Мы молча идем по залам и переходам к Авитасу, потому что только там можно поговорить без помех. Я вспоминаю, как рыдал Муса. Словно у него вырвали сердце из груди, растоптали душу.
– Мы не можем отпустить его, – начинает Авитас, как только закрывается дверь. – Он слишком важен для нас. А что, если нам…
– Эмифал Фирдаант, – перебиваю я Харпера. «Пусть смерть заберет меня первым».
– Что это значит?
Я не отвечаю. Вместо слов я хватаю его за перевязь, на которой укреплен меч, и притягиваю к себе. Я целую его, пытаясь вложить в этот поцелуй все, что не могу выразить словами. Он обнимает меня, начинает расстегивать мои доспехи.
Я знаю, что сейчас не время для этого. Я должна еще раз переговорить со своими шпионами и попытаться разгадать намерения Керис. Я должна найти Квина и спросить, действительно ли он считает, что нам следует двигаться на юг.
Я должна вырваться из объятий этого мужчины. Потому что всякий раз, когда я прикасаюсь к Харперу, я глубже проваливаюсь в бездну, из которой мне не выбраться, если я потеряю его.
Когда я думаю о том, что обязана сделать, у меня болит душа. Тяжесть моей ноши слишком велика, я не могу ее нести – она придавливает меня к земле.
И поэтому я иду к постели Харпера, чтобы делать то, что я хочу, а не то, что должна. И надеюсь, что мне не придется расплачиваться за свою слабость.
Я просыпаюсь раньше Авитаса. Небо за окном усыпано звездами. Я позволяю себе несколько минут просто любоваться красотой неба. Позволяю себе притвориться, что мне не нужно решать судьбы тысяч людей. Что я обычная женщина, которая лежит в постели со своим возлюбленным. Я воин? Нет. Ничего подобного. Я булочница. Мне не угрожает никакая опасность. Миру не угрожает опасность. Сейчас я встану, оденусь и пойду печь хлеб.
«Именно поэтому ты обязана встать. Чтобы защитить всех возлюбленных, и всех пекарей, матерей и отцов, сыновей и дочерей».
Я должна принять решение. Здесь, на севере, весна наступит еще не скоро, и если нам предстоит поход, следует выступить сегодня же. Я чувствую, что через день-два ударят последние морозы. Замерзнет река, а это означает очередную задержку.
Но я до сих пор не знаю, что делать. Поэтому я оставляю доспехи в комнате Харпера и отправляюсь бродить по городу, как делала это всегда, когда меня что-то тревожило.
Антиум погружен в тишину, но, открывая ворота, я слышу шорох плаща. Харпер. Он не отстает от меня ни на шаг, потому что это его обязанность. Он – мой заместитель, моя правая рука. Мгновение спустя у меня над ухом шелестят крылышки – это Муса напоминает мне об обещании, данном в Дельфиниуме.
«Думай, Сорокопут». Чего хочет Комендант? Править. Не только Империей, но и Кочевниками, Мореходами, даже Южными Землями. Тогда почему она бросила Империю, сделав ее уязвимой для меня? Зачем она завлекает меня на юг?
Ей нужно точно знать, где я нахожусь. Она вынудит меня рассредоточить силы, а сама в это время… что? Захватит Антиум или Дельфиниум? Нет. Мы знаем, что поблизости от крупных городов нет вражеских солдат.
Небо на горизонте светлеет, однако солнце по-прежнему прячется за плотными облаками. Я иду через фруктовые сады. Начинается сильный снегопад – но я знаю, что это последний снег, и через неделю-другую зима сдастся, уступив дорогу весне. Скоро на черных ветках появятся почки, через месяц зацветут яблони, и от суровой северной зимы останутся лишь воспоминания.
Седьмой колокол. Снег усиливается. Нужно возвращаться. Выслушать решение Мусы. Отдать приказ выступить, пока не замерзла река.
Но я шагаю дальше. Потому что я еще не получила ответ на свой вопрос. Сады остались позади, и вот я уже за городской чертой, в поле. Что-то тянет меня дальше.
– Сорокопут, – начинает Харпер. – Мы должны…
– Я что-то упустила из виду, – перебиваю я. – И я не вернусь, пока не пойму, в чем ошиблась. Я не позволю ей одурачить меня, Харпер. Больше никогда не позволю.
Я уверенно иду вперед, и внезапно меня одолевает полузабытое чувство – желание исцелять. Помогать.
– Харпер. – Я вытаскиваю мечи. – Там кто-то есть.
По бескрайней белой равнине движется темное пятнышко. Нет. Несколько пятнышек. Они быстро приближаются.
– Что это еще, во имя дьявола?! – восклицает Харпер.
– Рэйфы, – отвечаю я. – Шестеро. Они преследуют…
Я не могу понять, за кем они гонятся. Я вижу лишь какое-то странное мерцание. Но я знаю одно: если существо спасается бегством от рэйфов, тогда у нас общие враги.
– Чтобы их убить, нужно обезглавить, – напоминаю я Харперу, но он уже бросается в бой. Сверкают мечи. Рэйф издает душераздирающий вопль. Еще секунда – и второй отправляется вслед за своим товарищем.
Остальные окружают меня, тянут ко мне призрачные руки. Тварь хватает меня за горло, и смертельный холод сковывает мое тело.
– Не сегодня, – рычу я, вырываюсь из лап рэйфа и отрубаю ему голову.
