Теперь вот выросла Наденька, выучилась. МГУ окончила, вышла замуж за иностранца. И укатила с ним – не куда-нибудь – ажно в Новую Зеландию. А Яков, как на пенсию вышел, не в пример Калине Ивановичу больше не работал, тут как раз и горбачёвская перестройка началась, не смог он в новую жизнь встроиться, потому, в основном садом своим занимался, всё лето, считай, на даче проводил. А не так давно жену схоронил. Болела Мария у него последнее время. Онкология, опять же, «спасибо» оборонке, комбинату «спасибо»…
Как схоронил, одному Якову сильно грустно стало. Нет, пить не пил он, но в состоянии таком пребывал, что хуже пьяного. Забывчивым стал совсем, встанет за чем-нибудь, пока идёт, забывает, зачем вообще вставал, а то ещё пообещает что-то кому-то, а через какое-то время чего он пообещал – и вспомнить не может. Вот тогда дочка с зятем и решили забрать его к себе, в Новую Зеландию.
Помнит Калина Иванович, перед отъездом бегал Яков, какой-то неестественно оживлённый, суетился всё, документы на выезд оформлял. А вечерами к Калине Ивановичу с Людмилой Михайловной частенько забегал по старой дружбе, сядут чай пить, а Яков им всё про Новую Зеландию рассказывает и рассказывает, как там хорошо, как там прекрасно… Причём всё в таких подробностях излагает, что иногда даже хотелось Калине Ивановичу подковырнуть Яшку: «Ты-то почём знаешь? Бывал там что ли?»
Однако вовремя сдерживался, не спрашивал. Что толку в тех подковырках, ежели видно – человека и без того лихорадит, волнуется, думает об одном и том же, вот и пересказывает им истории, скорее всего, с Надюшкиных писем да телефонных разговоров. Так говорит, словно сам себя в чём-то убедить хочет. Да и со стороны посмотреть, конечно, волнительны ему все хлопоты с переездом связанные, всю жизнь свою до этого времени, он, Яков здесь в Сибири, вот в этом маленьком городишке – родился, вырос, прожил здесь, а теперь, на старости лет – на тебе, в Новую Зеландию!..
Как бы то ни было, собрался всё же Яша с силами… уехал. С месяц, наверное, точно уже он там, в новозеландских прелестях обвыкает. Вот и письмо Калине Ивановичу написал. Письмо по интернету прислал, на адрес жены – Людмилы. Сам-то Калина Иванович с интернетом не очень дружит, как-то особой нужды у него в этом не появляется, да и зрение, честно сказать, слабовато уже, чтоб в монитор часами пялиться. Так если по необходимости что посмотрит, справочники какие технические, либо характеристики оборудования.
А вот Людмила Михайловна его, в институте, пока в учебной части работала, всё время у компьютерного монитора просидела – ей как-то оно привычнее с этой техникой ладить, продвинутая она у него – а как на пенсию вышла, вообще две заботы у неё теперь осталось: днём – огород, вечером – интернет. До полночи может перед компьютером в каких-нибудь «Одноклассниках. ру» просидеть.
Калина Иванович по этому поводу даже над ней подтрунивать взялся, слово специальное, модное у молодых парней для пущей важности перенял – «чатиться», это чтобы Людмилу позадористее подковырнуть. Придет, бывало, он домой с работы, а Людмила его родненькая, у монитора глаза проглядывает. Спросит её Калина Иванович нарочито строго, – Здорово, мать. Чё, опять чатишься?
Людмила поначалу злилась на мужа.
– Ты, старый, вроде мудрым пора быть, а достал до печёнок… Сколько раз повторять тебе, не чатюсь я, погоду на завтра смотрю. Помидоры, поди, высаживать завтра надобно… Ты же мне погоду не предскажешь.
– Конечно, не предскажу. Нашла метеоцентр!
– Вот и помалкивай!
– Ладно, рас-сказывай… По-ми-до-ры… Не иначе – чатишься!
– Да тебе, хоть рассказывай, хоть пешком промолчи… Всё одно зубоскалить будешь, неугомонный…
Потом Людмила Михайловна как-то привыкла, смирилась с его подшучиванием, а после и совсем внимания обращать не стала. А то и огрызнётся. Спросит её Калина Иванович.
– Чатишься, родная?..
– Чатюсь, чатюсь, милый…
Вот он и поутих, реже спрашивать стал. А порой и сам же попросит её, – Людмил, а, Людмил!
– Чего тебе?
– Ты бы зашла в интернет, что ли…
– Зачем это ещё?
– Да мне бы справочник по химии поглядеть нужно…
– Зашёл бы сам, да посмотрел…
– Ты же знаешь, слепой я нынче – туда глядеть. Да и не разбираюсь во всех ваших интернетах, у тебя-то быстрее получится…
– Ну, ладно, пошли уж, так и быть, поищу чего тебе нужно.
С письмом, тоже интересно получилось. Пришёл Калина Иванович с работы, по обыкновению приспросился, – Чатишься?
А Людмила ему – на тебе получи, – Чатюсь, чатюсь, дорогой! Мне вон Яшенька письмо прислал!..
Поначалу остолбенел даже Калина Иванович, не понял, – Яшенька? Что за Яшенька?!.
– Он, он – родненький…
– Кха-а… Чё ещё за фрукт!?
– Тако-ой, вот!..
Сообразил, наконец, Калина,
– Яшка Адаев, что ли?
– А то!..
