— Не волнуйся, — сказал Малки Ивану, — маршрут старый и безопасный. Я буду беречь твою семью, как свою. Артём просил за вас.
— Чаворалэ, — обратился он к Артёму, — я передам твоим жёнам послание. Для меня честь увидеть матерей… твоих детей.
— Спасибо, — ответил Артём.
Все погрузились в машины. Древний морщинистый глойти, похожий на якутского шамана в тропическом обмундировании, прошёлся туда-сюда вдоль колонны, побрякивая бубном в голых, унизанных браслетами, высохших руках. Он что-то напевал себе под нос, глядя в никуда выцветшими старческими глазами и вид имел конкретно обдолбанный. Впрочем, у них это, кажется, профессиональный имидж.
Зарычали, задымили ушатанные моторы, глойти влез в переднюю, самую блестящую и увешанную бижутерией машину, туда же отправился Малки. Колонна тронулась, за ней побежали цыганята, но сразу отстали, а в конце широкой улицы она, замерцав, исчезла, оставив в воздухе дым горелого масла и запах солярного выхлопа.
— Валите, валите уже, — несентиментально попрощалась с нами Ольга. Она всё ещё сидела в халате, попивая кофе. — Присмотрю я за вашей летающей ерундой. Если придётся куда-то отскочить, то запру, а ключ под водяной трубой спрячу. В этом случае меня не ждите, у башни встретимся. Быстрых резонансов вам и коротких транзитов.
— Не угонит, как думаете? — тревожно спросил Артём, пока мы шли с рюкзаками к реперу.
— Да на кой ей чёрт? — резонно возразил Иван. — Без навигации он может долететь только к башне, а туда мы её сами доставим.
— С Ольгой никогда наверняка не знаешь…
Репер здешний расположен рядом с маяком, в смежном помещении, но с отдельным входом. Популярностью не пользуется — бродяги предпочитают Дорогу или кросс-локусы. Пыльно, намусорено, судя по запаху, кто-то даже нагадил. Не побоялся осквернить таинство Мультиверсума.
— Ну, поехали… — Артём взялся за планшет, и мир моргнул.
Разваленный дом, какой-то бытовой хлам, доски, провода, спутанная «колючка», в воздухе висит пыль, гарь и пороховой дым.
— Халло, гайз! — поприветствовал нас «тактический» бородатый мужик с автоматом. — Ю он тайм.
Шлем, наушники, очки, плейт-карриер, перчатки — всё камуфляжное, модное и крутое. Автомат обвешан какими-то приблудами, невнятная нашивка на рукаве.
— Фукин пис оф айрон! — сказал он и приложился к прицелу, стоя на одном колене за баррикадой.
— Дыды-дыщ! — коротко плюнул автомат.
Мы присели.
— Привязался, проклятый! — сказал пухлощёкий бородач на своём странном и грубом, но более-менее понятном английском. Произношение у него было такое, как будто немца учили в советской школе — отрывистый лающий выговор и рубленые, неловко построенные фразы. «Ху из он дьюти тудей» и всё такое.
— Кто привязался? — спросил я примерно в том же стиле. Читаю по-английски я свободно, но с языковой практикой не сложилось.
— Малый бот, — пояснил он, — засёк, теперь не отстанет. Твой фукин модерн ган его возьмёт? У меня калибр слабый, а к материал райфл патроны кончились. Булшит.
Он кивнул на мою винтовку.
— Пробабли, — ответил я осторожно.
— По тем фукинг кустам шныряет эта фукинг железка, — показал он пальцем за баррикаду. Только осторожно, дуд, у неё фукинг машинган.
Я аккуратно высунулся из-за завала. Вокруг раскинулись остатки субурбии — коттеджный посёлок по-нашему. Некоторые дома сильно пострадали, зияя рваными дырами в каркасных стенах, некоторые остались почти целыми, но следы затяжных уличных боёв налицо. «Кустами» тактический бородач назвал плотную живую изгородь вокруг одного из участков — некогда тщательно постриженную, но сейчас заметно запущенную и кое-где подпалённую. Мне почудилось за ней неясное движение, но растения стоят буквально стеной, почти без просветов.
Переключил винтовку в «биорад» — не увидел ничего. Пусто. А вот в тепловом режиме, несмотря на засветку от нагретой солнцем улицы, отчетливо увидел яркое пятно. Там неторопливо передвигалось что-то очень горячее.
— Тррр! — в прицел плеснуло вспышками, и я торопливо пригнулся.
По баррикаде ударило очередью, неприятно близко к моей голове. Поднялась пыль.
— Фукиншит! — сказал бородатый. — Годдэм.
— Что здесь вообще творится? — спросил меня Иван по-русски. Похоже, он не знает английского и изрядно озадачен.
— Там катается какая-то штука с пулемётом и не даёт этому парню вылезти. Он просит её пристрелить, потому что у него калибр мелкий, а она железная. Или ты про вообще? Про вообще я не в курсе, мы пока только тактическую обстановку обсудили.
— Ху а ю, гайз? — озадаченно спросил бородатый, сдвигая тактические наушники на тактический шлем.
— Ви а рашнз, — ответил я как в кино.
— Вот зе фукинг «рашнз»? — удивился он.
— Невермайнд, дуд, — отмахнулся я, — нау я фук зис булшит железяку, ин хер айрон эсс. Подвинься.
Я откинул боковой экранчик на винтовке, повернул его вниз и поднял оружие на край баррикады, установив на откидных сошках. Теперь я мог целиться, не высовывая головы. Поймал горячее пятно в прицел и последовательно всадил в него пять пуль — не мелочась, на максимальной дульной энергии.
