Спросил он у отца. Михаилу Ивановичу сильно разговаривать некогда, у него дела – занятой он. Даже объяснять не стал, отшутился:
– За что? Да чай, наверное, не поделили…
Не видит что ли, Иван не ребёнок уже, чего шутить-то, когда о серьёзном спрашивают.
Но мама, зато, время нашла – всё Ивану объяснила:
– Не поделили. Только не чай. Германцы да австрийцы они сильно власти над другими народами хотят, чтобы над всей Европой и Азией… Но ты бы, Ванюша, вместо того чтобы войной интересоваться, да о всяких глупостях думать, готовился бы лучше к поступлению. Вот и отец хочет тебя нынче на месяц в Москву отправить, чтобы разузнал всё насчёт учёбы, что там и как, чего для поступления надобно?.. Поживёшь там у его знакомого купца, он уже обо всём договорился.
Конечно, всё сделал Иван, как родители велели, да только, как братовы корреспонденции не читать, да не задумываться о том, что в мире происходит. Вот и брат об этом шибко уж интересно пишет, словно роман с продолжением читается.
Февраль 1916 года, Иван уже и в Москве побывать успел, съездил в конце прошлого года. А Николая тем временем уже из Калькутты пишет о своём переезде: «Последняя часть моего путешествия и самая скучная это от Пенанга до Калькутты. За неимением пассажирского парохода пришлось воспользоваться первым товарным, который тащился по 10 узлов в час, но и с этим можно было мириться, если бы он давал пассажиру хоть небольшой, но комфорт, который так необходим во время больших морских путешествий…
Все разговоры велись преимущественно на одну тему «война». Причём англичане временами договаривались до абсурда и уверяли, что Дарданеллы давно уже пали и Константинополь в руках их соотечественников, но только об этом умалчивает печать, ибо боятся, что мусульмане в Индии могут поднять восстание…».
И здесь – война, война, война… Чего людям не хватает?
Хотя насмотрелся он там, в Москве, всякого, кажется, всё у человека уже есть, а ему всё больше и больше хочется. Аппетиты у них, в столице, к богатству – не мерянные. Кажись, не лезет больше в человека, вон и живот сверху, точно мешок, над штанами надвис, а всё под себя гребёт и гребёт ручищами.
А у иных и немного своего в кармане, но вместо того, чтобы работать да приумножать то малое, что имеют, они в чужом кармане будут денежки глазами считать-пересчитывать. Жадность да зависть – страшное с людьми делают. И как то в Москве это все явственнее, более наружу, что ли, то ли оттого, что город большой да богатый?..
А ведь, не везде так. Хороших людей – всё по миру больше. Вон и Николаша пишет: «Познакомился со старшим механиком парохода, который не раз проезжал через Сибирь и Россию к себе на родину в Англию… Ему хорошо известна русская жизнь, которую он очень любит и особенно восторгался русским хлебосольством. Он много рассказывал про свои приключения, которые ему пришлось испытать во время путешествия по России… Спросив меня, что неужели теперь в России совсем не пьют водку и получив утвердительный ответ, никак не мог понять, что так быстро могла свершиться подобная перемена…».
Или сам Николаша, ведь, сколько хорошего видит и замечает он округ себя. Как удивительно красочно описывает тот же заход солнца в море: «Солнце то пряталось за тучи, зажигая их края тонкой золотой полоской, похожей на зигзаги молний, а сама середина их становилась тёмно-свинцового цвета; белые облака выливались во всевозможные причудливые формы: то появлялись старинные парусные корабли, то живописные старинные руины, охваченные заревом пожара, то огнедышащее многоглавое чудовище. По мере того, как солнце уходило на покой, всё сливалось в одну массу, которая постепенно темнела и застилала весь запад. Восток же и до того был пасмурно молчалив, одевшись в лиловую мглу… То на совершенно чистом небе оно огненным шаром скатывалось в море и достигнув его краем своим, как будто бы вытягивалось и приняв форму эллипсиса быстро пропадало в морской пучине, пустив по небу широкие полосы розовых лучей…».
Зачитаешься!
Иван и зачитывается, порой до полуночи не спит. Благо дома электричество есть. Родители ворчали, правда, но интересно ведь…
А уж как Николка был рад встретить своего старого знакомого там, в Индии, на своём новом месте службы! Вот пишет: «Около городской пристани пароход бросил якорь. Я был рад, что скучное путешествие наконец-то закончилось, после которого можно будет отдохнуть… и ещё больше обрадовался, когда заметил, что меня идет встречать мой знакомый тоболяк – русский вице-консул в Калькутте».
Как ни крути, а для Николки земля воистину тесна, вот в Калькутту приехал, а навстречу – земляк из Тобольска… Забавно, думает Иван, а вот я в Москве за целый месяц ни одного тоболяка и не встретил…
– Читаешь?.. Читай-читай, чего там Никола завирает… – Отец немного насмешливо говорит, а сам собирается. – Теперь надо в лавку дойти, да в Думу ещё после заскочить…
Дел, конечно, у него много, только чего он опять с Иваном, как с маленьким. Думает, Иван не видит, как сам-то он, вечерами, тоже Николкины статьи читает да перечитывает, ещё и пометки у себя в конторской книге карандашом какие-то делает.
