Сказала будто в шутку, да только кто же в семье к её словам не прислушается. Младшая Глафира смутилась даже, покраснела, – Скажешь тоже, бабушка…
– Скажу. А ты, Глафира-свет-Николаевна, услышь меня, бабушку твою старую! – Уже более строго, но всё так же ласково, пригрозила внучке пальцем Глафира Ивановна.
Конечно, и сам Михаил понимал, что долго вдовствовать это плохо, неприлично как-то даже считается, да и общество осудит, хоть и за глаза, но только когда за спиной шепотки слышишь, – оно ещё неприятнее.
А дочке хозяина в ту пору семнадцать исполнилось, барышня как раз на выданье, собой хороша, умна, образована, как-никак Тобольское духовное женское училище окончила. Да и, чего греха таить, не раз, бывая у Ершовых, он примечал, какие заинтересованные взгляды тайком бросает на него Глафира-младшая. Знал про неё, что, будучи вторым ребёнком в многочисленной семье Николая Александровича, она названа в честь своей бабки, сумевшей после смерти мужа объединить и успешно продолжить семейное дело.
В круг коммерческих интересов Ершовых, в момент смерти мужа Глафиры Ивановны, попадали самые различные направления, начиная от кожевенного производства, изготовления мыла, свечей до торговли галантереей, модным платьем, ювелирными изделиями. А то дело, которое возглавлял ныне Николай Александрович, волею той же Глафиры Ивановны, изначально специализировалось на бакалейной торговле, хотя, позже значительно разрослось, и его лавки стали торговать мануфактурой, галантереей и прочими товарами, столь необходимыми в быту.
Те слова Глафиры Ивановны, сказанные как бы мимоходом, почему-то отложились в голове Михаила, с этого времени он всерьёз стал задумываться над перспективой брака с младшей Глафирой Ершовой. Да и родители невесты, зная его самостоятельность, понимали, с таким мужем их дочь всегда будет счастлива и обеспечена.
Справедливости ради, стоит заметить, что и Михаил Городецкий был перспективным женихом для Ершовых, к тому времени он уже вырос по службе в ершовской лавке от приказчика до управляющего, а свой проверенный человек во главе семейного дела – это многие преимущества даёт.
Сказано – сделано. Сели по-семейному за стол, свершили помолвку да сговор, а через месяц – честным пирком, да за свадебку. Гуляли хорошо, весело, без драки тоже не обошлось, приказчики глаза водкой налили докрасна, да сцепились, дураки пьяные. Николай Александрович их разнять велел, да в бане всех запереть. На следующий день наказать было задумал, да парни перед хозяином повинились искренне, мол, не понимаем, чего такое на нас вчера нашло, всё она – водка проклятая. Подумал Ершов, подумал, да рукой на парней махнул:
– Ладно, идите уже… Не стану память о дочкиной свадьбе себе портить…
И послал парней так далёко, что дальше некуда. Но назавтра, приказал, чтоб на работу – по часам и без опозданий.
В 1896 году в семье у Михаила и Глафиры Городецких родилась дочь – Мария. Однако то ли роды были тяжёлые, то ли девочка родилась изначально слабой, только, даже, не достигнув и годовалого возраста, Мария умерла. Глафира Николаевна горевала тогда безутешно, плакала, почти не переставая, ходила потерянная исхудалая лицом с почерневшими впавшими глубоко глазами. Однако Михаил, надо отдать ему должное, в этот период был к ней особенно внимателен и ласков, как никогда старался предупредить любое её желание, и постепенно Глафира оправилась от горя. А, спустя некоторое время, старания и ласки Михаила увенчались успехом – на свет в семье Городецких появился второй сын – Иван. Случилось это 8 марта 1899 года.
Уже сам по себе факт рождения в семье Городецких-Ершовых сулил маленькому Ване блестящее будущее. В его архиве, сохранилась детская фотография в возрасте около двух лет, выполненная в тобольском фотоателье Марии Михайловны Уссаковской.
Заметим, по тем временам, ателье Уссаковской считалось в Тобольске одним из самых лучших и передовых. Достаточно сказать, что знаменитый исследователь Сибири Александр Александрович Дунин-Горкавич, человек, безусловно искушённый во всяких новшествах, тесно дружил с семьёй Уссаковских. И на одной из фотографий, сохранившихся в Тобольском музее-заповеднике, тоже, кстати, вставленной в фирменное паспарту фотосалона Уссаковской, Дунин-Горкавич запечатлён вместе с самой хозяйкой фотоателье и её мужем – надворным советником Иваном Константиновичем.
Муж хозяйки фотоателье, к слову, тоже был заядлым фотографом-любителем. Общность интересов, и, в частности, занятия фотографией, сближала Александра Александровича с Уссаковскими. Ему, как человеку с весьма прогрессивными взглядами, часто приходилось пользоваться в своей работе таким достижением техники, как фотография, и главными его консультантами, а зачастую и помощниками при обработке фотоматериалов были именно Уссаковские, особенно этим «грешил» Иван Константинович. Иногда, колдуя над очередными снимками, Александр Александрович с Иваном Константиновичем позволяли себе и по рюмочке клюквенной, которую Мария Михайловна приготавливала сама и отменно, тогда разговор у них как-то особо ладился и был оживлён и громок. Хозяйка заглядывала к ним в лабораторию и ворчала:
– Ну, встретились, горе-фотографы… Ну, разговорились… Потише-то нельзя, а то больше клюквенной не получите.
