– Племя Саиф будет сражаться. – Мой сводный брат выступает вперед, избегая, однако, смотреть в мою сторону. – За наши земли и наших мертвых.
– Племя Нур будет сражаться, – говорит Афия после того, как брат толкает ее локтем. – Если остальные племена присоединятся к нам, – добавляет она.
– Племя Насур будет сражаться, – заявляет седовласый залдар. – И все пойдет так, как задумал Бану аль-Маут, мы будем продолжать войну. Если нет… – Он пожимает плечами.
Этот порыв заражает остальных, и лидеры племен, один за другим, дают обещание следовать за мной. Лайя оборачивается ко мне и наклоняет голову набок, словно спрашивая: «И что дальше?»
– Встретимся на этом месте завтра утром, – объявляю я. – Обсудим первую операцию.
Люди начинают расходиться, и Лайя подходит ко мне. Она выглядит изможденной: лицо покрыто царапинами и ссадинами, на скуле багровеет огромный синяк. И я чувствую странное жжение в груди.
Заметив, что я смотрю на синяк, Лайя прикрывает его ладонью.
– Река протащила меня по камням, – объясняет она. – А если не обладаешь властью над природными стихиями, то ничего не сможешь поделать. И, кстати, это же ты бросил меня посреди пустыни. Так что если хочешь найти обидчика, просто возьми зеркало.
– Мне жаль. Но…
– Молчи. – И ее палец прижимается к моим губам. – Никаких «но». Извинения было вполне достаточно.
Лайя стоит так близко, что я могу рассмотреть десятки крошечных царапинок на ее лице и шее. Я осторожно касаюсь ее кожи.
– Значит, это река с тобой сделала? – шепчу я. – Она мне не нравится.
Ее улыбка подобна вспышке молнии, озаряющей мрак.
– Ты намерен найти эту плохую реку, Элиас? Заставишь ее заплатить?
– Меня зовут Ловец Душ. Да, намерен. – Я мысленно осыпаю реку непристойной бранью. – Могу направить ее в пропасть или…
В свете костра ее глаза похожи на расплавленное золото. Лайя откидывает голову назад и смеется. Смотреть на нее – все равно, что любоваться водопадом, низвергающимся с высокого утеса. Или восхищаться тем, как Северные Танцоры переливаются в небе всеми цветами радуги. Я не могу это описать. Но давящее ощущение в сердце исчезает, и я чувствую себя другим – свободным.
– Это хорошо, – кивает она. – Хорошее начало.
– Бой будет тяжелым. – Я заставляю себя сосредоточиться на том, что нам предстоит. – Керис – коварный враг.
Лайя показывает мне какой-то свиток.
– Я получила сообщение от Сорокопута. Она предлагает Кочевникам помощь в обмен на клятву верности Императору. Но так племена хотя бы получат шанс заново обсудить их договор с Империей. – Она некоторое время молча смотрит на меня. – И ты бы мог с этим помочь. А еще если бы ты чуть больше постарался сегодня, тогда люди с большей охотой пошли бы за тобой. – Лайя смотрит вслед расходящимся Кочевникам. – Это была не самая удачная твоя речь.
– Спасибо тебе за помощь, – бормочу я.
Девушка с беспечным видом пожимает плечами, но за этим жестом явно скрывается смущение, и я вдруг вспоминаю свои первые дни в качестве Ловца Душ.
Дарин все еще приходил в себя после пребывания в тюрьме Кауф, а мы с Лайей гуляли вдоль границы Сумеречного Леса и говорили об Империи.
«Ничто не меняется, – сказала тогда она. – И никогда не изменится».
«А может, исправить этот мир и есть наша судьба? – возразил я. – Если бы тебе предложили: сделай что-то одно, но прямо сейчас, и тогда многое изменится. Что бы это было?»
«Я бы уничтожила призрачные фургоны. Сначала освободила бы Книжников. А потом сожгла бы эти проклятые штуки».
«Ты можешь становиться невидимой, – я взял ее за руку, зная, что Маут накажет меня за это. Но мне было все равно. – Я могу ходить по ветру. Что нам мешает?»
Тогда она точно так же улыбнулась мне. И точно так же пожала плечами. А потом начала планировать атаки на фургоны. Афия помогала нам переправлять освобожденных Книжников на юг, а Дарин дрался вместе с нами. Но именно Лайя вдохновляла нас.
– Ты умеешь объединять людей, – говорю я. – Так было всегда.
– А ты умеешь вести солдат в бой. По крайней мере, раньше умел. – Лайя берет меня за руку, и от изумления я позволяю ей меня вести. – Если ты хочешь, чтобы твои призраки вернулись, тебе придется вспомнить, на что ты способен.
– А разве не это я делаю сейчас?
Девушка качает головой.
– Элиас, тебе нужна помощь Кочевников – люди и оружие. Тебе нужно спасти призраков от адских мук, которые уготовил им Князь Тьмы. Но… – Лайя смотрит мне в глаза. – У тебя ничего не получится, если в их глазах ты так и останешься Ловцом Душ. Ты держишься слишком отстраненно. Слишком холодно. Никому не захочется обнажить свой меч ради того, кто считает себя выше других. Заслужить преданность Кочевников можно только завоевав их сердца. Но сначала, быть может, ты захочешь найти свое.
38: Кровавый Сорокопут
– Лорд Кинниус! Мы рады вас видеть.
