Ты брал с собой ленту и оборачивал ею деревья.
Эта мысль и заставила меня броситься прочь от дома, ведь если ты можешь так просто выходить из леса и возвращаться обратно, то смогу и я.
Бежала я сквозь заросли и кустарники. Нормальной тропинки там не было или я просто ее не заметила. Касаясь рукой ленты, которая в прямом смысле вела меня к прежней жизни, я несколько раз думала о том, что прямо сейчас ты как ни в чем не бывало идешь из города навстречу мне. Придумывала слова, которые скажу тебе на прощание, может, какие-нибудь упреки в том, что ты поступил неправильно. Но самое главное – еще не пройдя и половины пути, я уже радовалась тому, как просто все это оказалось. Говорила сама себе о том, какой же я была дурой, оставаясь все это время в лесу, когда уйти было так легко. Радовалась и даже смеялась над собой. И над тобой тоже.
А потом лента закончилась. Конец ее был привязан к огромному дереву, хотя я не пробежала и пятнадцати минут. Задыхаясь, я нервно осмотрелась вокруг.
– Бросить меня одного решила? – мрачно спросил ты, сжимая в руках ту самую красную ленту. Я не видела твоей улыбки из-за маски на лице, но твои серые глаза обжигали меня ненавистью.
Я ничего не сказала в ответ. В голову мне пришла одна из самых бесполезных и импульсивных идей. Броситься прочь. Думала, что ты побежишь за мной и тем самым выведешь к туристической тропе. А уж там будут люди, которые мне помогут.
Но я недооценила тебя. Ты обладал реакцией хищника, быстро схватил меня за волосы, и я упала на землю. То ли от злости, то ли от страха я начала отталкивать тебя, сорвала с твоего лица маску, стала бить тебя ногами, чтобы вырваться, но ты оказался сильнее, заломив мне руки и ударив меня по лицу.
Я почувствовала металлический вкус крови на губах. Никто и никогда не бил меня прежде. Вид крови на моем лице и тебя сбил с толку. Ты дрожащей рукой начал успокаивающе гладить меня по щекам, а потом придвинулся.
Теперь я могла хорошо разглядеть твое лицо. Хотелось тебя нарисовать. Твоя кожа была такой нежной и светлой, от тебя приятно пахло мятой и цветочными маслами. Твои губы оказались так близко, и в глубине души я была не против того, что через мгновение ты поцелуешь меня.
Закрыв глаза, я изо всей силы врезалась лбом в твое лицо, а ты моментально вжался в мое плечо, и я знала, что ударила тебя куда больнее, чем ты меня.
Как легко перечеркнуть все хорошее. Как легко можно превратить чистую влюбленность в панический страх.
Перетерпев боль, ты поднимаешься, все еще возвышаясь над моим телом и сжимая мои руки. У тебя на носу кровь. Последствие моего удара. Это придает мне сил. В ту секунду я осознала, что, несмотря на весь свой страх, смогу сопротивляться.
Какая же ненависть во мне… Словно ты чужой. А может, так и есть?
Хидео
Я не мог предположить, что ты попытаешься уйти. Думал, ты еще слишком напугана, чтобы бродить по лесу. Но стоит признать, ты всегда была непредсказуема.
Я причинил тебе физическую боль, за что никогда себя не прощу. В этот момент твои глаза были такие ясные, но они излучали агрессию, хотя именно со мной ты всегда была очень нежна. Мне очень жаль.
Бумажный журавлик紙クレ—ン
Мирай
Не знаю, чего я ожидала, оставаясь с тобой в лесу. И уйти я пока не могла. Ты не оставлял ни единого шанса.
– Зачем мы тут? Этому есть какое-то адекватное объяснение? – спросила я, пока ты был увлечен оригами.
– Просто так, – спокойно отвечал ты.
– Мне не нравится, что ты говоришь такими короткими фразами. Это все не имеет смысла, серьезно. Все же было хорошо, так в чем дело? – не унималась я. Тут уже играло природное любопытство.
Но ты промолчал. Обернулся и вместо ответа вручил мне бумажного журавлика.
– Что мне с этим делать? – раздраженно спросила я.
Когда шок от осознания происходящего постепенно проходил, нарастали злость и нетерпение.
– Ничего. Это просто так, – ответил ты.
«Просто так». Все у тебя просто так. Вся жизнь, знаешь ли, просто так. И могу ли я поспорить с этим? Нет.
Снова твой тошнотворно спокойный тон. Хотелось разорвать этого журавлика и швырнуть кусочки бумаги тебе в лицо. Не знаю, почему сдержалась. То ли из-за страха перед тобой, то ли из жалости. Попыталась сдержать эмоции, но слезы выдали меня. Так всегда. Когда не могу что-то сделать, плачу. Ненавижу проявление слабости, но еще не научилась контролировать себя.
А ты стыдливо прятал взгляд. Видно было, что тебе неловко от всего этого. Наверное, ты уже тысячу раз пожалел о том, что совершил такую глупость. Ты даже не знал, как себя вести, видя слезы в моих глазах.
Первое время после моей жалкой попытки сбежать я старалась игнорировать тебя. Сложно ли не проронить ни единого слова на протяжении трех недель? Да. Тогда мне было очень сложно. Хотелось кричать от непонимания, проклинать тебя, расцарапать твое красивое лицо, но я сдерживалась, так как не знала, что буду делать потом.
