— Николай Дмитриевич, предлагаю отложить на потом все ваши вопросы, а сейчас использовать оставшееся для аудиенции время для подготовки, — Константин Романович отбрасывает в сторону лишнее и сходу выделяет самое главное. — В подобном виде не то, что на приём, вообще на людях показываться стыдно. Вам необходимо принять ванну, переодеться. Кстати, а где ваш автомобиль?
А ведь и правда, у нас же не только грузовики имеются, но и две легковухи. Сколько там времени натикало? Когда персонал на работу приходит?
Заводской гудок вырывает меня из сна. Только-только заснул, а уже пора вставать. За окном темно, мутное от копоти стекло не позволяет разглядеть, что на улице происходит. Прислоняюсь лбом к ледяной прохладе, и становится легче. И видно, как торопится к проходной ночная смена, а навстречу ей идёт дневная.
Ночью так и не получилось поговорить с Изотовым, помешала делегация от рабочего профсоюза завода. Пришли узнать, что это такое произошло, и есть ли реальная опасность для рабочих в нашем производстве. Этого ещё не хватало! Мало мне было полиции и жандармов, так пришлось с рабочим активом разговаривать битый час. Там же как? Слово за слово, вопрос за вопросом. Им интересно, а мне тем более. Должен же я знать, к чему нам готовиться? А больше всего интересуют революционные настроения рабочих и Комитет. Ведь помню, что отсюда всё начиналось в моей реальности, именно здесь заполыхало. Нужно ли мне, чтобы всё это повторилось? Не знаю. Вот честно говорю — не знаю. И там плюсов хватает, но и минусов как бы не больше. И здесь то же самое.
Долго думал и ломал голову над этим. И так решил — пусть всё идёт, как идёт, вмешиваться и что-то пытаться изменить не стану. Да, когда-то изучал роль личности в истории, но чтобы это выстрелило, должны определённым образом сложиться политические, социальные, экономические и ещё какие-то там обстоятельства. Если бы дело касалось одного города, губернии, ещё куда ни шло, можно попробовать что-то удержать, но для необъятных просторов страны это утопия. Как мне кажется. Поэтому буду просто делать свою работу, а там посмотрим.
Оттого и домой не поехал, поздно уже ехать. Решил в конторке заночевать, вспомнить прежние времена.
А вот Изотов уехал. Сказал, что от проходной на извозчике доберётся. И напоследок взял с меня слово, что я к визиту в Гатчину подготовлюсь должным образом. На секундочку даже вспылил, насилу удержался, чтобы не нагрубить. Как с маленьким разговаривает, честное слово. Неужели за всё время не понял, с кем дело имеет? Что за жандарм, который даже этого понять не в состоянии? Или за себя больше переживает? Мол, если что, то ему в первую очередь достанется?
Кстати, вот вам и ещё одна причина, по которой я решил ни во что не вмешиваться. В смысле, во все эти политические игрища. Изотов же присутствовал при нашем разговоре с профсоюзными деятелями и воспринял это как должное.
Посмотрел я на него — сидит и не чешется. Что мне, за него его же работу делать? Допустим, сделаю, мне не трудно, когда результат заранее известен и кое-какие доказательства имеются. Но сколько в столице таких вот «Изотовых»? А в губернии? В стране? За всех работать? Пупок развяжется…
Торжественная часть аудиенции у государя прошла для меня успешно. И очень быстро. Присутствующих можно было пересчитать по пальцам одной руки. Похоже, государь куда-то торопился, всё с Куропаткиным переглядывался. Глава кабинета скороговоркой зачитал Указ о присвоении мне первого офицерского звания и сделал короткую паузу. Государь поздравил и дал знак продолжать зачитывать дальше.
А дальше посыпались награды. За уничтоженную банду — раз, за посадку в труднодоступных горах — два, за действия по предотвращению проникновения банд на российскую территорию — три. Я и считать перестал, не ожидал подобного. Было ещё и за действия на Памирском тракте, но тут повысили звание на одну ступень. По совокупности выделили кусочек земли, я даже не разобрался, где именно. Но соответствующие бумаги прилагаются, после приёма гляну, что получил и в каком районе.
Награждали вместе со мной и Изотова. Но в гораздо меньшем объёме. Разика так в три. Мне три ордена, а полковнику один. И землёй обделили, не дали ему ничего. И звание оставили прежнее. Но смотрю, он всё равно доволен. Ну и ладно.
Торжественная часть закончилась, началась рутина. Нарезали задач по самое ого-го. К весне я должен был… Именно что должен! Построить не только определённое количество учебных самолётов для Гатчинской школы, но и создать две боевые авиароты. Самолёты для них должны летать дальше и бомб брать больше. Вот он, эффект от наших успешных действий на Памире.
Секретарь к тому времени уже закончил зачитывать список подвигов и наград, серебряный поднос с орденами опустел, и задачи мне нарезал лично Его величество. Почти что наедине. Присутствовали жандармы и великий князь Александр Михайлович.