– Кха-а… – Задумался Калина Иванович, помолчал, немного погодя спросил. – Чего пишет-то?..
– Чего надо, то и пишет! Тебе-то что за разница… – Людмила явно издевалась над ним, мстила за подковырки что ли.
– Не-е, правда?
– Садись вот, сам и почитай.
Пришлось Калине Ивановичу в этот раз за компьютер сесть, как-никак письмо от лучшего друга, – Тэ-эк… «Здесь в Новой Зеландии каждый городок, каждая самая малая деревушка чем-то примечательны…» Послушай, мать, ты бы мне распечатала письмо-то, а то глаза устают. Можно распечатать?
– Можно, почему нельзя. Завтра к соседке схожу, у них дома вроде у ребятишек принтер есть. Там и распечатаю…
– К соседке, или к соседу? – Калина Иванович шутливо брови насупил.
– А это уж, как получится! – Шутливо отмахнулась от мужа Людмила.
По распечатанному сразу как-то приятнее читать. Прочёл, скажем, несколько строчек, потом листок на время в сторону отложил, мысленно всё представил, в картинках, попутно ещё и о чём-то своём подумал. Получается всё как-то более размерено, обстоятельно, что ли…
Вот, скажем, читает Калина Иванович: «Если даже в прошлом какого-то здешнего, самого маленького селения нет, и не было никакого события исторически важного, знакового, то местные жители стараются сами его придумать. Более того, стараются сделать это настолько правдоподобно, в таких мельчайших деталях преподнести, что со временем и сами начинают верить, что всё на самом деле так и было. Да и ещё и обустроют всё, чтобы подлинность эту какими-то материальными свидетельствами подкрепить. Тоже выдуманными конечно, но это специально для туристов, чтобы заинтересовались…» А про себя думает Калина Иванович, стало быть, так соврать, чтоб туристы поверили…
И тут же представляет. Вот его дом, он, скажем, ещё до революции построен был, так, первый хозяин, который его строил, был человеком не бедным, владелец маслобойни. А почему бы ему вон в том углу не спрятать что-нибудь ценное. Ведь наверняка мужик с прибыли откладывал «копеечку», копил, наверное, чтобы дело своё со временем расширить… или на свадьбу дочери, скажем… А почему нет?..
Потом усмехнётся грустно в свои усы – размечтался! – он, когда ремонт делал после покупки дома, буквально каждый угол, каждый сантиметр сам просматривал да простукивал. Всё ли ладно, нет ли где щели, не подгнили ли брёвна… Нет, нету там тайника.
И дальше читает: «Здесь почти у всех населённых пунктов, даже самых маленьких, есть своя «эмблема места». Если селение рядом с небольшой горной речкой расположено, это может быть, допустим, форель, если, скажем, пасеку фермер держит – может быть, пчела, а коли жители селения скотоводством занимаются, то овца, ну и так далее… У городков тоже свои эмблемы: у одного – бутыль с газированной водой, у другого – пицца, у третьего… Словом, упражняется здесь народишко – кто во что горазд, в меру своей фантазии. И ведь интересно, хочешь ты того – не хочешь, а местечко лучше запоминается…»
Глава втораяНа гадючьем болоте
В последние годы жизнь течёт у Калины Ивановича постепенно, своим чередом, даже однообразно как-то: дом – работа, работа – дом… И так изо дня в день.
И на работу, и домой Калина Иванович всегда на своей старенькой «шестёрке» ездит. Хоть и через весь город вроде, но по обводной дороге, самым его краем. Там и движение поменьше, да и дорога получше сохранилась. В городе-то весь асфальт поразбили, а новый когда положат, вопрос?..
Уезжает он из дома ещё засветло, возвращается – затемно, так что непосредственно в центр города – хотя и рядом совсем от дома центр этот – выбраться у Калины Ивановича с женой получается крайне редко. Разве что в выходной, да и то чаще пройдутся они за продуктами до ближайшего магазина, что на соседней улице. Чего ноги зря бить, когда и здесь всё необходимое купить можно. Да и время, дома тоже дел невпроворот: летом – огород, осенью – урожай опять же, всё собрать, всё заготовить, всё в погреб спустить. Зимой – снег по ограде чистить, да и весной работы в своём-то доме у настоящего хозяйственного мужика всегда хватает…
На работе?.. Уже много раз Калина Иванович отмечал для себя невзначай, что на Гадючьем болоте, время точно замерло. Почему так? Бог его знает. То есть, не то чтобы оно остановилось совсем, часики-то тикают, только вот какой век, какие годы они считают? Доперестроечные?.. Девяностые?.. А может, и вообще начало прошлого двадцатого века?.. Здесь, на Гадючьем болоте, похоже, особой разницы этому нет. Всё те же древние тополя стоят – сейчас вот жёлтые, те же здания… Какие-то из этих зданий ещё работают, как эта старая кочегарка, или пять соседних, огороженных добротным хозяйским забором из новомодного нынче металлосайдинга.
Пожалуй что, забор этот единственная примета сегодняшнего дня во всей округе, оттого и выглядит он как новая цветастая заплатка на старых изношенных штанах Калины Ивановича. А чё, штаны-то рабочие, ну поизносились, ну дырка на коленке протерлась. Отнёс он их домой, Людмила ему штаны постирала, заплатку аккуратно пришила, а то, что цветастая заплатка – уж какой лоскут у жены под рукой был – да и кому какое дело, не на свидание же в этих штанах ходить. А здесь, на Гадючьем болоте, штаны эти ему ещё послужат!..