Впрочем, ворчала больше для порядка, чтоб не особо увлекались, а так, была она женщиной доброй и очень талантливой. По фотографической части, сама Мария Михайловна больше специализировалась на портретах, как семейных, так и жанровых, особенно ей удавались портреты детей, потому серьёзный светловолосый мальчик в бархатном костюмчике с кружевным воротником, невольно вызывает в душе чувство симпатии и умиления, с такой любовью выполнен этот портрет юного Вани Городецкого.
Собственно эти всеобщая любовь и умиление, царившие в семье Городецких, по отношению к своему младшенькому – как правило, именно младшим в семье достаётся больше всего любви и внимания родных – предопределили черты Ваниного характера. Вполне благополучные, жившие в достатке и любви, уважаемые всеми родители, тёплое отношение богатых многочисленных родственников по линии Ершовых, огромная библиотека в доме – всё это развивало творческие способности и фантазию мальчика. В четыре года он самостоятельно складывал слова и даже небольшие предложения, а к пяти уже вполне сносно и осмысленно читал небольшие детские книжки.
Старший брат Николай, напротив, хоть и был мечтателем, но воспринимал всё окружающее более реалистично, чем Ваня. В семье к нему тоже относились очень внимательно, особенно Глафира Николаевна, заменившая ему мать. Поскольку сама она тяжело перенесла смерть своего первенца, Глафира Николаевна прекрасно понимала, что чувствует мальчишка, оставшийся в четыре года без матери, и всячески старалась компенсировать ему эту потерю.
Но в душе Николая всё равно, постоянно, время от времени, оживало какое-то подспудное желание, доказать всем вокруг, а может, прежде всего себе доказать, что он, несмотря ни на что, способен на многое. Поэтому среди мальчишек на своей улице, он старался первенствовать во всех играх, был настоящим атаманом, заводилой во всех проказах, а вот к брату Ване Николай относился очень бережно и нежно, наверное, не менее нежно, чем отец и мама-Глафира.
Особенно любил Николай для брата истории разные придумывать. А Ванька, он что, он, знай себе, слушает, глядит широко раскрытыми глазами на брата, верит всему, что старший брат говорит – старший ведь! – да внимает ему зачарованно.
Вот и нынче, Николай смастерил для брата фрегат, сам корпус из полешка выстругал – всё как надо: и мачты с парусами поставил, и ограждение из нитки шёлковой вдоль бортов натянул – готов фрегат в дальние страны плыть. Да и время самое подходящее для навигации, вода в Курдюмке поднялась, все ручьи в округе нынче туда устремились. Плыви – не хочу…
Запустили они с Ваней фрегат, медленно он, так горделиво от берега отошёл, да наискосок, под парусом к середине речки направился, а Николай, знай себе, рассказывает:
– Ну вот, поплыл наш корабль, Ваня! По Курдюмке до Иртыша поплыл, потом по Иртышу до Оби, а там до моря ледовитого, а потом вокруг земли нашей мимо голландцев с англичанами, мимо чёрных людей, которые в Африке живут, а чёрные они, те люди, потому что на солнце обуглились… да в Индию потом, а там люди красные живут… Индия, Ваня, это страна такая тёплая, где чай растёт и специи разные. Доплывёт наш фрегат до Индии, там загрузится чаем да специями, и привезёт их в Тобольск к деду нашему Николаю Александровичу, в лавку евонную…
Ванька слушает всё, верит Николаю, а рот у него открыт удивлённо. А кораблик всё ближе и ближе к самой середине Курдюмки, вот подхватила его быстрая струя и понесла к Иртышу и дальше в Индию…
– А когда он с чаем-то вернётся?.. – Спрашивает наивно Ваня.
Николай задумывается:
– Да, поди, через год, не ране…
Тут Женька Киселёв тихо подошёл, они даже не услышали, настолько увлечены были плаванием. Ваня даже испугался от неожиданности, а Женька спросил:
– Опять малому сказки рассказываешь?
– Сказки, не сказки, а вырасту, сам в Индию поплыву!
– Ну, да… – Согласился с ним Женька. – Поплывёшь…
В 1905 году Николай закончил четырёхклассное Тобольское городское училище и по настоянию отца продолжил своё образование уже в Москве.
У самого Михаила Ивановича после отъезда Николая, дела неожиданно в гору пошли, настолько, что стал он свои капиталы в другие дела вкладывать. Попробовал себя и в торговле недвижимостью, по крайней мере, в сохранившихся архивных документах зафиксированы несколько таких сделок с его участием.
К тому времени на Михаиле Ивановиче уже числились три деревянных дома по улице Большой Архангельской за номерами 5, 7 и 9, а так же каменная лавка в элитной части города. Управляться со всем этим хозяйством ему помогала прислуга из шести человек: сторож, дворник, кучер, горничная, кухарка и помощница по дому. В один из этих домов, где Михаил Иванович с Глафирой Николаевной проживали постоянно, даже было подведено электричество, что по тем временам для Тобольска было ещё огромной редкостью.