Он вдруг заметил недоумение в глазах Калины Ивановича, спросил его, – Ты чего, Иваныч?
– А люди?
– Чего люди?
– Их-то куда… как с ними рассчитываться будем?
Так и спросил – «будем». Конечно, правильнее было бы – «будешь». Но так уж он приучен был, никогда не снимать с себя ответственности перед людьми, если даже не всё от тебя зависит. Хотя, что в данной ситуации от него-то зависело? А вот от Боброва зависело, но его, похоже, сейчас судьба мужиков мало волновала, – Как, как… – Бобров поскреб в затылке. – Знать бы как… Распустим людей, Калина Иваныч! Не волнуйся, тебе я место найду, посидишь пока охранником в головном офисе. А там что-нибудь совместно придумаем… Глядишь к весне производство здесь возродим! Мне бы только здание это сейчас удержать, чтоб за долги не забрали. А с мужиками… котёл продам… Авось, постепенно рассчитаюсь.
– Авось!?
– Не дави ты на меня, Калина Иваныч, и без тебя тошно. – Бобров смотрел на него воспалившимися красными глазами, то ли выпил он вчера изрядно, то ли от волнения давление у него скакнуло. – Дожал меня таки Уткин… Его ставленник – директор исполнительный, друг твой, кстати, всё улыбался, когда ко мне приходил, всё увещевал: «Парок давай, парок! У меня три цистерны скоро придут…».
– Нашёл друга!.. – Возмутился Калина Иваныч. – Не надо с больной головы на здоровую! Ты, Василич, похоже, всех теперь готов мне в друзья записать! Ты-то с ним больше яшкался…
– Ладно, не сердись, Калина Иванович. – В голосе Боброва почувствовались примирительные нотки, понял, наверное, что перетянул гайку. – Вчера вот самого Уткина младшего встретил. Приехал, наверное, посмотреть как котёл запускать будут… Сам ведь знаешь, у нас с ним ещё с комбинатских времён взаимная «любовь» – он тоже «по-дружески» так меня спрашивает: «Как дела? Как здоровье?.. – потом, с ехидной улыбкой, – Всё Виталий Васильевич дорогой, не будем вас больше просьбами о парке утруждать, у себя газовую мини котельную запустили». Что за человек!?. Одно слово – сука! Нет бы, раньше предупредить, а то вчера взял и выложил. Знает ведь прекрасно, что я эту котельную только из-за него и держал ещё…
Знал Калина Иванович, и про их отношения, и про их бизнес… Однако, как уже говорено, одно дело просто знать, другое – знать наверняка.
Во всём этом одно Калину Ивановича удивляло. Вот встречаются они друг с другом, бизнесмены эти хре́новы, разговаривают, что-то друг другу обещают… и тут же назавтра кидают друг друга на деньги, причём не на малые… и, спустя время, как ни в чём не бывало снова встречаются – разговаривают – улыбаются – кидают… И всё это у них – норма. Ну, кинул, ну сумел, значит ты более предприимчивый, значит – прав ты, а тот кого кинул – просто лох.
Долго он не мог подобрать подходящего названия для таких взаимоотношений, а как-то однажды, вот здесь на болоте, смотрел один раз, как мужики металл копают. Черпанул экскаватор полный ковш грунта, да ещё с большой горкой черпанул, пока подымал ковш из ямы, горка на землю посыпалась, а вместе с землей и извивающийся клубок – сначала Калина Иванович даже не понял что, потом увидел – змеи это, гадюки. Видимо, на зимовку они укладывались, и когда в песок зарывались, там, в земле и сплелись клубком, поближе друг к другу, чтобы теплее зимовать было.
Упал клубок с ковша вниз, гадины расцепиться сразу не могут, лежит клубок на земле, извивается в разные стороны, десятки голов из него лезут, да ещё и укусить друг друга норовят!
Правда, минуты не прошло, распутались змеи из клубка, в разные стороны быстренько порасползлись. Тогда-то Калину Ивановичу и осенило точно, так и эти, бизнесмены чёртовы – клубок друзей, точнее не назовёшь. В поисках выгоды сплетаются в клубки, трутся друг рядом с другом, кто-то расслабился – другие его укусить норовят, поизвиваются так, поразгрызуться да расползутся в разные стороны, а чуть что потеплеет, выгодой где-то запахнет – снова их в клубок, будто магнитом, тянет. Насчёт выгоды нюх у них ого-го!..
У всех, но особливо у москвичей. Как делёж пошёл, много их сюда нынче поприбежало. Не раз уже обращал внимание Калина Иванович, смотрит на тебя такой «москвич», а у него в каждом глазу по доллару светиться, сверлит он всё глазами-долларами вокруг, точно сканирует, определяет, какую выгоду из чего можно извлечь. А коли увидел, не отступится, как клещук вцепиться.
В своё время как-то проглядел экс-директор комбината, он же его могильщик – Кирилл Васильевич со-товарищи эту вот котельную, недооценил, недосканировал. Не понял, что без неё заводу его, что он от комбината отприватизировал – никак. А может и тогда уже какие планы насчёт газа у него в уме были… Кто теперь про то знает, кроме его самого.
Однако брошенная котельная не залежалась, Виталий Васильевич её тогда по совету дружка своего вэпэшашного Игорька Теплова к рукам прибрал. Удачно прибрал, и химию здесь производил, да и лет пять с Уткина деньги вытягивал за пар. Но сообразил Кирилл Васильевич, что много он, пожалуй, Боброву переплачивает. Сам ли, его ли экономисты просчитали, что проще им свою газовую котельную поставить, да топиться. Пожалуй, за те пять лет она бы уже себя с лихвой окупила. Теперь вот решил, что лучше поздно, чем никогда…
Что теперь? Ладно Васильевич – хоть и давно он Боброва знает, но за него у Калины Ивановича душа не болит, чего за барина волноваться – у него в городе ещё здания есть, он там площади в аренду сдает. Худо-бедно на хлеб с маслом барину тех денег хватит, с голоду помирать не придётся.
