Под настойчивыми атаками страшных фактов Лорка, не зная, куда себя деть, особенно в выходные, снова и снова ездила на пустырь перед карьерами. И подолгу сидела там, словно ждала, что сама земля сможет, наконец, рассказать ей о том, что здесь произошло в тот роковой день, когда четыре столкнувшиеся машины опалили здесь все пламенем, следы которого местами можно было угадать до сих пор. На весенних проталинах, на уцелевших деревьях. Лорка подолгу смотрела на них, как завороженная. И ощущала при этом, как похожее дочерна выгоревшее пятно пытается расползтись и у нее в душе. Она с ним боролась, гнала от себя прочь все черные мысли. Но они возвращались снова, заставляя ее то рыдать на пустыре, то просто слезно молить об ответе небо. Она изводилась, буквально темнея от горя. И неизвестно, сколько бы это продолжалось и чем могло бы закончиться, если бы в один из дней Лорка не обнаружила на капоте своей машины яркий цветной предмет. Розовый с оранжевым, видный даже издали. Заметив его, Лорка первым делом подумала: не от Лунева ли это привет? Если он каким-то чудом все-таки сумел избежать правосудия… Просто вспомнились оставленные им когда-то на капоте цветы. Так что она приблизилась к машине, настороженно озираясь по сторонам. Но когда разглядела оставленную игрушку, то кинулась к ней, забыв обо всем на свете. Подхватила в ладони нелепо-яркий игрушечный самолет. И вскинула к небу лицо, пытаясь совладать с накатившими, как буря, слезами. Радости, облегчения, надежды… Потому что только один человек на свете мог оставить на капоте ее машины эту игрушку! Самолетик, на боку которого маркером были проставлены цифры «405»…
Но когда Лорка принесла игрушку домой и положила ее на стол, не в силах от нее оторваться, выяснилось, что в самолетике заключено не одно послание, а два. Детали игрушки были не склеены между собой, а заморожены. И скреплявший их лед начал стремительно таять в квартирном тепле. Самолетик словно плакал, вопреки своей веселой окраске. А Лорка, сидя перед ним и смешивая свои слезы с натекшей с него на стол водой, думала лишь о том, что склеить этого малыша было намного проще, чем смораживать. И что сделано это было не зря. Да, Ваня был жив, потому что лишь он мог написать этот номер на борту самолетика! Но увидит ли она его еще хоть когда-нибудь? Плачущий на столе самолет говорил ей, что скорее всего нет. А когда его детали распались, больше ничем не удерживаемые вместе, то на внутренней стороне одной из них Лорка увидела подтверждение своим выводам: тем же маркером там была нарисована точка, от которой две стрелки расходились в разные стороны…
19
Лорка склеила распавшийся самолет!!! В тот же день, просушив его и сбегав в магазин за клеем! Сделала это всему вопреки! Потому что Ваня жив и это самое главное! Если бы ей больше нечем было жить, она жила бы только этим осознанием! И надеждой на то, что однажды она его все-таки встретит, потому что он был ее судьбой. А еще он любил ее! Она знала, как сильно он ее любил! Несомненно, это была одна из главных причин, по которой он все-таки заставил себя отказаться от Лорки. Ей оставалось только гадать, где он сейчас и как теперь живет. Разоблачительные скандалы к лету утихли, или, по крайней мере, о них стали меньше говорить по телевизору. Но всех ли арестовали? Или на свободе остались те, от кого Ваня будет обречен скрываться всю оставшуюся жизнь? Потому что их горячее желание расправиться с ним наверняка подкреплено еще и большими возможностями. Такие достанут даже из-под земли! И, возможно, не один год пройдет, прежде чем их жажда мести начнет утихать. Но Лорка решила для себя, что будет ждать. Сколько бы ни потребовалось! А пока будет жить своим сыном! Который был ей тем дороже, что в нем текла Ванина кровь.
Малыш родился в начале осени. Это был не серый день с аллеями, скользкими от мокрой опавшей листвы, а яркий, зелено-золотистый, с одуряюще-пряными запахами. И главное – с лазурным небом! Отмытым, нарядным, праздничным! Словно встречающим своего будущего героя. Лорка улыбнулась ему, уже сейчас серьезному и молчаливому, как настоящий герой. И, коснувшись крепко сжатого детского кулачка, тихо сказала только ему одному:
– Четыреста Шестой…
Словно сообщила сыну великую тайну, которая отныне будет известна лишь им двоим. Хотя ее Валентин и сам был тайной для большинства окружающих. Лоркина подтянутая фигура позволила ей маскировать свое состояние до последнего, даже без больших ухищрений в одежде. Хватило пары вещей свободного кроя и небольших накладок в плечах и боках, заставляющих думать, что она просто располнела за последние месяцы. Так что о ее ребенке знали очень немногие. Кроме врачей – лишь несколько подруг, очень заинтригованных тайной, кто же отец. Еще – шеф, неожиданно для Лорки поддержавший ее тем, что часть работы позволил делать на удаленке. Ну и, естественно, мама все узнала, вскоре после Нового года, когда Лорка собралась-таки с духом, чтобы открыть ей правду. Вопреки Лоркиным опасениям, мама нисколько не расстроилась, услышав новость о том, что у дочери будет ребенок без мужа. Вначале восприняла это известие философски, а вскоре начала все чаще чему-то загадочно улыбаться и прятать в верхнем ящике комода нарядные распашоночки и что там еще покупала в приданное, от Лорки тайком… И еще о Лоркиной тайне знал Андрей Неклюдов. Этот узнал случайно и с тех пор пытался время от времени оказывать нехитрую помощь. Лорка принимала его знаки внимания очень неохотно – не хотела привязывать к себе человека, который был ей симпатичен, но не имел ни малейшего шанса на успех в личных отношениях с ней. Зато она все-таки получала от него информацию. Как оказалось, сумки с расчлененкой были тем концом ниточки, потянув за который Андрей с коллегами начали распутывать весь клубок преступлений степановской шайки. И теперь Илье светил весьма немалый срок. Так же как и Луневу, от которого, как показала экспертиза, убитая женщина ждала ребенка. Лорка ужасалась этим рассказам. Но все равно не отказывалась от возможности узнать свежие новости. Особенно тогда, когда Андрей вдруг заговорил с ней о Ване. Эта тема была очень щекотливой, но Лоре любое упоминание о любимом человеке доставляло мучительное удовольствие.