Ты научил меня тому, что агрессия – это не выход. Ты не применял ее ко мне, по крайней мере, физически (не считая той пощечины после первой попытки побега). Твоя безмятежность оказывала на меня сильнейшее давление. Ты так спокойно реагировал на мое молчание. Игнорировал меня в ответ. Сдерживался.
А тем временем в провинции и Токио нас искали. Полиция, волонтеры. Как неприятно быть в списке самоубийц, будучи живыми. Тебе, казалось, было все равно.
– Меня не интересуют мои близкие, мне безразличны их переживания, – отстраненно говорил ты. – Да у меня и нет близких. Все это – фейк, наносное. Я просто хочу донести до тебя, что всем все равно. Максимум, который люди будут страдать, а точнее, неосознанно имитировать страдание, – год. А потом они забудут, как неприятно бы это ни звучало. Будут вспоминать тебя все реже и реже, примут тот факт, что тебя уже нет в живых, и продолжат существовать дальше. Вот так вот.
Я тогда еще не знала, что ты так говоришь, потому что в этой жизни тебя мало кто искренне любил.
Твое сердцеあなたの心
Мирай
Света было мало. Я успела забыть, как выглядят закат и рассвет, в какие цвета окрашивается небо над горизонтом, а шум города лишь эхом отдавался в мыслях. Зеленые деревья, сумрак, сырость, прохлада, мертвая тишина и светлячки во тьме – мне страшно было привыкать к этому.
У тебя все было наоборот. В лесу тебе было лучше, чем в городе. Ты не чувствовал того ужаса, который охватывал меня по ночам. Ты не воспринимал этот лес как место, где ежегодно погибают тысячи людей. Для тебя он был чем-то вроде гавани, оазиса посреди шумного и суетливого мира, а мне казалось, что я живу в глубине огромного кладбища.
Я не общалась с тобой, не обменивалась ни словом.
Заморожу тебя до смерти.
Тогда я не осознавала, что делаю хуже самой себе. Я страдала от ночных кошмаров. Ситуация ухудшилась, когда днем мне начало казаться, что я вижу призраков самоубийц, я вздрагивала даже от дуновения ветра и малейшего шума. Я медленно сходила с ума и перестала отличать сны от реальности. Мне было одиноко и во сне, и наяву.
До сих пор вспоминаю ту ночь, когда я проснулась от очередного кошмара, а ты сидел рядом и смотрел на меня.
– Что тебе приснилось? – этот вопрос звучал так непринужденно, будто бы я просто осталась ночевать в твоих апартаментах.
Не знаю почему, но я была рада слышать твой голос, ощущать твое внимание. Мне постоянно казалось, что я тут совсем одна.
– Эти мертвые люди, они каждую ночь мне снятся, – ответила я.
– Тебе нужно меньше думать о них. Здесь никого нет. Ни мертвых, ни живых. Никого, кроме тебя и меня.
Мне нечего было сказать тебе в ответ. Я просто сидела и смотрела на пламя свечи, стоявшей на полу.
– Все здесь кажется каким-то умершим, трупным. Мне все хуже и хуже, – вновь заговорила я.
– Здесь, наоборот, жизнь. В самом чистом ее виде. А мертвое – это у тебя в мыслях.
Мне не хотелось пререкаться с тобой. Я была слишком вымотанной, уставшей, поэтому просто снова легла и отвернулась к стене. Меня пожирала злость из-за того, что ты меня не слышишь и не понимаешь. Я больше не могу видеть эти жуткие сны, не могу находиться наедине со своими галлюцинациями. В конце концов, я просто хочу быть свободной.
Но мгновением позже ты лег рядом и прижал меня к себе, взял мою руку и приложил ее к своему сердцу. Впервые за долгое время изоляции я почувствовала тепло и жизнь. Как раньше, когда мы засыпали вместе в той квартире в центре Токио. Мне показалось, что я не вдали от города, а у себя в комнате. Мне даже привиделось, что тот незнакомец, который закрыл меня в этом месте, исчез и ко мне вернулся ты – тот человек, которого я встретила в парке во время дождя. Я так скучала по тебе.
Странно, но после этой ночи мне вообще перестали сниться сны.
Самоубийца自殺
Мирай
Теперь я решила действовать иначе. Чтобы стать свободной, нужно снова завоевать твое доверие. Поэтому мы стали чаще разговаривать, ты реже уходил, проводя почти все время со мной. Кажется, я стала привыкать к тишине леса, отсутствию солнечного света и открытого неба. И к «новому» тебе тоже.
В нашей «прошлой» городской жизни ты был моей первой настоящей влюбленностью, но после того, как я оказалась в лесу, мое отношение к тебе изменилось. Ты стал холодным, отчужденным и даже пугающим. В тот момент мне не дано было увидеть печаль в твоих глазах, почувствовать твое угасание. Мне нужно было привыкать к тебе заново. У меня получалось до тех пор, пока однажды ты не сказал мне о том, что был вызван на допрос в полицию по моему делу.
– Я ответил, что в последнее время ты выглядела подавленной, мало разговаривала, закрылась в себе. Мне, конечно же, поверили. Твое дело закрыто. Теперь ты официально считаешься самоубийцей.
Ты об этом говорил с таким ледяным спокойствием в голосе. Так равнодушно. Что с тобой такое? Я до сих пор не понимаю, как можно так поступать.