Кстати, Его величество почти слово в слово повторил все мои слова. Те, что я ему перед отъездом на Памир говорил. Про создание нового рода войск — авиации, тоже упомянул. Но как-то вскользь. Словно о чём-то уже давно существующем. Я чего-то не знаю?
В ответном слове поблагодарил, как положено, за всё, но не удержался и решительно раскритиковал невыполнимые прожекты по созданию авиарот и строительству такого количества самолётов к весне:
— Ваше императорское величество, но это нереально, за столь короткое время подготовить такое количество лётчиков! Ладно, теория, но практика? Где и на чём они навыки нарабатывать будут, если учебные самолёты в лучшем случае сделаем лишь к весне? Да и то, не уверен, что в должном количестве.
— Весной и наработают, — с удивлением смотрит на меня император. Наверное, не ожидал от меня отказа?
— Весной они, в лучшем случае, лишь приступят к обучению, — устало вздохнул. — И на обучение берите несколько месяцев, не меньше.
— То есть, к лету? — государь в очередной раз переглядывается с военным министром.
А ведь я уже всё это говорил, объяснял не так давно. И снова здорово, неужели ничего не поняли?
— К середине лета, — смотрю государю в глаза, взгляд не опускаю, стараюсь, чтобы голос мой звучал твёрдо. — Но лучше рассчитывать на его конец.
— Поясните, почему такая задержка? Что сложного в этих ваших самолётах? — хмурится император. — Две педальки и ручка. В автомобиле их и то больше. Мне из Ташкента Николай уже второе письмо прислал, с просьбой разрешить ему самому летать. Ему и его супруге. Они же научились как-то? Причём он сам пишет, что за гораздо меньшее время?
— Научились со мной, — терпеливо объясняю. — Я же рядом сидел, помогал управлять самолётом. Для самостоятельных полётов им обоим ещё очень рано. Поэтому осмелюсь дать совет вашему величеству — не давайте им такого разрешения. Разобьются!
Смотрю, Куропаткин с Пантелеевым зашушукались, в мою сторону неприязненно поглядывают. Похоже, не понравилось обоим, что я осмелился советы государю давать!
— Не дал и не собираюсь давать, — сердится государь. — И с вами ещё поговорю на эту тему обязательно, выражу своё монаршее неудовольствие.
Но пока разговаривает со мной нормально, прочь не гонит. Так что можно продолжать:
— Что же касается авиарот, то и с ними не всё просто. На бумаге создадим, она всё стерпит. На деле же сложнее. Заполнить штаты необходимыми специалистами можно будет только после выпуска из Гатчинской школы, не ранее.
— Почему? — перебивает меня государь. Куропаткин открыл было рот, но тут же его захлопнул.
— Потому что неизвестно, сколько именно человек смогут дойти до выпуска.
— Что значит, неизвестно? — всё-таки не утерпел Куропаткин. — Сколько поступит на курсы, столько и выпустится.
— Сомневаюсь, — пожимаю плечами. — Поэтому рекомендовал бы сразу увеличить набор. Чтобы не оказаться у разбитого корыта.
— Да почему? — сердится военный министр.
— У кого-то просто не получится летать, у кого-то здоровье не позволит. Да много причин может быть на самом деле.
— Как это здоровье не позволит? Они же офицеры?
— Это как с морской качкой, к примеру. Не каждый же способен во флоте служить? Так и тут…
— Глупости какие-то, — Куропаткин смотрит на меня с неприязнью во взгляде.
— В процессе обучения и посмотрим, глупости это или нет, — в который уже раз пожимаю плечами.
— Хорошо, я вас услышал, — государь останавливает собравшегося ответить министра движением ладони. — Набор в школу увеличим. Это не трудно, насколько я знаю. Это всё?
— Нет, не всё, — не обращаю внимания на дёргающего меня за полу кителя Изотова, игнорирую страшные глаза Пантелеева. А на военного министра сам Бог велел не смотреть.
— Что ещё? — хмурится его величество.
— Самолёты, — вздыхаю. — Даже к лету мы не сможем построить необходимое количество самолётов для двух авиарот. Тем более, если речь идёт о новых моделях.
— Представляю, что вы мне сейчас наговорите, — теперь уже вздыхает государь. — Впрочем, до сей поры вы ничего просто так не говорили. Приступайте, я вас внимательно слушаю.
Ну я и приступил. Для нового самолёта и моторы новые нужны. Где их взять? А где строить? Если на заводе ещё можно постараться учебные самолёты собрать, то новые уже нельзя, площади не позволят. Нужно расширяться. И набирать специалистов, ведь объём всех работ тоже увеличится. А это деньги. Большие. Я уже не говорю о материалах, которых потребуется в значительно большем количестве. Ещё немалые деньги. И алюминий. Мне нужен алюминий. На одной фанере с перкалью далеко не улетишь.
Много не говорил, но и того, что перечислил, было достаточно. Так и сказал, что это основное, второстепенное потом всплывёт. И ещё в заключение напомнил про недавний сожжённый эшелон, про покушение говорить не стал, и без меня государь должен знать. Зато в связи с этим про увеличение штатов охраны добавил, и про секретность. По тому, как резко успокоились и переглянулись господа министры, понял, что угодил в цель.