– Ты хочешь ее убить.
– Она это почувствует, – я смотрю на него в упор. – Кухарка знала Коменданта лучше кого бы то ни было. Она велела Лайе узнать историю ее жизни. Сказала, что, выяснив все подробности, мы тогда поймем, как остановить Керис. Она даже посоветовала Лайе расспросить Мусу, но он не смог нам помочь. Никто не знает о Керис все. По крайней мере, никто из живущих.
Ловец Душ понимает мой намек и придерживает коня. Заговаривает только после того, как Квин уезжает далеко вперед.
– Я не буду призывать Каринну, чтобы ты ее допрашивала, – заявляет он. – Моя обязанность – помогать призракам найти покой, а не причинять им новые муки.
– Мне нужно просто с ней поговорить, – убеждаю его я. – Если она не захочет мне отвечать, я не буду ее принуждать.
Ловец Душ беспокойно ерзает в седле.
– Я не буду ее заставлять, – повторяет он. – Однако… – Он оглядывается в сторону Леса. Приближается рассвет, и на фоне серого неба уже можно различить верхушки деревьев. – Ты ей небезразлична. Она наблюдала за тобой, я видел. Мне кажется, ты чем-то напоминаешь ей дочь.
От мысли о том, что я могу кому-то напомнить чертову Керис Витурию, я содрогаюсь, но Ловец Душ не дает мне вставить и слова.
– Ее любопытство нам на руку, Сорокопут. Каринна никогда прежде не желала даже смотреть на живых, появлявшихся в Лесу, а тем более приближаться к ним. Она избегает собственного мужа, которого, по-видимому, очень любила. Тебе следует быть крайне осторожной. Терпение. Никаких резких движений. Пусть говорит она, не перебивай ее. Но ей надо предложить какой-то предмет для разговора. Для начала найди ручей – она любит слушать плеск воды. И дождись вечера. Призраки предпочитают темноту. В последний раз…
Он поворачивает голову и устремляет на меня взгляд Ловца Душ – ледяной, суровый, предостерегающий.
– Она называет Керис «своей любимой малышкой». Она покинула ваш мир, когда ее дочь была маленьким ребенком. Если она узнает, в кого превратилась Керис, это причинит ей боль.
Я долго размышляю над тем, с какими словами обратиться к призраку. Когда я, наконец, придумываю, с чего начать разговор, близится полдень, и уставшие солдаты недовольно ворчат. Дорога идет в гору. На вершине холма торчат черные обгоревшие деревья, за ними расстилается унылая бесплодная равнина.
– Роща джиннов, – сообщает Ловец Душ.
«Роща», плоская и безжизненная, как Великие Пустыни, размером с настоящий лес. Лишь кое-где виднеются пни или сухие ели. В глубине бывшей темницы джиннов возвышается гигантский древний тис. Мертвые ветви тянутся к серому небу. С одного из нижних сучьев свисает какая-то цепь.
– Нехорошее место, – шепчет Лайя, поежившись.
Мы с трудом заставляем лошадей войти в «рощу».
– Нехорошее, – соглашается Ловец Душ. – Однако здесь достаточно места, чтобы устроить привал для небольшой армии. Кроме того… – он кивает на долину, которая начинается у подножия холма. – Вон там находится Шер Джиннаат, Город Джиннов. Этот холм – самая выгодная позиция как для атаки, так и для обороны.
Я спешиваюсь, иду к обрыву, оцениваю расстояние до земли.
– Здесь можно разместить солдат с пиками. – Ловец Душ присоединяется ко мне. С востока и с юга естественной границей равнины служит река, с запада – лес. – А за ними лучников и катапульты.
– Не думаю, что Керис нападет на нас оттуда, снизу, – возражаю я.
Солнце выглянуло из-за облаков, однако долина по-прежнему укрыта странным густым туманом – похоже, тем же самым, что «напал» на наш лагерь сегодня ночью.
– Она не заставит людей карабкаться в гору под огнем противника. Даже если ее армия по численности намного превосходит нашу.
– У нее есть джинны, – напоминает мне Ловец Душ. – Они первым делом сожгут лучников и катапульты. Сорокопут, битва будет неравной. Мы ввязываемся в нее лишь ради того, чтобы выиграть время для Лайи.
– Ни разу за все годы в Блэклифе, – вздыхаю я, – мне не могло прийти в голову, из-за чего нам с тобой придется обнажить мечи. Мы выступим против той, что когда-то учила нас, пока Книжница будет выслеживать джинна.
– Если бы мне пришлось выбирать напарника, я выбрал бы тебя, – говорит он, и горячность его голоса заставляет мое сердце тоскливо сжаться. Я вспоминаю обо всем, что нам довелось пережить вместе. – Только тебя, и никого другого.
Палатки поставлены, кони привязаны, костры разведены, отхожие места устроены. Убедившись в том, что все идет своим чередом, я решаюсь отвлечься от приготовлений к сражению и покидаю лагерь.
Я иду на север, оставляя позади Шер Джиннаат и рощу-тюрьму. В Лес пришла весна. Бесконечную зелень еловой чащи время от времени нарушают розовые пятна – деревья тала, усыпанные цветами. Через час мне попадается маленький ручеек. Я сажусь на камень у берега. А потом начинаю петь.
Я пою негромко, потому что мне не хочется привлечь внимание врага. Это песня об исцелении. О матерях и дочерях. О моей матери, о ее любви, в которой я купалась, как в лучах солнца, до того трагического дня.