Ливия, улыбаясь, поднимается со своего трона из черного оникса. Патриций с кислым видом оглядывает ее с головы до ног. Прошла всего неделя после изгнания карконов, моя сестра прибыла в Антиум только сегодня утром и едва успела переодеться с дороги.
Однако она кажется спокойной и собранной, как будто много лет восседала на этом троне. Дождь барабанит по крыше, смывая оставшуюся после карконов грязь. Тусклый дневной свет, проникающий сквозь высокие окна тронного зала, освещает лицо Ливии. Передо мной настоящая Императрица-регент.
Я стою у нее за спиной, рядом со мной – Раллиус и Харпер. Харпер переминается с ноги на ногу, и я подавляю желание обернуться и взглянуть на него. С того дня, как мы вернули Империи Антиум, я постоянно нахожу предлоги для того, чтобы на него посмотреть. И мне это не нравится. Авитас Харпер отвлекает меня от выполнения обязанностей Кровавого Сорокопута.
Я отвлекалась на него, когда руководила уборкой дворца, который карконы превратили в свинарник. Отвлекалась, когда отправляла своих людей в город, отстраивать и ремонтировать дома.
И отвлекаюсь на него сейчас в тронном зале, когда Ливия приветствует первого потенциального союзника с юга.
Я переключаю внимание на Императрицу и ее советников, которые заняли свои места у трона. Среди них – Телуман, Муса и Дарин. Взгляд лорда Кинниуса останавливается на Книжниках, которые стоят рядом с Меченосцами, как равные, и вооружены клинками из серрийской стали. Патриций недовольно хмурится.
На это сестра отвечает ослепительной улыбкой.
– Добро пожаловать в столицу.
– Или в то, что от нее осталось… – Кинниус, намеренно не упоминая титул Ливии, с пренебрежительной гримасой рассматривает тронный зал.
От этой наглости я превращаюсь в натянутую струну.
Харпер посылает мне предостерегающий взгляд. «Нам нужны союзники», – словно говорит он. Завоевать благосклонность клана Кинниа, владеющего огромными запасами зерна, кораблями и сундуками, набитыми золотом, важнее гордости и титулов.
Ливия продолжает улыбаться, но взгляд ее синих глаз холоден.
– Несмотря на предательство Керис Витурии, город выстоял, лорд Кинниус, – говорит она. – Как и его жители.
– Точнее, несмотря на поражение Кровавого Сорокопута.
– Я не ожидала, что человек вашего интеллектуального уровня поверит лживым речам узурпатора. – Ливия делает вид, что удивлена, и я подавляю смешок. «Интеллектуальный уровень», ну конечно! – Тысячи горожан стали свидетелями того, как Керис отдала Антиум варварам, – продолжает моя сестра. – Вы можете побеседовать с ними, если желаете.
Кинниус презрительно фыркает.
– С кем? С плебеями? С Книжниками? – Он окидывает Дарина надменным взглядом, потом поворачивается к Квину. – Если бы я знал, что вы так отчаянно нуждаетесь в солдатах, Витуриус, я бы, возможно, отправил вам пару взводов.
Я мысленно благодарю небеса за то, что Императрица-регент – не я, а моя сестра. При других обстоятельствах Кинниус сейчас стал бы ниже на голову.
– Но вы так и не отправили нам ни одного воина, верно?
Ливия уже не улыбается, и я вспоминаю о том, что эта женщина пережила убийство наших родителей и сестры. Пережила Маркуса. Пережила роды в самый разгар осады.
– И поэтому, – продолжает она, – мы отвоевали Антиум с помощью Книжников, которые проявили больше храбрости, чем вы. Не поймите меня неправильно, Кинниус. Мы не настолько остро нуждаемся в союзниках, чтобы терпеть оскорбления такого, как вы – слишком слабодушного, чтобы сражаться за свой народ. Если у вас есть что предложить законному Императору Закариасу, тогда оставайтесь. Если вы так боитесь Керис и пойдете на все, лишь бы избежать ее гнева, тогда мой Кровавый Сорокопут проводит вас до городских ворот.
«И можешь ползти обратно к своей суке-императрице», – мысленно добавляю я.
– Кстати, Сорокопут, говорят, что вас приветствовали титулом «Император Инвиктус», – Кинниус поворачивается ко мне. – Быть может, теперь вам захочется занять трон племянника…
Кинжал, приставленный к горлу патриция, не дает ему договорить.
– Продолжай, – рычу я, усиливая нажим. По шее Кинниуса течет тонкая струйка крови. – Ты что-то еще хотел сказать, трусливая мразь?
– Сорокопут, – вкрадчивым голосом произносит Ливия. – Я уверена, что лорд Кинниус глубоко сожалеет о своих неосторожных словах. Правда, Кинниус?
Кинниус открывает рот, потом захлопывает его и начинает отчаянно кивать. Я убираю оружие и делаю шаг назад, а сестра снова улыбается аристократу, у которого такой вид, точно ему дали пощечину. Императрица спускается с возвышения, на котором установлен трон, и берет лорда под руку.
– Пойдемте со мной, Кинниус, – говорит она. – Осмотрим город. Поговорим с народом. Я уверена: как только вы увидите все сами, то измените свое мнение.
Я смотрю вслед Ливии, которая уводит патриция из зала, и у меня трясутся руки. Квин бросает на меня долгий взгляд. И не он один. Я вспоминаю, как в Сумеречном Лесу джинны нашептывали мне на ухо: