Да и по сути своей доклад – со стороны посмотреть – смех, да и только! Раньше-то, Калина Иванович помнит, на один только этот цех в десятки, а то и сотни раз больше пара уходило. Только «теперича – не то что давеча»… Слушает Калина Иванович, на ус мотает, а усы у него и впрямь роскошные, одно слово – чапаевские, есть на что мотать!
– Ты, Григорич, поглядывай, вроде опять труба какая-то засвистела… Я, правда, точно не понял какая… – Васька продолжает жестикулировать, он всегда так, когда говорит.
Привычка эта у него с многочисленных северных «командировок» образовалась. Из своих сорока годков, почти двенадцать провёл Васька в местах не столь отдалённых. Теперь, вроде, за ум взялся. Женился вот, а семью кормить как-то нужно. Пришлось Ваське вспомнить, что за время своих «командировок» каких только профессий он не освоил, и кочегарил, бывало. Вспомнил, да устроился сюда на Гадючье болото. Больше-то куда ему пойти – нынче в городе с работой и для тех, кто перед законом чист, туго. А для Васьки с его-то «заслуженной» трудовой биографией – и того подавно…
– Ладно, посмотрю… – Всегда спокойный и внешне невозмутимый Григорьевич согласно кивает, и тут же, точно проявляя перед Васькой свою строгость, спрашивает. – Змей-то нынче в гостях не было?
– Ни-и, не приползали.
– Приползут ещё… Сентябрь. – Задумчиво чешет седой висок Григорьевич. Обычно змеи ползут в цех осенью, когда земля уже успевает остыть за ночь, а за световой день не прогревается должным образом. В эту пору, в редкие ясные дни всё ещё создаётся полная иллюзия лета. Хотя листья на окрестных тополях и берёзах уже быстро желтеют, но солнечные лучи, пробиваясь сквозь них, пока всё ещё согревают спину приятными, расползающимися по телу струйками тепла.
Гадюки на болоте в эти дни тоже оттаивают, и ползут поближе к живому теплу, в кочегарку. Вроде и мерзость, а всё одно, живое к живому тянется… Невольно Калина Иванович Яшино письмо вспомнил, усмехнулся – вот вам и «эмблема места».
Недавно он убил тут одну гадину, прямо в помещении. Здоровую, матёрую. Она лежала, свернувшись, прямо посреди кочегарки, недалеко от котла. Когда он зашёл, змея быстро юркнула в угол, промеж пустых бочек, которые Калина Иванович приготовил, чтобы разводить соляную кислоту для промывки котла. Он осторожно откатил бочки, гадюка в самом углу напряжённо изготовилась, на миг замерла и угрожающе приподняла голову с острыми колючими глазками, стала покачиваться мерно из стороны в сторону, того и гляди кинется.
Несколькими короткими и точными ударами ледокола – длинной трубы с приваренным на конце топором, которой зимой кочегары лёд скалывают перед входом в котельную – Калина Иванович отрубил змее голову. Не первый раз уже, и здесь на болоте частенько бывало, и в детстве ещё на пасеке у отца… Так что не боялся, что змея укусит. К тому же, здесь на работе ходил он всегда в сапогах кирзовых, из хорошей толстой кожи, и знал наверняка – эту кирзу гадина не прокусит, если даже кинется.
Калина Иванович смёл аккуратно останки змеи на деревянную лопату для чистки снега и вынес на улицу. Хвост змеи, хоть и отделённый от головы ещё извивался, а глаза застыли, широко открытые и всё ещё жутковато притягивающие к себе.
– Ты вон, на тропку брось её… – Взялся подсказывать Калине Ивановичу Григорьевич. – Которая на поле чудес… Где «металлисты» по утрам шныряют…
– Соображу. – Калина Иванович отмахнулся от Григорьевича, но не преминул и поворчать немного. – Ты, вроде, Афоня Григорьевич, старый человек, а всё бы тебе людей попугать.
– Лю-дей… – Недобро усмехнулся Григорьевич.
– А как, тоже по образу и подобию? Тоже твари Божьи…
– Эт-то, точно, твари.
– «Добрый» ты, Афоня, как моя тёща. Та тоже так твердит каждый раз: кушай, зятёк, кушай, я супчик-то пересолила, как ты любишь…
Глава третьяПоле чудес и тропа «металлистов»
Подобные полушутливые препирательства между Калиной Ивановичем и Афанасием Григорьевичем были делом обычным для них ещё со времён химкомбинатовских, где им вместе пришлось поработать. Тем более, Калина Иванович знал прекрасно и причину такого отношения Афанасия к «металлистам», а если точнее к самой опустившейся их части – наркоманам. Впрочем, Григорьевич особой разницы между частью и целым в данном случае не делал, и всех копателей схороненного здесь некогда людьми металла готов был стричь под одну гребёнку.
Оно и понятно, в последнее время в городе наркоманы действительно порасплодились, точно тараканы из щелей повылазили, и причиняли много беспокойства другим законопослушным горожанам. Просто идёшь по улице, и редко, чтобы одного – другого не встретил, шарахаются обкуренные или уколотые, в основном молодёжь. Калина Иванович и сам это давно приметил. А особенно усугубилась ситуация с наркошами после того, как в городе на территории бывшей «малолетки», был создан «усилок» – или колония строгого режима. Пацанов, тех, у кого провинность была незначительной – амнистировали, других же перевели в близлежащие колонии для малолетних преступников.
