Она не удивилась, не рассердилась.
— Бедняга, там такая сумасшедшая путаница, клубок проблем, вопросов без ответов. Понял что-нибудь?
— Разумеется, нет. Но я стараюсь. Я успел прочитать не больше трети, там очень много всего. Скажи, ты веришь, что Хот не изменился с 1913 года, что это тот же человек?
— Не знаю, человек ли, — задумчиво произнесла Соня. — Вот мы сейчас и посмотрим.
— Не человек? Что ты имеешь в виду?
— Есть такое понятие в биологии — химерный организм. Часть клеток содержит измененный ген. Искусственно измененный. Вот только кем и зачем?
Пока они говорили, она успела достать из холодильника пробирки с образцами крови и включить микроскоп.
— Это возможно определить сразу? По крови? — спросил Дима.
— Не знаю. Подожди. Молчи, не сбивай меня. — Она нервно заметалась по лаборатории, открывала шкафы, распечатывала какие-то упаковки.
— Но если, допустим, все правда и он живет лет триста, зачем ему паразит? — пробормотал Дима.
— Триста, четыреста ему мало. Как сказал Федор Федорович, господин Хот бесконечно жаден. И он готов рисковать потому, что он бесконечно самоуверен. Но тут есть противоречие. Если он самоуверен, почему он постоянно пытается доказать свое превосходство? Дима, ты меня отвлекаешь, я не могу сосредоточиться! — Она доставала и выкладывала на стол коробки, пробирки, склянки.
— Я молчу, это ты говоришь.
— Надень, пожалуйста, — она положила перед ним упаковку с защитной маской, — достань из шкафа перчатки, халат и шапочку. Там должны быть любые размеры. Найди подходящий и надевай.
— Зачем?
— На всякий случай. Я сейчас раскупорю эти чертовы пробирки. Мало ли, какая дрянь может оказаться в крови, с которой я буду работать? Лучше перестраховаться.
— Ты хочешь, чтобы я тебе помогал? — удивился Дима.
— Только этого не хватало! Вот, спиртовку разожги и сядь сюда, посиди смирно и помолчи. Ничего не трогай. Так. Экспресс анализатор отличный, ох, какие гениальные у нас приборы. Всю жизнь мечтала поработать с такими приборами. Ну, что скажешь, мой умный друг?
— Что скажу о чем? — спросил Дима.
— Извини, я не с тобой разговариваю.
— А с кем?
— С анализатором. Показатели вроде бы в норме. Как там писал революционный поэт? «В наших жилах кровь, а не водица…» Эритроциты, лейкоциты, тромбоциты. Ци-ты ци-ты, фу-ты, ну-ты, аты-баты, шли солдаты. Замечательно. Ретикулоциты. Шли солдаты на войну. Гемоглобин высокий. То есть практически фетальный гемоглобин. Ладно, дружок, пока работай, посмотрим, что там у нас с окрашенными мазками.
— Что такое фетальный? — спросил Дима.
— Как у плода, до рождения.
— Ты всегда разговариваешь с приборами?
— Мг-м. Отстань, пожалуйста.
Дима вздохнул, минут десять молча наблюдал, как она возится со стеклышками, палочками, пробирками, пипетками. По мониторам бежали цифры, буквы, ползли разноцветные кривые графиков. Соня бормотала, напевала, вдруг резко крутанулась на табуретке, описала полный круг и тихо воскликнула:
— Оба-на!
— Что?
— Макс не соврал. Видишь картинку на мониторе? Синюшно-красные пятна — эритроциты. Лиловые сгустки внутри видишь? Это ядра. Ядра, понимаешь? Не понимаешь. Ладно, сейчас объясню. Эритроциты — красные кровяные клетки. У здорового взрослого человека ядер в них нет. Ядро — признак незрелости эритроцитов. У крокодилов, змей, ящеров эритроциты незрелые. Возможно, у динозавров тоже были незрелые. У человека — только в эмбриональном состоянии и в первый день жизни. Еще при разных тяжелых патологиях, при анемиях, некоторых лейкозах. Но в крови здорового человека эритроцитов с ядрами не бывает никогда. Между тем очевидно, что господин Хот здоров.
— А вдруг у него лейкоз? — осторожно предположил Дима.
— Мг-м, погибает, бедняжка. Нет, Дима, нет. Макс онколог, уж он бы знал и сказал бы мне. Хот здоров. Вероятно, какая-то мутация, врожденный дефект генного кода. Незрелые эритроциты живут значительно дольше зрелых. В принципе это может стать одной из разгадок аномально долгой жизни всего организма. Дима, давай мы с тобой покурим, и все.
— Что — все?
— Я буду дальше работать, а ты меня не отвлекай.
— Я тебя отвлекаю? Я сижу тихо, как мышь, ни слова не сказал.
— Ну, прости, не сердись, — она стянула маску, перчатки, встала, — я завелась очень сильно от этого. Я буду сейчас делать генетический анализ. Тут все есть, но это займет много времени. Ты погуляй, можешь поиграть в пинг-понг с Фазилем. Или навести Елену Алексеевну.
Он тоже снял маску и перчатки, приоткрыл окно.
— Я, с твоего позволения, останусь, почитаю.
— Ладно. Если ты обещаешь ни о чем не спрашивать, пока я сама не расскажу, оставайся. И тогда уж сделай доброе дело. Перегони из старого ноутбука в новый записки Михаила Владимировича.
Они стояли у окна, курили. Было все так же пасмурно и тихо. Диме захотелось, чтобы на пустой белой дороге появилась маленькая фигурка дворника Дассама. Но никто не появлялся, и лопата не торчала из сугроба. Со вчерашнего дня снег не шел, дворник отлично расчистил дорожку, мог отдыхать.
