я тогда оговорился. Я обещал брату. Да, брату! Брату! Зачем я обманываю себя? Ведь прежде всего — футбол. О чем ты? О разочарованиях, которые ждут Свята? Сегодня не имеет никакого значения Дело не в нас, а в «Звезде». Какое значение имеют наши личные судьбы в сравнении с ее судьбой? Никакого. Ну, почему же? Понимаю. Но у меня нет оснований и права соглашаться с тобой. И не только с тобой — со всеми вообще. До свидания. Потеря? Была. В прошлом году. А сегодня — что? Ну, прощай…»
Пятно солнечного света запрыгало по стене, по натертому паркету. Скрип форточки напоминал жужжание пчелы. Голубое небо за окном прорезала белая инверсионная полоса.
«…Ты дал согласие вернуться? Опять — про него! И это тоже ради него? Вся твоя жизнь — ему. Нельзя же так, нельзя! А, вот ты к чему… Твоих жертв! Но не имеет же он права лишать тебя жизни. Я еще не научилась разгадывать ребусы. Моего пионерского детства как паз на это и не хватило. Одно я понимаю: чтобы оправдать себя, ты готов прицепить ему павлиний хвост. Ах, зачем я так? Нет, пусть! Пусть ты обидишься, но просто самолюбивый петух он у тебя. И никакие высокие мотивы никогда им не руководили. Никогда, ин украл у тебя твою собственную жизнь. А сам ведь ничем не пожертвует ради тебя. Пожертвует? Этого мальчишку никто не знает толком. Можешь думать что угодно, но я хочу, чтобы твой брат потерпел фиаско в футболе, чтобы ты ошибся в нем, и он казнил тебя за эту ошибку. Нет, нет, все не так, Сергей! Не возвращайся! Тебя ждут разочарования. И ты сам знаешь — что одни лишь разочарования. Обещал? Кому ты обещал? Ты же сказал, что никто тебе ничего не предлагал. Тебе болельщики — эти ненормальные, психи — предлагали? Брату? Опять он! Но если ты так любишь его, отвези к Веретееву. Тот ведь совсем другое дело. А мой Савельев… Неужели ты не понимаешь? Ты Савельеву не нужен. Ему нужен твой брат. Но зачем твоему брату разочарования? Разве их мало было у тебя? Зачем же? Ты из всех крушений выйдешь победителем — я знаю, ты такой. Но я-то не хочу этого. А ты? Ты не хочешь меня понять, да? Просто не хочешь, да? Вот как? Тогда — до свидания. Я знаю своего брата лучше, чем ты, и потому мне вас нисколько не жаль. А себя? Но ведь и у меня есть брат! И он мне так же дорог, как тебе твой. Хоть и не теряли мы ни отца, ни матери… Ну, прощай… прощай…»
Посреди пустынной площадки перед жилым корпусом заложив руки за спину и глядя вверх на паривших в небе голубей, стоял измученный ожиданием Савельев.
Он уже успел переодеться. Снял белую рубашку и пестрый галстук, в которые вынужден был облачиться для визита к директору завода, — для визита, который ничего ему не дал. В спортивном костюме он выглядел старше своих лет. Фигуру портил быстро округлившийся, после того как он закончил играть, живот, а из-за невеселых раздумий обозначились морщины на лбу и сразу стал более заметным шрам посреди переносицы— память о единственной в его футбольной жизни травме, крепко сколоченный, он травм не получал, они грозили тем, кто встречался с ним на поле в борьбе за мяч.
Знакомый, ненавистный Савельеву голос прервал его горькие размышления:
— Здравствуй.
Сдерживая резкость, он повернулся к Сергею который, оставив машину на стоянке, шел к тренеру, но так же, как перед этим Савельев, глядел в небо на голубей Савельев ответил кивком головы.
— Извини, — продолжал Сергей, все так же глядя в небо, — что отрываю тебя от мучительных тактических поисков. Привез младшего брата. Посмотри. Думаю, он «Звезде» пригодится. Особенно сейчас.
Теперь Сергей опустил взгляд: по асфальту придвинулась третья тень.
— Ладно, — глухо ответил Савельев. — Посмотрю.
Неожиданно для обоих вмешался Святослав:
— А я привез вам старшего брата. Посмотрите его. Думаю, что он «Звезде» просто необходим.
— Вот как? — рассердился Савельев, но подавил чувство неприязни. — Ну, посмотрим и его.
Сергей мельком взглянул на брата: он знал, что юношу возмутил ответ, и успокаивающе повел головой. Младший, приняв просьбу старшего, смирился. Сергей спросил:
— Тренировка завтра?
— Да, — ответил Савельев.
— Как всегда?
— Да.
— Значит, мы приедем завтра.
Савельев, на прощание лишь кивнув, побрел в сторону тренировочного поля, хотя никто его там не ждал. Поскрипывал песок под ногами. Святослав растерянно смотрел ему вслед: он ожидал совсем иного приема.
— Что ты, Свят?
— Не очень-то он хотел видеть нас, — прошептал юноша.
— Ну что ты? — Сергей поймал себя на мысли, что как раз доволен таким приемом: по крайней мере на них этот прием не накладывал никаких моральных обязательств. — Он и не мог иначе: мы спасли его. Эту радость, Свят, он ни с кем не хочет делить. И он прав. Я бы на его месте вел себя точно так же.
— Ты бы на его месте?
— Условно, Свят. На его месте я никогда не буду. Не хочу быть.
