Десять… двадцать минут прошло, женщина забеспокоилась, вышла во двор, а Нина прямо тут, у поленницы и сидит, прислонилась к дровам спиной, голову на грудь свесила. Мёртвая уже.
Похоронили её рядом с Виктором, как она и хотела.
II. Глубина временисередник
В фотографии есть такой термин – глубина резкости. Говоря языком научным, мудрёным – «глубина резко изображаемого пространства – это расстояние вдоль оптической оси объектива между двумя плоскостями в пространстве предметов, в пределах которого объекты отображаются в сопряжённой фокальной плоскости субъективно резко…». Примерно, как-то так.
Что интересно, пространство получается более объёмным, когда резкость наводится на наиболее отдалённый предмет. При этом предметы, находящиеся ближе к снимающему, получаются более размытыми и нечётким, в то время как те, что вдали от нас имеют достаточно чёткие очертания и формы, настолько, что можно рассмотреть какие-то их мелкие детали.
Нечто подобное происходит и со временем, зафиксированным в нашей ли памяти, в памяти ли общечеловеческой. Чтобы увидеть далёкое прошлое, необходимо сфокусировать на нём свой взгляд, не слишком отвлекаясь на сегодняшнее – сиюминутное, суетное.
И когда начинаешь так вглядываться, – те события вековой давности кажутся вдруг наиболее понятными и выпуклыми, а происходящее сегодня, оно, точно дымкой некой подёрнуто.
Копии фотографий и документов, о которых пойдёт речь, попали мне в руки совершенно случайно. Общественная организация, в которой я служил, занималась, в том числе, различными историческими изысканиями, поэтому, достаточно часто её архивы пополнялись интереснейшими документами о различных эпохах, о людях той или иной эпохи, о каких-то великих и не очень великих событиях. К слову, величина того или иного события, той или иной личности – категория тоже довольно относительная, и во многом зависит от выбранного ракурса.
Среди прочих, были в архивах общественной организации и эти документы, которые переслал сюда один старый друг упомянутой организации, частный коллекционер из Новосибирска. То была часть каким-то чудом сохранившегося семейного архива уроженца Тобольска – мещанина Ивана Михайловича Городецкого: единственный, изданный при жизни сборник его стихов… несколько фотографий из семейного альбома… вырезки из газет, в частности, из популярной тогда в Западной Сибири газеты «Сибирский листок» и некоторые другие официальные и неофициальные бумаги.
Забегая вперед, именно здесь, на одной из этих фото, как мне показалось, я вдруг узнал прабабушкин складень, точнее, увидел, ну, очень похожий на него. Вглядываясь, я поначалу даже был точно уверен, что это именно он, но потом как-то засомневался, и сомнения эти побудили меня вглядываться в архивные материалы всё тщательнее и тщательнее. Так, просматривая старые фото, я невольно, постепенно проникался мыслями этих людей, читая старые документы, старался представить, как и чем они жили тогда, о чём мыслили.
Воображение словно фокусировало мои мысли на том далёком времени, я вспоминал, точнее более воображал то, чего никогда в своей жизни не видел, не слышал… Хотя… впрочем… очень может быть… где-то на уровне подсознания… глубоко ассоциативно…
Чтобы понять саму пространственную притягательность места, о котором пойдёт речь, особенности того среза времени, на котором были сфокусированы мои мысли, – чуточку истории и лирики.
За четыреста с лишним лет, как дань богатейшему историческому прошлому этого города, немало заслуженных эпитетов было подарено Тобольску в различные времена различными людьми: «Ворота Азии» и «Жемчужина Сибири», «Богоспасаемый град» и «Город, ангелу подобный»… Но, как мне представляется, в каждом из них заключена лишь малая частица общего представления об этом удивительном городе.
Когда ты подъезжаешь к Тобольску, город возникает на холмах, далёко пред тобой, парящим над рекой и холмами, своим несравненным, белокаменным Кремлём, куполами его Софии, особенно рано утром, особенно в свете только проявляющейся из-за горизонта зари, особенно когда парной туман ещё не совсем осел в утренние воды Иртыша и Тобола…
Основанный в июне 1587 года при слиянии двух сибирских рек, Тобольск, и вправду, был, да и поныне остаётся одним из самых примечательных и величественных городов Сибири. Человека, посетивший его хоть раз, до конца жизни хранит воистину неизгладимое впечатление об этом таинственном месте, где небо с землёй, точно, сходится. Это ощущение подчёркивает и необычный, замысловатый рельеф самой местности, увидев величественные иртышские мысы, уже сложно избавиться от этого глубоко запавшего в память образа. Граница неба и земли здесь, и вправду, – условна, как некая проведённая на песке черта, которую при желании переступить легко и просто. Переступил, и ты – на небе!..
Может оттого и Кремль, и сам город воспринимаются как нечто нерукотворное, единённое с ландшафтом, с природой этой, едва ли, не ей, природой-матушкой, порождённое. Недаром, писал некогда Пётр Павлович Ершов, будто извиняясь и уточняя место, где начинается действие его волшебной сказки, обозначая точку её отсчёта – «не на небе – на земле…». Видимо, и он подобную двойственность этого единства, когда писал эти строки, прочувствовал. Хотя, верно, умом и понимал – что бы там ни было, сказка должна здесь, на земле начинаться. А потом уже, идите вы – куда хотите, придумывайте всё, на что способны, что вам фантазия подскажет… Но корни должны быть земными, кровными.
