После закрытия комбината, в городе сразу образовалась длинная очередь безработных на бирже труда, повысилась преступность, особенно среди молодёжи. Многие, кто полегче на подъём, в поисках работы и лучшей жизни уезжали из города в большие и малые столицы, а кто не смог уехать, те либо приторговывали на местном рынке, либо спивались и постепенно опускались на дно общества.
Руководить новыми, уже своими заводами, небольшими, но самое главное – правильно они всё с отцом рассчитали – прибыльными, Кирилл назначил исполнительных директоров из числа своих помощников. Василий Васильевич обеспечил оба новых акционерных общества заказами: механический завод перепрофилировали на изготовлением запчастей к буровым установкам для нефтяников и газовиков, а завод по производству промышленных взрывчатых веществ, как это изначально и предполагалось, работал с шахтами соседнего Кузбасса.
Сам Кирилл Васильевич женился на местной модели – некоей Даше, впрочем, девушке скромной и не ленивой, выпускнице местного пединститута, но родом из деревни. Как он сам шутил по этому поводу перед свадьбой, – Главное, чтобы будущая жена корову доить умела. Остальному научится. Поселились они с молодой женой в соседнем курортном городишке, купили там огромный коттедж, с виду больше похожий на замок, наняли экономку, домработницу, садовника, которые занимались всем хозяйством, а сами просто жили в своё удовольствие.
Прибыль заводики приносили исправно, и на жизнь, и на развлечения им с женой хватало. На заводах Кирилл появлялся крайне редко, и только когда присутствие его было остро необходимо. Впрочем, отслеживал ситуацию на своих предприятиях Кирилл внимательно.
Хотя, все текущие вопросы на местах решали директора, но они же присылали ему еженедельно по электронной почте полные финансовые отчёты о деятельности, получив которые он на сутки запирался у себя в кабинете, сделанном по типу отцовского, в доме на втором этаже. Потому-то всегда был в курсе всех заводских дел.
Как-то родители приехали навестить их. Мама впервые была дома у Кирилла здесь, в Сибири, да и отец в новом его коттедже ещё не бывал. Раньше как-то Василий Васильевич приезжал к сыну больше наездами, на завод, чаще одним днём. А если ночевать приходилось остаться, останавливался в заводской ведомственной гостинице. Но в этот раз сын сразу в новый дом родителей повёз, надо же показать, похвалиться.
Отец внимательно осмотрел участок с садом, потом они с Кириллом сходили в баню, шикарную, из цилиндровых – одно к одному – брёвен, поставленную без единого гвоздя здесь же на участке. Попутно Василий Васильевич расспрашивал сына о том, как идут дела на заводах, – Всё бы ничего, папа, да только люди ворчат, заработки у нас небольшие, не то, что у вас в Москве. А больше платить пока не могу, разоримся…
Отец слушал Кирилла, чему-то кивал головой, о чём-то молча, задумывался, нахмурив лоб. Потом был ужин.
– Вы уж извините, – нарочито как бы прибедняясь, хотя больше напрашиваясь на их похвалу, говорил Кирилл родителям. – У нас тут всё по-простому, по-деревенски… Картошка вот со своего огорода, огурчики Даша сама мариновала, грибочки…селёдочка с Телецкого…
Отец с хитринкой улыбался, но сдерживался, хотя было видно, что он доволен сыном. А мама принимала все слова Кирилла за чистую монету, – Да что ты Кирюша, всё хорошо, всё просто здорово!.. Всё свежее, всё экологически чистое!..
А после ужина отец с сыном поднялись к Кириллу в кабинет, оставив своих дам общаться в гостиной. Мама первый раз встретилась со своей невесткой, на свадьбу у родителей приехать не получилось, поэтому тем для разговора у женщин было множество.
– Молодец. – Спокойно похвалил сына Василий Васильевич, удобно и непринуждённо расположившись в уютном кожаном кресле напротив сына. – Всё правильно, всё основательно устроил.
Кирилл довольно улыбнулся, конечно, скупая похвала отца была ему приятна. Но на всякий случай он спросил, – В смысле, что всё?
– Всё. И дома, и на заводах… – Немного помолчав, добавил. – А о том, что зарплата у нас невысокая, об этом зря думаешь. На Москву говоришь, народ ориентируется?.. А сколько у вас в городке сегодня безработных, после того, как комбинат закрылся?
– Много…
– То-то и оно, ворчать-то они ворчат, но умом всё равно понимают, где они ещё здесь в этой тьмутаракани такую работу найдут. У местных предпринимателей, так у них у всех – люди минималку получают, а то что сверху в конвертах, так оно то есть, то нет… Или на базар торговать пойдут, так там и половину того, что на заводе у тебя получают, не заработают… А здесь, хоть и немного, но по крайней мере – стабильно, и главное вовремя. Стало быть, не печалься ты за них, за работяг своих, они сыты, одеты, жильё у них опять же есть… Чего ещё!.. Словом, счастливые люди. В отличие от всех иных, тех, кто без работы сегодня мается. Поэтому они у тебя за эти места держаться будут и руками и ногами… А то, что якобы эксплуатируем мы их труд, так это по жизни всегда есть, было и будет, сын. Одни живут, чтобы жизнью наслаждаться, другие на них работают, чтобы выживать… Помнишь, как Булат Шалвович пел: «И пряников, кстати, всегда не хватает на всех…»
– Кто? – Машинально переспросил Кирилл.