— А я хочу.
— Быть на его месте?
— Когда-нибудь. Когда вдоволь наиграюсь. Раз ты не хочешь, то должен, выходит, хотеть я. Так?
— Ах, Свят, не заглядывай так далеко, — Сергей обнял брата и повел его к машине. — Заглядывая далеко, можно проглядеть сегодняшний день…
Для второго дебюта Сергея Каткова — спустя двенадцать лет после первого — трудно было придумать матч сложнее, чем этот. Дело было даже не в том, что соперничество с сегодняшним противником уходило корнями в давние, изрядно позабытые годы, что проходило оно с переменным успехом до сих пор, хотя ныне, уже несколько сезонов, обе команды играли в высшей лиге. Дело было и не в том, что игры этих команд между собой собирали в обоих городах полные стадионы, которые ничего не прощали своим и негодующе встречали успех чужих. И даже не в том, что тренировал сейчас соперников человек, которому более, чем другим, был обязан Сергей как футболист. Дело было в том, что уж кому-кому, а именно этим соперникам «Звезда» не имела права проигрывать ни при каких обстоятельствах.
А она катилась вниз, и никто не видел, каким образом можно задержать это падение.
Катковская «Волга» пробилась к стадиону сквозь говорливую и, несмотря на незавидное турнирное положение «Звезды», взбудораженную толпу.
Вахтер не спешил открывать ворота и этой своей медлительностью привлек к Сергею внимание теснившихся у ворот болельщиков.
— Почетным зрителем, товарищ Катков? — с издевкой спросила, просовываясь в открытое окно машины, остроглазая, выбритая до блеска голова.
— Я бы его из города выселил, — пробасили с другой стороны, — а перед ним еще и ворота открывают.
— Помолчи ты! — огрызнулись сзади. — Он свое сделал. Пускай другие столько сделают.
Железные ворота поползли в стороны. Сергей поспешил оставить позади замершую в ожидании толпу. Однако и на стоянке тоже поджидали болельщики, они всегда перед матчем караулят футболистов, чтобы узнать последние новости из первых уст. Завидев Сергея, они переместились к его машине, словно никто другой уже не представлял для них интереса.
Сергей не мог не слышать голоса — и вялые, без надежды, и нервные, и раздраженные, оскорбленные в своей вере, и безразличные, примирившиеся со всем, что еще уготовано «Звезде». И нужно было собрать волю, чтобы не ввязаться в перепалку, потому что не все были справедливы к нему.
— Смотри — Серега Катков!
— Чего он тут!?
— Слушай, Катков! Как ногам твоим не стыдно на стадион ходить?
Сергей захлопнул дверцу машины, подергал ручку, направился под арку, к подъезду, за которым уже никто не смог бы приставать к нему.
— Катков! Вернулся он, что ли?
— Так без сумки же?
— Гордый… Ему на нас наплевать.
Сергей почувствовал, как холод охватывает тело.
— Смотри, Катков явился.
— Да? Я-то всегда знал, что он не выдержит: «Звезда» ему дороже Савельева.
Сергей оглянулся: кто это сказал? Тот — рыжеватый в очках? Или вот этот — черноглазый веселый блондин? А может, вон тот мальчишка нечесаный? Впрочем, какая разница? Холоду нет места: в его возвращение верили — и это главное.
Отвечать — бессмысленно. Как и благодарить. Но теперь Сергей не спешил к заветной двери, за которой гул этих голосов оборвется. Возле самого порога кто-то сказал:
— Сергей? Давно тебя тут не было. С чем пришел?
Контролер у двери пропустил без расспросов, лишь с сочувствием посмотрел ему вслед.
Сергей не мог не знать, что, появившись в подтрибунном помещении, привлечет всеобщее внимание, и потому снова заспешил. Но его задержал знакомый низковатый голос:
— Сережа, на пару минут.
Ни с чьим не спутаешь голос нынешнего тренера соперников Веретеева. И встреча эта не просто обрадовала Сергея, но и каким-то странным образом ободрила. А чувства свои приходилось прятать: слишком много глаз придирчиво и осуждающе следили за ними.
— Здравствуйте, — Сергей пожал протянутую руку. — Вы улетаете завтра?
— Нет, сегодня. Да и директор тут. — Веретеев устало поморщился, но вдруг ожил, немало удивив Сергея. — Ты прости мое нетерпение. Твое возвращение для меня пока что загадочно. Я знаю, что скажет по этому поводу тот же Савельев. Но прежде всего, хочу знать правду от тебя. Что ты задумал?
Сергей по достоинству оценил проницательность Веретеева. Оглядевшись по сторонам, оценил и обстановку: их — с какой-то простейшей жадностью — слушали.
— Вряд ли здесь место для признаний, — сказал Сергей.
— Мальчишка, в мои годы долго терпеть — сверх сил. Я не понял тебя. — Веретеев неумело лукавил, и Сергей его разгадал. — Я могу подозревать — как и все. Да еще старческое любопытство. Молодые должны прощать его старикам.
Веретеев даже развел руками, словно бороться против собственного вмешательства в чужую жизнь был не способен.
— Трудно ответить точно, — сказал Сергей.
— Да, конечно, — быстро согласился Веретеев, — трудно, но все-таки можно. И я слушаю тебя.
— Хорошо. Я был неправ.
Густые седые брови Веретеева взлетели: он-то знал, что никому еще не доводилось услышать от Сергея Каткова признания такого рода.