Оставшиеся двое атакуют, но они напуганы и растеряны, и мне ничего не стоит справиться с ними. От их криков у меня звенит в ушах. Я оборачиваюсь к мерцающей колонне, которая при ближайшем рассмотрении оказывается облаком блестящих песчинок. Фигура напоминает человеческую. Существо явно взволновано.
– Я пришел с миром, Кровавый Сорокопут, – шепчет ифрит. Я знаю, что должна его исцелить, но понимаю, что это невозможно. Песчаные ифриты ненавидят пение.
– Я принес послание, – говорит существо. – От Лайи из Серры. Керис не хотела, чтобы ты услышала его.
– Откуда мне знать, что тебе можно доверять?
– Лайя сказала, что ты должна задать мне вопрос: каковы были последние слова Маркуса Фаррара?
Лайя – единственная, с кем я поделилась этой подробностью. Это произошло несколько месяцев назад, ночью, когда мы обе не могли уснуть.
– Очень хорошо. Так каковы были последние слова Маркуса Фаррара?
– «Сорокопут… прошу тебя». Удовлетворена?
Я киваю, и ифрит продолжает.
– Князь Тьмы хотел вынудить армию Ловца Душ идти на Маринн. Вместо этого Ловец Душ направляется к Городу Джиннов, что на Землях Ожидания. Они надеются заманить туда Князя Тьмы и покончить с ним раз и навсегда. Но… но… – Ифрит хрипит. Ему осталось жить несколько секунд. – Им не под силу совершить это в одиночку.
– Я не сумею привести туда армию…
– Лайя из Серры сказала кое-что еще. – Блестящие песчинки тускнеют, и я понимаю, что жизнь покидает ифрита. – «Сражайтесь до конца, иначе все будет потеряно…»
Последние слова звучат едва слышно. А потом ифрит умирает, и холодный ветер развеивает песок над белым полем.
Я благодарна небесам за то, что Харпер предпочитает молчание разговорам, потому что в тишине я складываю кусочки этой головоломки. Комендант оставила юг Империи уязвимым потому, что она знала: я буду атаковать. А если я брошу все силы на захват городов, то не смогу помочь единственному человеку, способному убить ее хозяина.
– Сорокопут, – не выдерживает Харпер. – Надо уходить. Похолодало. Река вот-вот замерзнет, и мы не сможем плыть на юг.
– Пусть замерзает, – отвечаю я. – Сегодня мы не поплывем. Сегодня мы начнем пеший переход.
Часть IVШер Джиннаат
51: Князь Тьмы
Долгие годы я неистовствовал в своем гневе. Горели деревни. Исчезали караваны. Гибли семьи. В конце концов, мне пришлось признать, что людей слишком много. Я уничтожал их тысячами, но, оглядевшись вокруг, видел еще сотни тысяч.
Я понял, что осуществление плана мести займет долгие годы. Столетия. И я не смогу отомстить в одиночку. И я призвал на помощь самое уродливое из того, что свойственно людям. Межплеменную вражду. Предрассудки. Алчность. Я сеял раздоры, стравливал врагов. Но у меня имелась еще одна цель: восстановить Звезду, а эта задача оказалась намного труднее. Звезда разбилась, и ее осколки рассеялись по всему свету. Мне нужно было найти все, до последнего. И каждый осколок должны были вернуть мне с любовью.
Первый человек, которого я когда-либо любил, принадлежал к народу Книжников. Это была женщина, Хусани из Навы, города, который позднее получил имя Навиум. Она носила осколок Звезды на цепочке, как украшение – это был подарок ее умершего мужа, ремесленника. Ее дочь скончалась от горячки, еще не научившись говорить. Поэтому я появился у дверей ее дома, изображая сироту, – мальчиком с рыжими волосами и карими, полными боли, глазами. Она назвала меня своим сыном и дала мне имя Рошан.
«Свет».
Я заполнил пустоту в ее жизни. Она полюбила меня сразу.
Но мне потребовалось больше времени на то, чтобы полюбить ее. Пусть я жил в теле человеческого ребенка, это все еще был я и не мог забыть о том, что ее народ сотворил с джиннами. Но она утешала меня, когда мне снились кошмары, ухаживала за мной, когда я болел. Она осыпала мое лицо поцелуями, обнимала меня так часто, что я постепенно привык к ее объятиям и уже не мог обходиться без них.
Вскоре после того, как я поселился в доме Хусани, я начал ее уважать. Прошло время, и я ее полюбил.
Она подарила мне свое ожерелье, когда я сказал, что ухожу из дома искать счастья. «Мое сердце всегда с тобой, мой возлюбленный сын». С этими словами она надела цепочку с осколком Звезды мне на шею. Ее глаза блестели от слез.
В этот момент мне захотелось предстать перед ней в своем истинном обличье. Прокричать, что когда-то я был Возлюбленным, но все, кто любил меня, ушли навсегда. А ее собратья-Книжники отняли у меня не только мой народ, но и мое имя.
Единственный родитель, который у меня был – это Маут, и его любовь ко мне неотделима от долга, возложенного на мои плечи. В нем основа этой любви. Хусани любила меня как мать. Ее любовь была неистовой, тогда как Маут был холоден; ее привязанность шла от ее сердца, в то время как у Маута был свой расчет.
И чем же я отплатил той, что любила меня сильнее всех? Как я отблагодарил женщину, которая отдала мне все, и от которой за несколько коротких лет я узнал о любви больше, чем за тысячелетия, проведенные на Землях Ожидания?