Разворот по короткой дуге, самолёт немного кренится в левую сторону, приседает на стойку и тут же выпрямляется. Тормоза отсутствуют, поэтому тянуть нельзя — рукоятку управления газом толкаю вперёд, до упора, да так и держу. Или придерживаю, чтобы от вибрации с тряской назад не отошла. А то упадут обороты, а я по какой-то причине это дело прощёлкаю, не замечу, и будем мы разбегаться долго-долго. А там, впереди, метрах в ста пятидесяти, арык. И низкорослые деревья с настолько крепкими ветвями, что даже приближаться к ним нет никакого желания.
Ходил я к тому арыку в первый же день, когда кроки близлежащей местности набрасывал на бумагу. То ещё болото. Вода жёлтая, грязная и густая. Словно не вода, а… А местная ребятня эту воду пьёт, между прочим. Но мы не местная ребятня, поэтому пить эту непонятную жидкость не рискуем, и воду нам привозят. Кипятим всё…
Сначала разбегаемся тяжело, лениво, самолёт, словно утка, переваливается с крыла на крыло, машет плоскостями, натужно скрипит стойками шасси. Постепенно набирает скорость и приободряется. Приподнимается на стойках, обретает устойчивость и равновесие, бежит ровнее и ровнее. Вот уже и крылья начинают опираться на воздух, становятся жёсткими и перестают нервно подрагивать и бренчать. Отрываемся от земли на восьмидесяти по прибору, когда до арыка с деревьями ещё довольно далеко. В ночи расстояние не определить, но отмеренная мною лично полоса ещё не закончилась, горящие лампы продолжают указывать направление по курсу. И этих ламп впереди чуть ли не половина. Выходит, мы где-то с середины полосы оторвались. Нужно будет днём проверить и обязательно промерить дистанции взлёта и посадки.
В набор не лезу, придерживаю самолёт в горизонтальном полёте. И газ не убираю, разгоняю тяжёлую машину по прямой. Из-за темноты немного не по себе, горы же вокруг. И даже знание того, что до этих гор приличное расстояние, не особо помогает. Вот когда можно Изотову позавидовать. Ему просто любопытно, не осознаёт он опасности полётов в горах, да ещё в таких вот ночных условиях. Вон как сидит, головой по сторонам крутит, в окна поглядывает. А что там увидишь? Если только звёзды на небе? Они тут огромные и низкие-низкие, есть на что посмотреть.
Наконец отметка на указателе скорости переходит за девяносто пять километров в час, и я едва заметно ослабляю усилие на ручке. Стрелка высотомера вздрагивает, рывком перемещается на одно деление вверх и замирает на долю мгновения. И тут же начинает уверенно, но очень медленно ползти по шкале.
В момент прохода над арыком самолёт едва заметно вздрагивает и слегка проседает вниз. Это я своим внутренним гироскопом чувствую. Прибор этого проседания по своей дубовости не замечает, не обращает внимания и Константин Романович. Боковым зрением вижу, как он прижался лицом к боковому стеклу, пытается хоть что-то внизу разглядеть. Интересно ему, любопытно. Пусть смотрит, ему до цели всё равно нечего делать. Лучше так, чем любопытство своё вопросами тешить и меня от дела отвлекать. Ну не до разговоров сейчас. Навигации инструментальной нет, компас простейший не в счёт, машина вычислительная вообще не скоро появится, так что счисление пути приходится выполнять ручками, часы с секундомером мне в помощь, а все расчёты делать или на бумажке, или в уме. Лучше, конечно, в уме, оно и быстрее, и лишнего хлама в кабине меньше. Да и за точность расчётов ручаюсь, они меня ещё ни разу не подводили.
На левой коленке карта лежит, привычно сложенная раскладушкой вдоль предстоящего нам маршрута. Чтобы не сваливалась под ноги, резинкой прихвачена. На правом колене планшет с карандашиком простым, для записей. Примитивная подделка под авиационный, но тем не менее, на нём хотя бы можно маршрут расписать. Так, на всякий случай. Больно местность тут сложная, заковыристая, заблудиться в этих горах с непривычки нечего делать. Пока ни картой, ни планшетом воспользоваться не могу по причине темноты, но оно и не нужно. Прибираю обороты до номинала. Это я так для себя этот режим работы мотора называю, на самом же деле просто сделал их меньше, и всё. Больше на слух ориентируюсь и на опыт, на ходу же инструкцию по лётной и технической эксплуатации самолёта составляю.
Летим вдоль долины, придерживаемся курса и потихоньку высоту набираем. Наберём, тогда и посветлее будет. Как раз время для разворота на новый курс и подойдёт. Сверюсь с картой, уточню место, и только тогда буду крутить в нужном направлении. И только так, постоянно сверяя карту с местностью можно летать в нынешних условиях. Потом проще будет, когда полетаю над этими горами и немного пообвыкнусь. Они ведь все разные, хребты эти и вершины. Просто к ним присматриваться нужно внимательно, присматриваться, определять и запоминать характерные отличия. Потом всё это будет делаться автоматически, без заострения внимания.
Чем выше забираемся, тем становится светлее. Ну как светлее? Карту читать нельзя ещё, но я её хоть на коленке вижу. Подождём ещё, благо время позволяет. Тарахтим дальше по долине.