С полгода назад такие вот амнистированные торчки, среди бела дня напротив отделения полиции, выхватили у жены Афанасия Григорьевича сумочку. С кошельком, с документами, с сотовым телефоном, с ещё какими-то чисто женскими мелочами… Документы и сумочку потом правда нашли, малолетние наркоши выбросили их за гаражами неподалёку. Зачем они им.
А вот кошелек и сотовый… Увы! И денег-то в кошельке было немало, практически вся его, Григорьевича, месячная зарплата, которую он – угораздило же! – честно отдал жене накануне. Только небольшая заначка у мужика и осталась. Припрятал было от жены на чекушку, да вот пришлось всё отдавать. А куда денешься?
Для Григорьевича это было серьёзно!.. С тех пор, он этих наркош на дух не переносит, и каждое утро, как только начинается их шествие, Калина Иванович снова слышит его ворчание, – Опять потянулись… Чё мухи на говно…
Обыкновенно самое оживлённое шествие металлистов начиналось каждое утро, примерно с половины восьмого. Народ шёл и с небольшими тележками, проезжали на велосипедах, кое-кто и на машинах подъезжал – прям, как на работу – мимо кочегарки, в сторону поля чудес. Народ самый разношёрстный: и лица без определённого места жительства, и просто алкаши, и ветераны-пенсионеры-оборонщики, отчаявшиеся перебиваться на нищенскую пенсию, тем более теперь, когда правители наши, «заботясь» об их благосостоянии, каждый день с телеэкрана вещают – де, вот-вот мы вам пенсионный возраст увеличим… Работай – не хочу! Было бы где.
Вместе с другими, в строю металлистов шли и наркоманы, их сразу было видно по затуманенному, вроде бы отсутствующему взгляду и, одновременно блуждающим с определённой целью – где бы что стибрить – глазам.
Раньше здесь, за кочегаркой, неподалёку, где Гадючье болото подходило к самой территории производства товаров народного потребления, находилась бывшая комбинатская свалка отработанного металла. На неё свозили отходы со всех механических цехов – и обрезки штамповочных лент, из которых вырубали различные детали, и просто металлическую стружку, а порой и сами бракованные изделия… Всё это сваливалось в заготовленную яму, потом, когда яма наполнялась, её заравнивали бульдозером. Рядом копалась новая яма, потом ещё одна…
Говорили – а Калина Иванович, как человек, имеющий, хоть и косвенное, но непосредственное отношение к начальствующим кругам бывшего комбината, знал это точно – что на поле чудес закапывали иногда даже станки, полученные прямо с завода-изготовителя, новенькие, ещё в смазке. Комбинату как предприятию оборонной отрасли ежегодно выделялась определённая сумма на техническое перевооружение. Сумма довольно значительная, при Советской власти на оборонку денег не жалели. И если предприятие не успевало потратить все деньги в подотчётном году, на следующий год сумму урезали. А кому ж из руководителей такое надо! Вот и приобретало руководство комбината, как впрочем, и руководства других подобных госпредприятий, в конце года всё подряд, лишь бы «освоить» все выделенные государством деньги, потом отчитывались, что оборудование установлено на комбинате и работает… и закапывали. А через какое-то время списывали, как пришедшее в негодность. Знает Калина Иванович – чего греха таить – было…
Только теперь-то разве лучше?.. Да-а… Что тут говорить!..
Сейчас-то само поле чудес заросло давно полынью и коноплёй, и болота там уже почти нет, одно название. Но змеи остались. Змеи, и «металлисты».
Гадюки были здесь всегда, сколько Калина Иванович себя помнит. Строилось производство товаров народного потребления из всех производств комбината в последнюю очередь. На отшибе, у болота. Сначала в срочном порядке основные цеха комбината возвели, отрапортовали, как положено, политбюро, правительству, мол, задание партии и правительства выполнено, новый комбинат построен и введён в эксплуатацию!
А потом уже кумекать стали, а почему бы попутно и всякую мелочёвку здесь не производить, вроде шампуней, детских конструкторов, жевательной резинки… – всё, что близко по сырью, по технологии к основной оборонной продукции. Опять же показать, мол, вот, и для народа мы что-то делаем. Да и легенда-маскировка для врагов-империалистов. Тех, что нынче «партнёры», правда, непонятно партнёры по «чему», разве что, потому что имеют нас как хотят?..
Помнит Калина Иванович, делали здесь и бензопилы, плохонькие, но делали. Что их роднило с оборонной продукцией комбината сказать трудно… Разве что из тех соображений исходили, что механическое производство на предприятии было достаточно мощным и оборудование позволяло, может ещё из каких-то соображений, но бензопилы выпускали на комбинате в огромном количестве.
Куда их отгружали? Сложно сказать. Остаётся только предполагать: в братские ли республики, в соседние ли соцстраны, на Кубу ли – пальмы пилить, а может, и директива была какая негласная от ЦК КПСС, вроде «каждому жителю СССР – по собственной бензопиле»… Насчёт последнего, конечно, Калина Иванович как всегда ухмылялся в усы, про себя, молчком, но с глубокой иронией.