Дюраль, вот где настоящая головная боль. Впрочем, какой вообще дюраль, когда простой алюминий сейчас идёт по цене серебра. Кстати, по милости нашего куратора, великого князя Александра Михайловича, ознакомился я с работами химика Байера. С ним самим переговорить не удалось, для этого нужно было в Елабугу ехать, а вот статьи в журналах почитал. Дорого сейчас производство алюминия, очень дорого. И получают его в чрезвычайно малых количествах. Если только за границей закупать? Да наши крохоборы из ГАУ и министерства финансов никогда не выделят деньги на такие дорогие закупки. За угробленный на Дворцовой площади самолёт рассчитались, это да, а за сгоревший на заводе? Выполнивший, между прочим, сугубо государственную задачу и погибший, можно сказать, на боевом посту? Нет. То-то и оно. До цеха доехать не успел? Не успел. Значит, находился всё ещё в процессе выполнения той самой задачи. И всё. Ну, это я так считаю и именно на этой версии и буду настаивать в случае сопротивления господ из ГАУ и иного толкования ими нашей задачи. Денег катастрофически не хватает.
Так что придётся пока обойтись и без алюминия. Железо? Тоже мимо. Не делают сейчас ничего подходящего. А если и делают, так зачем нам оно? Если только моторные рамы изготавливать? Да и это лишние хлопоты и удорожание производства. Не настолько у нас мощные моторы, чтобы дерево динамические и статические нагрузки не выдержало. А уж если его проклеить, да пропитать хорошо, то на данном этапе и без металла обойдёмся. Это, конечно, не бакелит, но характеристики будут неплохие. Кстати, есть возможность самим делать этот самый бакелит, но тогда придётся снова расширяться, опять идти на поклон к Путилову и его императорскому величеству, просить ещё одно помещение и оборудовать его должным образом. Да какое одно! Это же придётся и смолу самим делать! Значит, химическое производство в плюс. И помещений нужно будет два, как минимум. И столярку придётся расширять, чтобы шпон делать. Это три. Нет, Путилов на такое уже вряд ли пойдёт.
Да и для чего так горбатиться? На будущее, если только? Несущие нагрузки, как уже говорил, в сегодняшних конструкциях небольшие, имеющихся материалов под это дело вполне достаточно. Решено, пока оставляем дерево и перкаль. Вот только раму под наш новый и более мощный мотор нужно будет сделать из чего-то более прочного, чем делали ранее. Сосна хрупкая и мягкая, она вибрацию и крутящие моменты долго не держит, крошиться начинает…
Но это всё лирика, рутина, если проще. Дело в том, что жить мне стало негде. С каждым разом заставлять себя возвращаться в отцовский дом становилось всё труднее и труднее. Нечего мне там было делать. Не до меня им всем сейчас. Да и потом тоже не до меня будет. Младенец, вот кто сейчас правит бал в доме, вот вокруг кого всё крутится и вертится. А я и не против, так и должно быть. Пусть живут. Поэтому постепенно перебрался на завод, в свой кабинет. Снимать жильё показалось неправильным. Да и зачем, если и в кабинете все удобства имеются. И охране так проще свои обязанности исполнять, и мне не придётся терять время на дорогу из дома до завода и обратно. А ведь ещё и Гатчина есть. А тут автомобиль под боком, шофёр тоже рядышком сидит. Одно плохо, заводская столовая меня не устраивает, посещать её каждый день по два раза минимум будет совсем уж перебором, не поймёт общество и подобного не примет. Так что приходилось заказывать еду из ближайшего ресторана и самому туда то и дело ездить.
Что ещё послужило толчком принять такое решение? Отец. Не сказать, чтобы забросил он наше общее дело, изредка в цехах появлялся, просто оно ему сейчас как кость в горле. И бросить вроде бы как жалко, сколько средств и сил уже вложено, и времени за семейными делами на завод у него не остаётся. Понимаю, но не принимаю. Впрочем, принимаю или не принимаю, а после возвращения с накопившимся ворохом бумаг пришлось разбираться именно мне. Бухгалтерия? Так она исправно эти самые бумажки в папочки подшивает и в кабинете на стол складывает. Гора уже скопилась, скоро обвалится. Приходится разгребать…
А ещё сложившаяся на сегодняшний день ситуация с пошивочным цехом здорово напрягает. Производство парашютов замерло, потому как реализации готового продукта нет вообще. Котельников даже с лица спал, ходит согнувшись. И куда делся его здоровый румянец, куда пропал весёлый живой характер? Он же ставку на производство сделал, от театра вроде бы как отошёл, а тут такое. И тут мне приходится поддерживать партнёра, рисовать некие радостные перспективы. Мы же с ним основные пайщики. Хорошо ещё, что производство пока штучное, объёмы небольшие, и мне вроде бы как удалось всю партию пристроить на наши будущие самолёты. Почему вроде бы как? Так нет пока этих самых самолётов, всё в процессе. Так что вроде бы как и есть движение, но мы же оба понимаем, что всё это не то. Оно лишь на бумаге, и даже денег нам пока по этой причине не видать. Необходимо и тут запастись терпением. Но это нам, а работницам? Им всего этого не объяснишь, им зарплату вовремя выплачивать необходимо. И попробуй задержать хотя бы на день, это не какая-нибудь задрипанная провинция, это столица. Все же тут грамотные, все в профсоюзе состоят. Чуть что, грозят забастовками и пикетами. Так что есть продажи или нет, а приходится нам, то есть мне как основному акционеру, раскошеливаться из собственного кармана. С артиста что взять? Если только сцену в пошивочном цеху сколотить и заставить его выступать перед швеями?