— Спасибо, что разрешаешь остаться. Ну, а сейчас, пока мы курим, позволишь мне задать вопрос?
— Прости, я, конечно, монстр, совсем тебя затюкала.
— Ничего, пока терпимо. Скажи, эти анализы нужны Хоту, чтобы ты определила, приживется ли паразит в его организме?
— Разумеется, нет. Никакие анализы ничего не определят, и Хоту отлично это известно. Пробирки что-то вроде визитной карточки. Он пожелал, чтобы я узнала, как он интересен, оригинален, совершенен, чем отличается от простых смертных. Ему нужно доказать свое превосходство. Доктор Макс предупреждал. Ладно, потом. Все потом.
Соня вернулась к приборам, Дима включил ее старый ноутбук. Прошло около часа, каждый занимался своим делом. Соня уже не бормотала, не пела, тишину иногда нарушали мелодичные сигналы приборов.
И вдруг из коридора послышались шаги, голоса, дверь распахнулась. Вошла Орлик, с ней девушка шамбалка в комбинезоне, заляпанном краской. У девушки было мокрое, страшно бледное лицо, она тихо, жалобно стонала.
— Больно, не могу терпеть, не могу-у.
— Держите ее, она сейчас потеряет сознание от боли, — сказала Орлик, — осколок плитки попал под ноготь большого пальца.
Девушку усадили, она закрыла глаза и стала заваливаться на бок. Соня нашла нашатырь. Дима попытался осмотреть раненый палец, но девушка оттолкнула его, схватила за руку Соню и быстро, с сильным шамбальским акцентом, забормотала:
— Ты, ты мне поможешь, Дассам сказал, ты вытащишь!
— Дворник привел ее, — объяснила Елена Алексеевна, — она работает в жилом корпусе. Тут никакого медпункта пока нет. Я уговаривала ее ехать в город, в больницу, не хочет. Вот все, что у меня нашлось. Йод, бинт и пенталгин.
— Больно, больно, не могу терпеть, Дассам сказал, ты вытащишь! Вытаскивай, пожалуйста!
— Как? — растерянно прошептала Соня.
— Пинцетом, — сказал Дима, — я помогу.
Палец облили спиртом, девушке дали две таблетки пенталгина. Осколок сидел глубоко, был скользким, к тому же рана сильно кровоточила.
— Я биолог, не врач, почему я? — прошептала Соня. Девушка плакала, стонала, кричала от боли, Орлик вытирала ей слезы, Дима крепко держал руку и раненый палец. Дважды Соне удалось подцепить осколок, но, чтобы вытащить, следовало глубже ввести острые лапки пинцета. Соня чувствовала, как это больно, у нее все сжималось внутри, и ком стоял в горле.
— Нужно в больницу. Фазиль довезет за полтора часа, я не могу.
— Можешь, можешь, дедушка Дассам сказал, ты вытащишь! Не хочу в больницу! Не отдавайте меня в больницу!
— Чем дольше ты ковыряешься, тем ей больней, — прошептал Дима, — глубже войди, иначе не получится. Давай, очень быстро, спокойно. Я держу ее, отвлекаю. Как тебя зовут? — громко обратился он к девушке.
— Хасанова Лейла.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Ты маляром работаешь?
— Плиточница, третьего разряда.
— Где ты живешь?
— В Шамбальске в общежитии. Сейчас в корпусе живу, где работаю… А-а!
Соне удалось подцепить и вытащить осколок. Палец залили йодом, забинтовали.
— Все равно надо в больницу, — сказала Соня, — ранка глубокая, вдруг инфекция?
— Не хочу, не хочу в больницу, ты вытащила, инфекции не будет никакой, — Лейла всхлипнула, шмыгнула носом и заговорила по шамбальски, поглядывая на Соню узкими, красными от слез глазами.
— Сонечка, она благодарит вас, я уже немного понимаю этот язык, — Орлик улыбнулась. — Она говорит, вы очень добрая и красивая. Лейла, ты могла бы и по русски это сказать. Нет, по русски стесняется. Ладно, пойдем, я провожу тебя, тебе надо лечь. Вернусь, сварю кофейку.
Когда они вышли, Соня выпила залпом стакан воды, закурила.
— Ты даже не понимаешь, какая ты молодец. Ювелирная работа. В больнице ей наверняка содрали бы весь ноготь, — сказал Дима. — Это гены. Прапрадед твой и прабабушка, на которую ты так поразительно похожа, они бы тобой гордились. Может, тебе надо было стать врачом? Эй, ты меня слышишь? Ну что ты опять застыла?
Соня, не отрываясь, смотрела на мониторы. Там прыгали цифры, буквы, ползли кривые графиков.
— Соня, в чем дело?
— Не может быть. О, Господи, нет, я не верю.
— Ну, что, что такое, объясни.
— Показатели крови изменились. Гемоглобин и кислород повысились, глюкоза упала. Я задала программу анализа на биохимию и гормоны. Ты видишь, что он выдает?
— Соня, я вижу только цифры и графики, ничего в них не понимаю.
— Появился альфа- и бета-фетопротеин. Это белки. Они влияют на рост и развитие тканей. Они есть только в крови плода, до рождения. Их не было. Их не может быть в крови взрослого человека. Но главное, количество клеток крови увеличилось. Вот что самое невероятное! Подожди, я должна проверить, — она погасила сигарету, пальцы ее быстро забегали по клавиатуре. — Я уже несколько часов работаю с этой кровью, параметры не менялись. Никаких причин меняться у них нет. Кровь больше суток хранилась в холодильнике.