— Йоу, дуд, бьютифул ган! — одобрил тактический.
— А то! — согласился я.
Картинка в прицеле постепенно остывала. В нормальном режиме экранчик показал струйку сизого дыма над кустами. Я бы ещё подождал для страховки, но бородач без колебаний перемахнул баррикаду и пошёл к кустам. Тактическим шагом — слегка пригибаясь и поглядывая по сторонам в прицел, но без особой опаски. Наверное, ему виднее.
За кустами тихо дымило нечто на двойных хитро сочленённых гусеницах, поверх которых располагалась поворотная платформа с объективами и легкомысленным, наполовину пластмассовым, мелкокалиберным пулемётиком.
— Айрон бич! — зло пнул его тактическим берцем бородач. — Фукин дэд айрон бич!
— Сэнкс, дуд, — сказал он мне.
— Говно вопрос, — ответил я по-русски.
— Такая штуковина на днях застрелила моего приятеля, — вздохнул он, — а может, и эта самая. Подъехала ночью к костру и влупила из темноты. Раньше они ночью сидели в городе, но их всё больше и больше. Айм Сэмми. Сэмми Джонс.
— Серж, — представился я.
— Нам туда, — показал, глядя в планшет Артём.
Палец его указал в сторону виднеющегося на горизонте рваного силуэта высотных городских домов.
— Далеко?
— Не, пара километров.
— Эй, парень, — спросил я тактического, — в ту сторону безопасно?
— Ит депендс, — ответил он неопределённо, — вам куда надо?
Я пояснил, что мы ищем такую же черную цилиндрическую штуку, как в тех развалинах, где мы только что были. Он ответил, что знает, о чём мы, тут недалеко. И, в принципе, не слишком опасно. Если не нарвемся на очередную фукинг айрон бич. Так что он проводит, ему всё равно нечем заняться. Работу у него железяки отобрали ещё до того, как всё началось, а фукинг пособие больше платить некому.
— В этой булшит стране в последние годы нихрена не было работы, но было до черта железяк, — жаловался он по пути, не забывая тактически приседать и выглядывать за углы в прицел, делая тактические жесты свободной рукой. — Хорошо, что третью поправку не успели отменить, — он похлопал тактической перчаткой по тактическому цевью автомата, — а уже почти собрались.
— Вторую, ты хочешь сказать?
— Почему вторую? — удивился Сэмми, — Вторая — про право голубого фукинг большинства.
— Не, я не против голубых, гайз, — подозрительно посмотрел на нас бородатый, — в цивил резистанс их полно. Просто я не по этому делу, ок? Цисгендерное меньшинство, у меня тоже права есть.
— Мы за права меньшинств, — заверил его я, — особенно цисгендерных.
— Ну и ок, — сказал он с явным облегчением, — а то не все понимают, как сложно нам живётся.
Прошли три квартала разрушенных, полуразрушенных и совсем почти целых домов.
— Не знаю, гайз, зачем вам эта штука, но она вон там, — показал тактическим жестом бородач, — здесь Смитсоны жили, они вокруг неё декоративную горку сделали. Джон и Пол, нормальная семья, но с ландшафтным дизайном у них перебор, как по мне. Джон повернутый на цветочках был, пока железяки не взбесились. Он в первую волну погиб, в городе. Пол сначала долго плакал, а потом пошёл к нам в резистанс, но его быстро убили. Он был фотограф мужского белья, и всё время высовывался из-за укрытия. Как будто снимать собрался, а не стрелять. Вот и получил дырку в башку, ступид бастард.
— Спасибо, Сэмми.
— Пока, гайз. Берегите друг друга, семья — это важно.
Бородач пошел тактическим шагом обратно, тщательно приседая, «нарезая пирог» и четко прикладываясь к прицелу. Но меня не оставляло ощущение, что он учился этому по кинофильмам.
— Есть репер, — подтвердил Артём, разглядывая причудливое нагромождение камней, оплетённых вьющимися цветочками, — хотя так и не скажешь.
Сооружение увенчано огромным цветочным горшком, но, что бы в нём ни росло, оно уже засохло.
— Поехали?
— Давай.
Зимний заснеженный лес. Мы с проклятиями сбросили рюкзаки и полезли было за тёплой одеждой, но Артём нас остановил.
— Восемь минут гашение, проще подождать.
Действительно — ветра нет, мороз несильный, идти никуда не надо — не замёрзнем. Так и перетаптывались, оглядывая голые стволы вокруг скрывшего репер сугроба. Вроде горелые они какие-то, но так не поймёшь. Нет никого — и ладно.
Зато на следующем…
Городская площадь. В самом центре — аккуратно и не без изящества оправленный в белый резной мрамор реперный камень. Возле камня стоим мы. А вокруг — толпа. Десятки… Нет, сотни людей! Может быть — тысячи. Вечер, громкая ритмичная музыка, площадь освещена гирляндами разноцветных огней, развешанных на домах. В центре — подсвеченная прожекторами сцена.
— Восемнадцать минут! — Артём с трудом перекрикивает орущего в колонках ведущего, который, в свою очередь, пытается перекричать музыку.
Тот скандирует что-то пафосное на незнакомом языке. Толпа взрывается криками и аплодисментами. Переждав волну шума, он снова что-то выкрикивает в микрофон, размахивая руками. Толпа отвечает дружным одобрительным рёвом. Оратор начинает сильно и ритмично топать ногами, как будто маршируя на месте, топот через микрофонную стойку отдается басами в колонках. Люди начинают притопывать в такт, и вскоре вся площадь топочет в едином ритме. Земля под нашими ногами вздрагивает.