Заглянул раз Иван туда, а там: «Главные предметы ввоза – хлопковые ткани, пряжа, металлы…». И цифры, цифры, цифры… – то ж из Николкиной статьи.
Ну и ладно, пусть. Он опять погружается в новую главу: «Калькутта по первому впечатлению кажется большим европейским городом: асфальтовые мостовые, трамваи, автомобили, дома красивой архитектуры, всё это говорит о влиянии Европы. Тут нет характерных туземных построек, по которым бы сразу можно было определить тип города…».
Почему, завирает? Не прав отец, читать интересно, значит, правду брат пишет. Время уже к обеду, мама к столу зовёт.
– Сейчас, иду уже… – Откликается Иван.
А сам, всё дальше читает: «…назначение форта Вильяма совсем другое: защита европейских жителей от нападения индусов, банде которых не так-то легко будет справиться и с этим фортом. Подобные форты разбросаны по всей Индии, где англичане видят большие опасности для себя. Надо сказать, что они не совсем-то верят туземцам в их лояльность. Пока всё идёт хорошо, но никто не знает, какой сюрприз готовят гостеприимные хозяева страны своим гостям в «благодарность» за полное её порабощение. Опасаются же их потому, что было немало примеров недовольства англичанами: 1756 и 1857 гг. в памяти у всех…».
– Ваня, скоро ты там? – Глафира Николаевна сердится уже.
Иван с сожалением отрывается от чтения, перекладывает страницы цветной ленточкой и выходит в гостиную.
– Пришёл? Ну, слава Богу! Нельзя же так, про обед-то забывать. Чтение – чтением, а обедать вовремя нужно… – Уже ласковее говорит Глафира Николаевна.
Иван ест быстро, а сам думает, а дальше там, верно, ещё интереснее будет. Оказывается – первые впечатления о Калькутте ошибочны, и когда проникаешь в её центр, то она всё больше и больше напоминает город-муравейник, где всё кишит и шевелиться, «где живёт свыше миллиона туземцев… сразу же становится очевидной физиономия Калькутты, как чисто азиатского города».
Быстро Иван доедает, говорит спасибо и спешит к своей подшивке «Сибирских листков». Он специально собирает, те, что с Николкиными статьями, и сшивает их по краю суровой ниткой, чтоб они все вместе были, как книга.
«…на широких улицах и в красивых домах с садами и площадками для лаун-тенниса живёт небольшая горстка белых (40 000). В туземной же части масса домов с полуразрушенными и грязными фасадами, узкие и грязные улицы, на которых два встречных экипажа с трудом могут разъехаться. Бесчисленные тупики. Беспрерывное движение телег, запряжённых парой волов, с грузом и та же грязная и полуголая толпа заполняют улицы…»
«Странно, – думает Иван, вспоминая записи отца, – столько тканей ввозят, а полуголые по улицам ходят. Куда же тогда всё это уходит?..».
Интересно описывает Николка и свой поход в ботанический сад с диковинными растениями, Иван видел, отец вчера именно этот «Листок» читал: «Разве может быть что-нибудь прекраснее и великолепнее растительного царства! Вот только что я вернулся из ботанического сада. Не буду перечислять те редкие породы, собранные в нём, а остановлюсь на двух-трех как самых интересных. До чего может быть изобретательна природа, это можно видеть на дереве баниан, которое чтобы удержать свои огромные ветви, отпускает от них корневидные отростки и, достигнув земли, они служат для него и корнем и подпоркой. А оно продолжает тянуться дальше и снова обеспечивает себе устойчивость таким же образом, и так идёт без конца. От одного ствола за 140 лет (возраст дерева) образовалась целая роща, которая в сущности одно дерево…».
А вот в письме Ивану Николай написал: «Здесь в Калькутте, я уже собрал интересную коллекцию тропических растений, но думаю, пополнять её и далее. Как вернусь в Тобольск, хочу передать её в подарок торговой школе… Здесь же, пока – работаю и путешествую. Собираюсь съездить на Гималаи, посмотреть, как там люди живут. Вернусь, обязательно напишу о поездке в «Сибирский листок»…
«Сильно развитая железнодорожная система облегчает выбор прекрасных уголков Индии и способствует путешествиям. Самым красивым местом считается Дарджилинг, расположенный на высоте 7896 ф. над уровнем моря. Кроме красивого местоположения он привлекает путешественников своим прекрасным горным воздухом. Сюда я и решил поехать, отдохнуть немного от тропического зноя и посмотреть на те величайшие снеговые вершины мира, с которыми был знаком только из географии…
С каждым поворотом развёртываются всё новые и новые картины, а остающийся позади горизонт Бенгальской равнины, перевитый серебряными лентами сверкающих рек, утопает в солнечных лучах и бежит вдаль. Впереди первая цепь Гималаев, возвышающаяся от 5000 до 8000 ф., покрытая сплошь лесами. По мере того, как поезд поднимается все выше и выше, дорога бежит через густые джунгли, кусты тростника, похожие на гигантские мётлы, а разные ползучие травы, перекинувшись гирляндами с одного дерева на другое, украшают лес, в котором всё так перевито и запутано, что даже смелый путник не рискнёт пробраться через эту чащу, а между тем она заманчива красивыми орхидеями и другими тропическими цветами. Эти непроницаемые дебри служат хорошим убежищем для носорогов, буффало, медведей, ланей и диких кабанов…».