– Окуджава…
Мудрый он всё-таки отец, как с ним не согласиться. Вот и дружок Кириллов – Семён, который его востоком заразил, тоже говорит, что главное дать людям ощущение сытости и стабильности, потому как голодный человек, который не знает, что ему ждать от завтрашнего дня – страшный человек. Конечно, Кирилл хоть сильно и не говорил с отцом про Семёна, ну внутренне чувствовал скепсис Василия Васильевича по отношению к его другу, да и к увлечению восточной философией тоже. Зря он так. Семён – парень умный, хоть и увлечённый. Он даже какое-то время жил в Тибете в монастыре, постигал, так сказать, восточную мудрость на практике.
От него Кирилл для себя много полезного взял. Скажем, из разговоров с Семёном, он хорошо усвоил, что подчинить кого-то своей воле, заставить делать всё как ты хочешь можно двумя способами: либо завоевать силой, либо включить его в своё целое, как часть. То есть, всё просто, главное направить сознание человека по следующему пути: да ты считаешь так – и я тебя понимаю – твоё мнение находится в пространстве моего понимания – значит, ты часть этого пространства.
А дальше уж совсем просто – частное существует, хотим мы того или нет, по законам целого. Если рассудить, сам отец – видимо по наитию – всегда именно так и поступает, просто не отдаёт себе в этом отчёт. Словом, как говаривал красноармеец Сухов: «Восток – дело тонкое»… И если мы его в себе не видим, это не значит, что его нет. В русском евразийском человеке, восток всё равно незримо присутствует.
Почувствовав, что заставил сына своими словами задуматься, Василий Васильевич, желая снять напряжение, одобрительно сказал, как по плечу похлопал, – И с городом ты хорошо придумал… Правильно, что своих людей в Думу продвинул, и председателя там своего поставил… Молодец! Да и с партией вы хорошо угадали, сегодня единороссы в тренде.
Похвалил, а про себя так подумал, удовлетворённо: да, меняется сын, в лучшую сторону меняется. Хватка у него, пожалуй, что, не хуже его – отцовской будет. Опять же дальше отца пошёл, у него-то, у Василия Васильевича про город как-то и мысли не было, как-то недодумал он, что город – это и целевые федеральные программы, стало быть, и денежки федеральные, их контроль, ну и всё остальное отсюда вытекающее…
Глава восьмаяКалинкина пасека
Снег валил и валил, уже и куски труб, что Калина Иванович с Васькой успели нарезать, да сложить вдоль стены, присыпало. И кучку песка, которую он ещё с лета запас, зимой дорожки посыпать, – тоже. Часть-то песка Калина Иванович сразу в металлические бочки загрузил, да сверху обрезками листа фанеры прикрыл от снега. Ну и на всякий случай ещё эту кучу нагрёб трактором, а вдруг на всю зиму песка в бочках не хватит.
«Надо же, как разошёлся. – Подумалось про снег. – Так, глядишь, и ляжет уже в зиму. Хотя, рано, наверное…».
Зашел в бытовку, поставил чайник. Надо чаю попить, он у него душистый, на травах. И мёда немного осталось. Обдумать всё. А какие же думы без чаю с мёдом, к этому Калина Иванович с детства приучен…
…Сколько он себя помнит в детстве, на столе в отцовском доме у них всегда стояла большая глубокая чашка с мёдом, и черпали они из неё мёд большими деревянными крашенными ложками, каждый своей, так уж заведено у них было. Родители Калины Ивановича из староверов были, впрочем, не то чтобы ревностно они всему следовали, но обычаи всё же старались блюсти.
Отец Калине рассказывал, что пасеку эту строил ещё его Калинкин прапрадед, из переселенцев Огнёвых. Которые пришли сюда в середине XVII века после реформы патриарха Никона в поисках легендарного Беловодья – земли свободной и обетованной. Да так здесь и осели. Жили по Заветам Божиим, своей отдельной общиной несколько семей: Огнёвы, Атамановы, Бочкарёвы. Среди них и был Калинкин прапрадед Порфирий. Мужик основательный и самостоятельный, хоть и считался он в общине, но поселился единолично, несколько на отшибе, дом поставил крепкий и надёжный. Строил на века, для себя, да чтобы внукам и правнукам хватило.
Тот народишко, что позже сюда заселяться стал: осёдлые беглые людишки, казачки да столыпинские переселенцы, говорили про кержаков, мол, воды у них напиться не выпросишь. Да только враньё всё это. Отец так Калине и говорил: «Врут люди, у нас на пасеке испокон веку, сколько себя помню, жили с рождения по совести, веру православную блюли да исполняли. А уж коли приходил человек за водой – как не подать-то? Правда, нынче прослабление вере дали, но это за счёт всяких бесовски́х штучек – телефонов да телевизиров разных».
Калинка хорошо помнит, телевизора на пасеке отродясь не было, опять же, слова отца вспоминались: «А чего его смотреть-то?.. Всё, что человеку знать надо по жизни, так про то в Библии прописано». А вот радио у них в доме было, небольшой такой динамик на кухне висел, отец говорил, что с войны ещё. «Тоже конечно бесовско́е это, только как иначе жить, – рассудительно объяснял отец, – случись что, война, как тогда, революция какая… мы как про то узнаем? А знать-то надобно…».