Шею обдувает легкий ветерок. Я не одна.
Очень, очень медленно я поворачиваю голову, и у меня перехватывает дыхание. Она пришла – странное существо, больше напоминающее прядь тумана, чем силуэт женщины. Именно такой ее описывал Ловец Душ. Она рассматривает меня. Я молча жду.
– Моя любимая малышка где-то рядом, – шепчет она. – Но я не могу увидеть ее, поговорить с ней. Ты не знаешь, как мне найти мою любимую малышку?
Я вспоминаю предупреждение Элиаса.
– Да, я знаю твою любимую малышку, – отвечаю я. – Но… она немного… немного изменилась.
– Есть только одна любимая малышка, – сердито возражает Каринна. – Моя любимая малышка. Моя доченька.
– Расскажи мне о ней, – прошу я. – Расскажи о своей малышке.
Каринна отворачивается от меня, словно собираясь уходить, и я повторяю про себя указания Ловца Душ. Надо быть терпеливой. Надо завести речь о том, что заинтересует призрачную женщину.
– Я просто хочу помочь тебе. Помочь найти ее, – говорю я. – Знаешь, ведь моя матушка… ее больше нет. – У меня теснит в груди от смертельной тоски, которая уже так давно мучает меня. Я ненавижу себя за то, что поддаюсь этому чувству. – И мои сестры тоже умерли, – хрипло продолжаю я. – И мой отец. Я знаю, что такое утраты. Я знаю, что такое боль.
– Да. – Каринна снова поворачивается ко мне лицом, наклоняет полупрозрачную голову. – Я чувствую это в тебе, как чувствовала это в другом призраке.
– В другом призраке? – Я инстинктивно хватаюсь за меч. Это движение пугает Каринну, и она отступает обратно в чащу. Я отпускаю эфес и поднимаю обе руки в мирном жесте, заставляя голос звучать ровно. – Что это за… за призрак? Откуда он? С кем ты еще разговаривала?
– С душой. – Каринна проплывает мимо меня, и мне кажется, что она гладит призрачными руками мои волосы. – С такой же несчастной, потерянной, страдающей душой, как твоя.
Она парит у меня за спиной, и я боюсь шевельнуться, боюсь, что она испугается и исчезнет. Но Каринна возвращается. Туманный силуэт парит над ручьем.
– Идем, маленькая сломленная птичка, – шепчет она. – Идем со мной. Я отведу тебя к другому призраку. Я расскажу тебе о своей любимой малышке.
55: Лайя
– Ты еще не ела?
Дарин находит меня в лазарете. Я занята ранеными, пострадавшими во время ночного нападения рэйфов. Рядом со мной Аубарит. Она умеет чувствовать не только страдания души, но и тела, и без нее я бы точно не справилась. Я смотрю на брата, не сразу соображая, о чем это он. Когда бы я успела поесть? Как я могу думать о еде, когда люди нуждаются во мне?
– Не ела. И я, между прочим, тоже.
Муса, стянув длинные волосы в пучок, ходит за мной и носит бинты, целебные отвары и прочие принадлежности. «Чтобы позлить “этого красавчика-Меченосца”», – с усмешкой бормочет он себе под нос.
– Идите-идите. – Аубарит забирает мою сумку у Мусы. – Вы уже много часов на ногах. Мне поможет Джибран. – И она смотрит из-под полуопущенных ресниц на красивого молодого Кочевника, который топчется за спиной у Дарина.
– Ах, молодость, ах любовь, – вздыхает Муса, и я ожидаю увидеть выражение горечи на его лице, осунувшемся и опустошенном. Но он улыбается, и скорбные морщины разглаживаются.
Мы идем за Дарином к палатке Кровавого Сорокопута, самой большой в лагере. Она же одновременно и командный центр. Сорокопут, Авитас и Элиас сгрудились у стола, здесь же Спиро, Квин и несколько Отцов-Меченосцев. На противоположной стороне стоит Афия и передвигает камешки по большой карте.
Дарин сразу направляется в дальний угол палатки. При виде сушеных фруктов, лепешек и чечевичной похлебки я вспоминаю, что действительно не ела почти сутки.
Когда мы входим, Ловец Душ поднимает голову, но, заметив Мусу, снова поворачивается к Сорокопуту.
– …катапульты будут готовы только к утру, – говорит та. – И поскольку именно утром ожидается появление вражеской армии, разрушить город мы не успеем.
– Наша цель совсем не в этом, – отвечает Элиас. – Нам просто нужно, чтобы джинны из Шер-Джиннаат держались от нас подальше и не помешали Лайе добраться до Князя Тьмы. Если мы поставим лучников здесь… – Он показывает участок на карте. – …На берегу реки…
– Он ревнует, – шепчет мне на ухо Муса. – Попомни мои слова.
– Ничего подобного.
В какой-то момент мне тоже так показалось. Увы, я ошибалась. Элиас, который в последнее время больше похож на себя, все равно старается держаться от меня подальше.
– Какая ревность, Муса? Он Ловец Душ, цель его жизни – служение умершим.
– Чушь. – Муса подталкивает меня локтем. – Только посмотри на него.
– Он не обращает на меня внимания.
– О, как же до тебя долго доходит, аапан. – Муса раздраженно вздыхает. – Для того, чтобы не обращать на тебя внимания, он сначала должен тебя заметить. Можешь мне поверить, он сейчас только о тебе и думает. Он замечает каждое твое движение. Если ты сейчас споткнешься…