Выглядываю из-за машины. Не высовываю голову сверху, не выкатываю качан мишени над капотом, а осторожно выглядываю между бампером и фарой. Так меня оттуда вряд ли заметят.
Вглядываюсь вперёд, в стылую темень и закономерно ничего не вижу. По закону подлости у меня над головой фонарь под порывами ветра болтается, а вокруг беспросветная темнота. И небо в облаках, ни звёзд, ни луны.
Сунувшиеся было с докладом и не успевшие приблизиться охранники попадали прямо в стылую грязь, таращатся в темноту, тычут неизвестно куда стволами карабинов. И пожарные куда-то исчезли, побросали свои шланги, попрятались от греха подальше.
— Откуда стреляли, вашбродь? — свистящим шёпотом шепчет ближайший ко мне охранник.
— Оттуда, — указываю направление стволом пистолета. Уж направление определить я могу. Да и нет в этом ничего сложного. Опять же вроде бы как именно там, в проезде, умудрился краем глаза засечь вспышку выстрела.
— Не высовывайтесь, вашбродь, Христом-богом прошу, — свистит сиплым голосом тот же охранник и несколькими скупыми жестами отправляет свою малочисленную команду на перехват стрелка.
Киваю в ответ, ничего не отвечаю. Да и не нужны никому сейчас мои ответы, не до меня охранникам. Вообще удивляюсь, как это они вперёд сунулись, под пули полезли? Ведь могли отсидеться?
Щёлкаю предохранителем, меняю магазин на полный и убираю пистолет в карман. На четырёх костях шустро несусь к составу, ныряю рыбкой под вагон, стараюсь не удариться коленями о рельсы и высовываю голову на ту сторону. Там — поле. И до заводской ограды шагов двести открытого пространства.
Темно? И что? Зато снег почти белый. Или серый. Даже сейчас дымят заводские трубы, опускается вниз тяжёлый угольный дым, просыпается мелкой сажей на землю. Ну или на снег, но всё равно он гораздо светлей той самой земли. И на этом сером фоне отчётливо вижу ещё более тёмное вертикальное пятно. И пятно это мотается из стороны в сторону, клонится то влево, то вправо, то проседает вниз, то, наоборот, выпрыгивает верх.
Понятно, чё. То проваливается в снег, то на наст попадает и выпрямляется. Торопится уйти, собака. Кстати, а откуда здесь столько снега? Ведь в городе я его нигде не видел?
Все эти мысли не помешали мне перекатиться на ту сторону, вскочить и броситься в погоню. Нет, головы я не потерял и прекрасно осознавал все возможные риски преследования вооружённого убийцы. Да только выхода у меня другого не было. Охрана бросилась в другую сторону, а я сообразил в эту сторону кинуться. Да и то больше для того, чтобы обойти стороной стрелка. А оно вон как получилось. И сейчас мне нужно как можно ближе к нему подойти, на расстояние выстрела, хотя бы. У меня же пукалка, а не винтовка. Вырвал пистолет из кармана, нещадно обрывая клапан и теряя пуговицу. Предохранитель долой! Эх, шагов на тридцать бы подобраться…
Помогло то, что я в силу возраста был явно легче стрелка. И наст подо мной скрипел, но держался. Старался скользить по нему, ни в коем случае ногами не топать, поэтому разрыв между нами преодолел очень быстро. Настолько быстро, что даже испугался, очень уж резко чёрная фигура приблизилась. А ещё страшно стало, а ну как он услышит скрип ледяной корки и оглянется?
Он и услышал, и оглянулся. Я больше угадал, чем разглядел. Или среагировал на изменившую силуэт фигуру, как бежал, так и нырнул, заскользил на животе по насту, разбросал ноги в стороны. И носками сапог пытаюсь притормозить, замедлить скольжение и остановиться, а не получается, не цепляются носки сапог за ледяную корку! Руки вперёд вытянул, пистолет в них зажал, приподнял, чтобы по насту не прыгал. И смотрю во все глаза на противника, даже целиться не стал. Потому что очень боялся не успеть, выстрелить вторым. Я же вижу, как винтовка или что там у него в мою сторону опускается!
Так на ходу и открыл огонь по силуэту. И стрелял по ростовой мишени, пока патроны не закончились. И только тогда опомнился. Засуетился, за вторым магазином в карман полез, перезарядил шустро и опомнился. Он же не стреляет!
А почему? Вижу же, как на меня смотрит. И винтовка тоже на меня направлена…
Перекатился в сторону, прицелился. Где-то за спиной встревоженные голоса раздались, свистки засвистели. Приподнялся на локтях, собрался стрелять и… Проломил ледяную корку!
Выстрелить так и не выстрелил, зато очень больно ударился лицом о лёд. Особенно носом. Слёзы, сопли, а страшно-то как — глаза ведь ничего не видят. Протёр их ладонью, смахнул прочь острые осколки льда, колючие крупицы снега. Забарахтался, ещё раз перекатился на крепкое, на твёрдое и снова вскинул пистолет.
И увидел, как медленно заваливается вперёд чёрный силуэт, чётко услышал, как он в свою очередь с хрустом проламывает лицом наст…
Замер. Буду лежать на месте. Вот придёт подмога, пусть они и лезут вперёд, проверяют, что там и как. А мне хватит, навоевался.
Но, каюсь, не удержался. Нет, подкрепления дождался, даже не сопротивлялся, когда меня на ноги поднимали. А на убитого посмотреть посмотрел. Интересно же, кому это я настолько по ногам оттоптался?