Есть у Тобольска и ещё один величавый титул – «Стольный град Тоболеск». Действительно, на протяжении столетий Город ангелу подобный по праву был столицей всея российской Сибири. Ещё осенью 1582 года, здесь, где река Тобол впадает в Иртыш, казачий атаман, по одной из версий – Василий Алёнин по прозвищу Ермак со дружиной разгромил огромное войско сибирского хана Кучума, открыв дорогу в «дальнюю заочную вотчину». Как пророчески сказал тогда сам атаман своим сотоварищам: «Казачье вершим дело, а обернулось оно общерусским».
Так и стало. Уже через пять лет от той битвы по указу царя Фёдора Иоанновича стрельцы и казаки служилые, которых воевода Данила Чулков привёл, заложили на высоком иртышском берегу град Тоболеск. А ещё через несколько лет, уже к началу XVII века, град тот стал главным городом Сибири.
Уже с 1708 года Тобольск административный центр огромной Сибирской губернии – Урал, Сибирь, Дальний Восток… Именно здесь, в Тобольске связались в крепкий пространственный и временной узел торговые, культурные и духовные пути всего русского, российского Зауралья. Здесь же по Указу Царя Петра I отстроен единственный в Сибири каменный Кремль, тот самый, парящий, а автор этого проекта, коренной тобольчанин Семён Ульянович Ремезов – талантливейший архитектор, учёный, картограф и летописец. Воистину жемчужиной Тобольского Кремля воздвигся по воле Ремезова первый каменный храм Сибири – Софийско-Успенский кафедральный собор; и далее, в городе изначально велось собственное летописание, в 1789 году здесь отпечатана первая в Сибири книга, а в восьмидесятых годах основан профессиональный театр, чуть позже открыта первая за Уралом духовная семинария…
Вот в таком месте, не на небе, на земле, осенью 1864 года милостию Божией в семье небогатого тобольского мещанина Ивана Городецкого родился наследник – сын Михаил. Как и все мальчишки его сословия, Миша сызмальства ходил с родителями в храм к Софии на Воскресную, а когда немного подрос, отец, дома, начал сам заниматься с мальчиком обучением чтению, письму и счёту. Времени на эти занятия с сыном старший Городецкий не жалел, объяснял мальчику всё терпеливо, спокойно, доходчиво, а если Миша чего и не понимал, родитель не ленился повторить с ним урок ещё и ещё. И так мог по нескольку раз кряду, пока не убеждался, что Миша всё усвоил твёрдо и надолго.
Такая настойчивость отца дала свои результаты, в юношеском возрасте у Миши в характере уже достаточно явно прослеживались такие, несвойственные для его возраста черты, как энергичность, предприимчивость, и по-взрослому здоровая расчётливость. Это сильно выделяло подростка среди других его сверстников, кроме того, рос он мальчиком набожным и чувствительным, был отзывчив к чужим бедам и трудностям. Коли шли они в воскресенье с родителями на службу, Миша по дороге к храму всегда раздавал нищим милостыню из мелких монеток, которые специально для этой цели выделял ему отец. Старался никого не обделить. А если монеток вдруг не хватало – в некоторые воскресные дни нищих у Софии собиралось очень много – то останавливался и вопрошающе смотрел на родителя. Заметив это, старший Городецкий тоже останавливался и строго вопрошал сыну:
– Что, не хватило всем? Плохо посчитал, значит.
Миша, смутившись, кивал.
– Ну, на вот ещё копеечек… Но лишнего не давай, по одной только на брата. И считай лучше!..
Миша брал у отца деньги и распределял уже более тщательно между нечаянно обойденными им просителями.
По наступлению определённого возраста, лет шестнадцати, отец решил, что Михаилу уже вполне по силам становиться на самостоятельный путь. Он, через своего хорошего знакомого, посодействовал устройству сына, и хотя жил Михаил пока с родителями, но зарабатывать стал самостоятельно, а трудился он у крепкого тобольского купца Николая Александровича Ершова – владельца сети большой бакалейной и иной торговли в самом Тобольске и в округе.
Всё было Мише в новинку, и сама торговля, и то, как надо было организовать и учитывать любое передвижение товара, а номенклатура была очень разнообразная: что-то нужно было срочно довезти на склад или в магазин, что-то заканчивалось и нужно было докупить этого товара, какой-то товар наоборот попридержать, потому как, по прогнозу хозяина, ожидалось повышение цены именно на него. Первоначально все эти премудрости давались парню с трудом, и он порой засиживался в конторе дотемна.
В диковинку было ему и то, как дружно всё налажено в семье у хозяев. Глава всего дела – жена покойного купца Александра Ершова, отца нынешнего хозяина, Глафира Ивановна была женщиной властной и прозорливой, старалась далеко глядеть в будущее своих сыновей, и потому с самого начала пыталась привлечь их к общему семейному делу. Для этого выделила она каждому из них по лавке на главной торговой площади Тобольска – пусть привыкают и учатся. Все они, Ершовы, – и Павел, и Семён, и Николай, и Яков, и Григорий – Александровичи окончили одну и ту же Тобольскую гимназию, состояли в купеческом сословии и занимались каждый своим, определённым Глафирой Ивановной, направлением. При всём при этом многочисленное семейство Ершовых жило дружно, и братья постоянно помогали друг другу, и в этом тоже, конечно же, была немалая заслуга Глафиры Ивановны.