Бр-р, ну и мысли в голову лезут. Как-то раз под занавес дня даже тот перехваченный в Памирских горах караван с драгоценностями припомнил. Тогда не нужен был, а сегодня бы ой как пригодился. Эх, жизнь наша. Но на будущее выводы сделал и больше от подобных подарков судьбы отказываться не стану. Вот поэтому и бурчу на ГАУ, до чего довели, а? Видимо, придётся всё-таки искать новых компаньонов с тугими кошельками. Кого именно? Сам подумаю и умного совета попрошу. У кого только, пока не знаю. Не у отца и не у великого князя. Тот на свои хотелки финансирование не нашёл. Но обязательно узнаю. Что там артист говорит?
— Глеб Евгеньевич, любой новый товар нуждается в хорошей рекламе, прежде чем его начнут покупать, — в который уже раз продолжаем поднадоевший мне разговор. И ведь не откажусь, потому как прекрасно понимаю Котельникова, который затеял этот разговор для того, чтобы домой попозже уехать.
— И что вы предлагаете? — изобретатель даже не поворачивается в мою сторону, так и продолжает застывшим взглядом смотреть в покрытое инеем окно.
— Показательное выступление на публику, — сделал вид, что закончилось моё терпение, потому что не нравится мне подобное упадническое настроение. Ну и Котельникова нужно как-то расшевелить.
— О чём вы говорите, ваша светлость? — сбивается на официальный язык артист. А ведь мы с ним давно договорились наедине отбрасывать в сторону всю эту словесную шелуху. — Что имеете в виду?
Хотелось съязвить в духе «тамошнего» армейского юмора, но удержался. Не поймут-с, не то время. Пришлось ответить коротко:
— Прыжок.
И я замолчал с многозначительным видом, наблюдая за быстрой сменой эмоций на лице собеседника. Недоумение, удивление, растерянность и испуг. Да-да, в итоге всё пришло к испугу.
Ан, нет, испуг сменился отчаянной решимостью. Глеб Евгеньевич выпрямился, принял горделивую, почти сценическую позу и с апломбом произнёс, явно представляя себя при этом на сцене:
— Я готов!
— Помилуйте, сударь мой дорогой, и к чему это вы готовы? — фыркнул я в ответ, стараясь удержаться от смеха. Да-а, уйти со сцены артист ещё может, а вот сцена с артистом никогда не расстанется.
— К прыжку, — заложил ладонь за отворот сюртука Котельников и приподнял подбородок.
«А ведь какой артист, какой артист», — подумал, улыбаясь, и с удовольствием наблюдая за этим импровизированным представлением. Впрочем, почему именно артист? Если не ошибаюсь, то в той реальности Котельников лично испытал свой парашют! Взял и прыгнул, весьма напугав сим поступком домашних. Смелый и решительный человек. Поэтому хватит улыбаться, пора к серьёзному разговору переходить. Подобрался и вслух произнёс. — Прыгать никому не нужно, Глеб Евгеньевич.
— Но, как же так? Позвольте, я вас тогда совсем не понимаю, — растерялся и опустил подбородок собеседник, вытащил руку из-за отворота.
— Устроим нашей избалованной столичной публике очередное представление, — а вот теперь можно легонечко и загадочно улыбнуться. — Сделаем настоящее шоу, всколыхнём это болото.
— Что вы задумали, Николай Дмитриевич? — в глазах артиста-изобретателя и моего компаньона проснулся живой интерес.
— А вот что, — рассказал в двух словах мою задумку.
— Думаете, сработает? — с опаской произнёс Глеб Евгеньевич.
— Конечно! — не сомневаюсь в результате. — Они хотят шоу? Значит, будет им шоу, встряхнём избалованный столичный бомонд. Заодно и новый учебный самолёт в деле испытаем. Проверим, как он себя в небе поведёт.
— А вы не находите, что проводить первые испытания на публике несколько опас… — Глеб Евгеньевич запнулся, покосился на мои награды и замялся, помедлил с подбором подходящего выражения. Но быстро выкрутился. — Опрометчиво?
— Я уверен в новом самолёте точно так же, как вы уверены в своём парашюте, — постарался успокоить разволновавшегося компаньона.
Не буду же я рассказывать ему, что новый мой самолёт это практически полная реплика лёгкой учебной машины из той моей реальности? Мотор, правда, другой, но тут уж что имеем, то и ставим. Так что я точно уверен. Видно же, что он полетит и ещё как полетит!
Надеюсь, после этого наши продажи сдвинутся с мёртвой точки.
Вся подготовка много времени не заняла, через день можно было начинать. Мы и начали — приступили к расклейке афиш по городу через тех же организаторов, нынешняя телефония нам в помощь. Но прежде, как и положено, заключили с ними договор. Мы же не простофили, и не филантропы с благотворителями, нам тоже деньги ой как нужны. И уже через неделю, быстрее никак нельзя было по уверению засуетившихся газетчиков, выдвинулись на тот же самый ипподром. Само собой, после согласования нашего непосредственного участия с ЕИВ. Без этого, увы, никак. Каждый свой шаг обязан обговаривать, особенно такой. О каждом чихе уведомлять. И всё равно ему, что у меня цели почти что государственные, на благо Империи ведь по большому счёту стараюсь. А что сам при этом немного заработаю, так по-другому и никак. Не мы такие, а жизнь. Оттого и сомневаться не стал, пользуясь случаем, упомянул как бы вскользь о тяжёлом своём финансовом положении. Мол, оттого и вынужден идти на столь крайние меры. А как иначе? Самолёт сгорел, от ГАУ, кроме обещаний, никакой ощутимой пользы. В который уже раз вспомнился разговор с Его величеством.