Посмотрел, да и пошёл в наш цех, поближе к тёплой печке. А вокруг убитого охрана засуетилась, оцепление выставили, всех любопытных прочь отогнали до приезда полиции.
Кстати, а где она, эта самая полиция? У нас эшелон подожгли, а никто не чешется. И где жандармы? Мало того, что теракт, так ещё и покушение на убийство. Где Изотов?
Глава 16
Приехавшие господа полицейские сходу развили бурную деятельность. Отловили меня у пошивочного цеха. Я же, как отогрелся, пошёл ущерб оценивать. Кроме того, ущерб ущербом, но, мало ли, искра какая непотушенная где осталась? Что столярное производство, что пошивочное могут полыхнуть так, что ого-го! Никому мало не покажется. Так что это чудо, что ничего не сгорело. Нет уж, пока сам своими глазами не осмотрю не только наружку, но и внутренние помещения, не успокоюсь. Вот при осмотре меня и побеспокоила полиция. Что импонировало, не стали к себе подзывать и властью кичиться, сами подошли.
Но как только услышали о покушении на убийство да выслушали мою версию произошедшего, сразу же поскучнели. И приняли грамотное решение дождаться жандармов. Ну а я вернулся в тепло. Мне уехать можно, вряд ли кто-то что-то скажет, но я решил задержаться. И, как оказалось, правильно сделал.
Одновременно с приездом жандармов, уж не знаю, специально так вышло или случайно, объявился Изотов. Увидел в окно, как он вылезает из машины вместе с какой-то важной шишкой в генеральских эполетах. Понятно какой, если цвет мундира у них один и тот же. Ссылаться на усталость не стал, почти через силу поднялся на ноги для встречи высокого начальства и в очередной раз, но уже более подробно, рассказал о событиях сегодняшней ночи.
Порадовало, что рассказывать пришлось один раз, без повторений. За внимательно слушающими моё повествование высокими чинами незаметным образом присутствовало и несколько чинов званием и должностью попроще. Вот и они, в свою очередь, внимательно прислушивались к моим словам и по ходу рассказа делали некие записи. Да, что интересно, представляться никто и не подумал. Наверное, посчитали, что я их всех просто обязан знать? Может быть. Всех не всех, а командира корпуса знаю, довелось общаться.
— Ущерб какой, Николай Дмитриевич? — когда закончил рассказывать, то Изотов с молчаливого разрешения начальства сразу же задал самый главный вопрос.
— Знаете, — устало улыбнулся. — На удивление, небольшой.
— Как небольшой? — удивились оба. А Константин Романович тут же уточнил. — Ведь сгорел не только самолёт, но и все запасные части к нему? Я уже не говорю про подвижной состав.
— И что? Сгорел и сгорел, он уже своё отработал и ресурс выбил.
— Он же летал? — не успокаивается полковник и продолжает уточнять.
Понятно, в первую очередь для начальства старается. А тому эти знания для доклада наверх требуются. Придётся объяснять.
— Мы его на Памире нещадно поэксплуатировали, вашими стараниями все соки из машины выжали, — глянул на полковника с укоризной, заставил его смутиться. А ты думал, я тебе ту первую посадку в горах забуду? Ничего подобного. При случае постоянно напоминать стану, чтобы впредь думал, что требовать можно, а что нельзя. Это повезло, что у меня практического опыта достаточно, за счёт чего и вывернулись. А будь на моём месте кто-то менее опытный? Тогда что? Там бы и остались. Если бы на посадке не поломались до смерти. Ладно, не буду дальше нагнетать, умному и одного напоминания достаточно. — Считайте, что это были успешные полевые испытания. Мы приобрели необходимый опыт и знания, узнали возможности такой техники и на основе всего этого можем приступить к строительству новой, более лучшей модели.
— И более дорогой? — а вот теперь в разговор вступил генерал.
— Лучшее всегда дороже, — ответил уклончиво и пожал плечами. Не стану я все свои секреты раскрывать.
— И когда вы приступите к строительству вашей новой модели? — генерал выделил последние два слова голосом.
— Не знаю, — ещё раз пожал плечами.
— Это не ответ, — нахмурился генерал.
— Другого ответа у меня нет, — спокойно улыбнулся. Ну а что? Это моё дело, когда к строительству приступать. Со мной никто ни о чём пока не договаривался. И ГАУ молчит.
— Разрешите, ваше превосходительство? — мягко остановил генерала Изотов. А то большой начальник уже и рот раскрыл, наверняка собрался мне выговаривать начинать. Даже усищи встопорщил.
— Извольте, — выдохнул-выпыхнул парок изо рта генерал и даже слегка отступил назад. Незаметно совсем отступил, на полпяди, но отступил.
А Изотов, наоборот, шагнул вперёд:
— Вы просто всего не знаете, Николай Дмитриевич. Пока мы с вами отсутствовали…
— Выполняли волю его императорского величества, — тут же вылетело у меня.
— Что? — растерялся Изотов.
— Не отсутствовали, а выполняли распоряжение Его Величества, — терпеливо повторил.
— Ну конечно, — кивнул головой полковник и оглянулся на своего начальника. — Конечно же, выполняли приказ Его императорского Величества. И за это время Его высочайшим распоряжением в Гатчине была открыта, как вы её называли чуть ранее, лётная Школа. Теперь понимаете?