Чем меньше остаётся времени до поворота, тем сильнее нервничаю. Темно ещё. То ли не угадали с рассветом, то ли с расчётами немного ошибся. И вставать в круг над долиной нет никакого желания, баки у нас не бездонные, топливо нужно экономить. Эх, вертикальная маловата, добавить, что ли? Добавляю обороты, так, немного, на полпальца, расход увеличивается, но и вертикальная, соответственно, тоже. Я же и ручку на себя слегка поддёрнул, чтобы увеличение поступающей скорости вертикальной составляющей компенсировать.
О, совсем другое дело! Вот она, граница между ночью и днём, чёткая полоса, которую прекрасно видно на ближайшем к самолёту горном склоне. Пересекаем эту невидимую линию и сразу будто кто-то щёлкает выключателем. Становится светло, приходится прищуриваться, чтобы глаза привыкли к новым условиям. И держать режим, не дёргаться — летим-то сейчас вслепую, наощупь в самом буквальном смысле.
Проморгался, первым делом показания приборов считал, потом карту с местностью сличил, взгляд на часы бросил, пройденное время засёк. Потом на планшет наколенный глянул, сверился с предварительными расчётами маршрута. Вот он, перевал, наша точка разворота на новую линию пути, впереди слева находится. И с картой совпадает. Осталось только чуть повыше забраться. Я же через него собираюсь перелететь, а не проехать…
Дальше становится проще. Летим почти перпендикулярно хребтам и пересекаем одну долину, за ней другую. И ещё одну, и ещё. Остаётся считать эти долины, чтобы не ошибиться. Так-то мне на Пяндж выйти нужно, но здесь этих речек столько, что попробуй навскидку отличить одну от другой, не получится. С высоты они все одинаковые, пока не привыкну.
К месту припомнилась постановка задачи генералом Ионовым, особенно тот момент, когда он начал местные названия перечислять, все эти перевалы, вершины и районы называть. Послушал-послушал и взмолился:
— Ваше превосходительство, можно помедленнее, я записывать не успеваю…
Ну а как ещё? Попробуй вот так сходу запомнить все эти названия — Рушан, Шугнан и Вахан. О, Бадахшан! А ещё хребты Сарыкольский и Кухибаланд, озеро Зоркуль, река Бартанг и Шанджанский отряд. Это то, что запомнил, а сколько ещё записал, страницы не хватило. Ничего, лишь бы мне цель на карте намечали, и достаточно для работы. Всё равно по большому счёту в небе все эти названия не более чем определённая географическая точка на земле.
А вот и наша долина. Здесь уже светло, а там, внизу, предрассветная темень. Солнышко всё выше и выше, ещё немного и всю долину до последнего камешка осветит. Как раз долетим до цели…
С местом определился, в нужную долину вышел согласно расчёта, не просчитался и не ошибся. Ну и не заблудился, что особенно радует. Всё-таки ночью лечу, да ещё и район незнакомый. Теперь осталось ждать и лететь. Ждать и лететь дальше. До цели. Солнце за спиной поднимается всё выше и выше, тёмная пелена сползает с горных склонов, прямо на глазах уходит вниз, безуспешно прячется на дне долины. Стараюсь держаться ближе к левому краю долины, там склоны всё ещё в тени прячутся. Ну и я этим воспользуюсь, так нас снизу вообще никто не разглядит.
Появился отчётливый запах гари в кабине. В первый момент забеспокоился, задёргался, но потом сообразил — дым попадает в кабину снаружи. Пригляделся — далеко впереди кишлак догорает. Подробности пока не разглядеть, открытого огня не видно, но дымит отчётливо. Изотов тут же засуетился, фотоаппарат к съёмке готовить принялся. Ну и правильно, потом некогда будет.
Напротив разграбленного и сожжённого кишлака, на левом берегу реки наша цель. Думал, нам их искать придётся, а они далеко не ушли, пересекли Пяндж и тут же остановились на ночлег, расположились нагло, на виду. Ничего не боятся, привыкли к безнаказанности. Даже серо-белый квадратик палатки там разглядел. А вот это то, что нужно! По палатке и буду прицеливаться в первую очередь.
Сразу пересчитал рубеж начала снижения по этой палатке, но так, больше для самоуспокоения это проделал. Чтобы себя чем-то занять.
Ладони в перчатках немного вспотели. При всём своём прежнем опыте я всё-таки волнуюсь, так получается. Но это и не удивительно, первое бомбометание у меня в этой действительности, как-никак. Да и вообще первое, здесь ещё никто ничего подобного не выполнял. Ошибиться никак нельзя. Значит, не ошибусь. Условия идеальные, противодействия никакого не ожидается. Да и какое может быть противодействие, если с подобным никто никогда не сталкивался. Даже если и увидят снижающийся самолёт, то вряд ли сообразят, что это и с какой целью эта штука к ним направляется…
Подходим к точке расчётного начала снижения. Пора! Ещё немного, и будет ясно, не зря ли мы сюда летели? Достаточно ли эффективно на практике всё то, что я в теории государю доказывал?
Прибираю обороты, мотор тут же отзывается на движение РУДа, вздыхает и послушно притихает. Еле слышно рокочет выхлоп за бортом и даже становится слышно, как шуршит воздух в расчалках. Жду, когда скорость упадёт до семидесяти пяти п