– Знаешь… недавно, давая показания об очередных своих подвигах, Лунев заикнулся о том, что ты была любовницей Ивана Ледорезова, – сообщил ей однажды Андрей.
– И зачем ты мне это передаешь? – Лорка спросила не сразу. Несколько секунд просто сидела, слушая свое сорвавшееся в галоп сердце, в то время как душу при упоминании заветного имени сжало болезненно-сладким спазмом. – Хочешь узнать, правда это или нет?
– Уже не хочу, – сказал он, глядя ей в лицо. – Я сам сейчас узнал ответ. Ты даже не спросила, кто это такой. И судя по твоему виду, ты его любила.
– Я его и сейчас люблю, – никакая осторожность не могла бы заставить Лорку солгать насчет Вани.
– Но он же погиб. В аварии, еще в декабре прошлого года. Ты прости, что я об этом напоминаю… Вряд ли ты об этом не знаешь?
– Я знаю. – Лорка прикрыла глаза, хватаясь своим сознанием, как за спасительную соломинку, за образ яркого самолетика с бортовым номером «405». И уже в который раз спрашивая себя, не мог ли Ваня в последние дни просто сделать приписку в своем завещании? Чтобы его поверенный оставил за него этот самолетик на капоте машины с указанными номерами? – Только это ничего не меняет.
– Точно не меняет? Или тебе просто известно об этом немного больше, чем нашим экспертам? Участники той аварии настолько пострадали, что с абсолютной точностью их идентифицировать не удалось. Даже нельзя уверенно сказать, кто именно за каким рулем находился, так всех раскидало от удара. Личности устанавливали по отдельным вещам, по машинам… А на Ледорезова и вовсе вначале поступил сигнал от соседей: они сообщили, что его дом брошен, стоит с выбитыми окнами. Наши сотрудники с трудом установили хозяина, а уже потом провели параллель до одной из сгоревших машин, оформленной на подставное лицо. Сопоставляя все со свидетельскими показаниями, выяснили ее истинного владельца. Так и пришли к выводу, что Ледорезов мог быть одним из погибших.
– А тебя теперь что, отправили ко мне на разведку, экспертам в помощь? – вскинулась Лорка.
Вначале он даже отшатнулся на ее слова. Потом холодно произнес, явно обидевшись:
– Даже если бы попытались отправить, я бы на это не пошел, и ты-то могла бы уже это знать.
– Да. Прости. Ты не такой.
– Я как раз такой, я следак, на многое готовый ради раскрытия дела. Но только не по отношению к тебе. Я даже не спрашиваю тебя теперь, кто Валькин отец…
– И не спрашивай. Он только мой! А если ты сейчас пытаешься судить меня за мое отношение к Ване, то могу сказать тебе: он был совсем другим, чем многие его себе представляли. И это сейчас во мне говорит не слепо влюбленная дурочка, а знавший его человек.
– Я мог бы с тобой поспорить. Ледорезов был фигурой неуловимой, но очень известной в криминальном мире. Этакий серый кардинал, про которого мало кто может рассказать, но многие его опасались.
– Я не опасалась. Но рассказать о нем тоже ничего не могу.
– А я и не прошу. Я просто волнуюсь за тебя… на случай, если он все-таки жив.
– Если бы он был жив, за меня как раз не требовалось бы волноваться. А теперь… могу лишь просить тебя, чтобы ты никому не заикался про Вальку. Мало ли кому и что может прийти в голову…
– Хорошего же ты обо мне мнения! – выдохнул он. – Если считаешь, что меня надо об этом просить! И так, к слову… я даже луневские показания не стал заносить в протокол. Не так я к тебе отношусь, если ты до сих пор этого не поняла! И разговор с тобой затеял сегодня в первую очередь для того, чтобы оценить свои шансы… узнав твою сердечную тайну.
– Андрюш, не заводись. Не надо. Прости, если обидела. Но ты должен меня понять. Сын – это самое дорогое, что есть в моей жизни. А насчет шансов… я сразу скажу тебе нет, чтобы ты не тратил на меня время впустую. Теперь ты все знаешь, так что, думаю, не надо тебе много объяснять. Ты не из тех, кому требуется разжевывать истины.