А Сашка, Васька, Григорьевич?.. Да в конце концов, и он сам?.. Хотя, пожалуй, сам Калина Иванович тоже не пропадёт, огород у него большой посажен, пенсию какую-никакую они с Людмилой получают… Тоже, не пропадут. Мужикам – сложнее. Какая судьба их ждёт дальше?
Взять хоть Григорьевича – он лет десять уже на Боброва отработал, как-то так всё без всякого трудоустройства, главное деньги платят. Только когда пенсию оформлять хватился, годы эти в общий стаж у него не вошли, а официального комбинатского стажа маловато. Потому и пенсия у него копеечная вышла, на кусок хлеба хватает, а на большее – увы… Вот и горбатится до сих пор на барина, да горькую попивает. Последнее время зачастил что-то. Сейчас закроет барин избушку на клюшку, дальше Григорьевичу куда? Уйдет с головой в свою пенсионную нищету – хотя и на эти копейки существовать как-то можно – ну загорюет, ну запьет, ну помрёт, чуть раньше, чем помер бы, здесь сутками вкалывая. Хотя и здесь ничего хорошего, трудновато ему сутками, чай не пацан…
Ну ладно, Васька, тот сразу честно барину сказал: «Не будешь платить, Василич, так и знай, опять воровать пойду!». Сказал и сказал, барину-то что за дело, хочешь – иди воруй… А Васька не врёт, пойдет ведь, как ему иначе выживать. Жалко, конечно, парня, не глупый, ведь, не бессовестный. Да и руки у Васьки есть и соображаловкой Бог не обидел, хваткий. Женился вроде серьёзно, живут вот… Вполне бы мог жить и работать как все нормальные люди, без воровства этого… Но сегодня искать где-то работу, с его-то судимостями, практически без специальности… Где? Теперь, когда столько высококлассных специалистов в городе за работой в очереди стоят, с корочками по специальности, без судимостей…
Или этот-то, Сашка, тому-то вообще куда?.. Теперь он фактически лицо без определённого места жительства… Всё для него теперь здесь, в кочегарке – и дом, и семья, и родина…
Опять же с расчётом как? Они – и Григорьевич, и Васька, и Сашка – устроены здесь официально лишь по минималке, всё что свыше того хозяин обещал им из прибыли выплачивать. Обещать – обещал, да только обещанного долго ждут, особенно, когда у «обещалкина» – у самого проблемы. Скорее всего, в лучшем случае закроет он им расчёт по этой самой минималке, и всё. Не нравится – идите, ребята, жалуйтесь куда угодно. У барина в бухгалтерии всё по закону, всё шито-крыто, никто Григорьевича и Ваську с Сашкой и слушать-то не будет.
Что ему Калине Ивановичу делать? Спросить бы у хозяина обо всём этом… Не ответит барин, не тем у него нынче голова занята. Спросил о другом, – Мужикам сам скажешь?
Нахмурился барин, покривился лицом, буркнул, – Ты скажи.
– Чего так?.. – Спросил, хотя знал «чего», не хочет Василич мужикам в глаза смотреть, видать, не совсем ещё стыд потерял. – По совести тебе сказать надо бы…
В ответ пожал Бобров плечами неопределённо, про совесть, похоже, совсем не захотел услышать, не до того, собрался по-быстрому, вроде как других забот у него теперь полно, и уехал восвояси.
Уехал. А Калине Ивановичу теперь вот, сиди – мучайся. Думай, как к мужикам подойти, какими словами всё объяснить?.. Непростой разговор предвидится, знает он как это страшно и обидно, когда последней надежды людей лишаешь… Но и в неведении мужиков оставлять – совсем нечестно будет.
Глава семнадцатаяКак Калина Иванович слова искал, но ничего кроме ругательных не нашёл
Да-а… Какие такие слова ему найти? Откуда их взять, если сам понимает, что нет за барином правды. По сути дела кидает он мужиков…
Хотя сегодня вокруг всё так, не только здесь – у них, на Гадючьем болоте, – во всём городе, по всей стране. В «зомби-ящике» из Москвы в телешоу разных политических, вроде и умные люди про всё что происходит рассуждают, вроде и правильными словами говорят: проблемы моногородов… проблемы российской оборонки… проблемы нашей экономики… Да только всё как-то мимо у них получается – всё абстрактно, а в итоге – ни о чём. Всё говорят, спорят, жуют-пережёвывают – то, да потому…
Только людям-то что с их слов, кому-то легче стало? Кому-то из тех бывших специалистов-оборонщиков, которые на центральном городском рынке сегодня китайским тряпьем торгуют?.. Или по таким вот полуподпольным гаражно-дворовым конторкам как у барина маются, перебиваются с хлеба на воду?.. Может, семьям этих людей?..
Знает Калина Иванович, нет, не стало. Их просто предали, лишили возможности честно зарабатывать на хлеб. И кто предал?.. Такие, как Василич? Они и сами наизнанку выворачиваются, чтобы при нынешней жизни семью обеспечить, детей на ноги поставить… Какое им до других дело! По их-то разумению, они сами в такой же ситуации находятся. Хотя, если внимательнее посмотреть, не совсем в такой, и хлеб с маслом да с икоркой могут себе позволить, и запивают не водой вовсе. А так, живут, как многие, по принципу – своя рубаха ближе к телу. Или, может, такие, как Уткин предали? Только и там – та же история.