимся и катимся, разгоняемся, набираем скорость ужасно медленно. Половину полосы прокатились, мотор ревёт на максимальных оборотах, а толку мало. Жарко же, воздух разреженный. Бежим дальше. Вон уже и ограничивающие полосу флажки показались. Там и оцепление заканчивается. Зато такыр, плотная, иссохшая до состояния камня земля, дальше продолжается.
Так и хочется выскочить из кабины наружу, подтолкнуть самолёт, чтобы быстрее разгонялся. Помню, в Фергане при такой жаре только ночью взлетали. Да и то лишь в определённый промежуток времени, строго перед рассветом, когда роса выпадает, когда температура наружного воздуха понижается. Отрываешься в самом конце полосы, уходишь с последней плиты и идёшь в горизонте. Ещё и закрылки чуть довыпустишь на разбеге. После отрыва сразу шасси убираешь, чтобы сопротивление уменьшить. И смотришь вперёд, ноги инстинктивно под себя поджимаешь. Там же впереди, в нескольких сотнях метров, всегда коровы пасутся. Летишь над землёй и думаешь — зашибёшь рогатую или нет? Стрелок из кормовой кабины кричит: