– Эрден, – повторил палач, не сводя с меня тёмных, почти чёрных глаз. – Или Ганзорег.
Я полагал, что давно разучился краснеть. В конце концов, как только меня не называли при дворе. Но в тот момент смущение мгновенно затопило меня от макушки до пят и выплеснулось на лицо обжигающим жаром. Подумать только! Неумолимый императорский палач назвал меня драгоценностью и обладателем стальной воли! Тот самый палач, после которого господин Гармонии превращался в сгусток страдания!
Я спрятался от пронизывающего взгляда в повозке, закрыл оконце занавеской и, встретившись с насмешливой улыбкой заклинателя, прижал ладони к пылающему лицу.
– Умоляю, молчите, – пробормотал я.
– О чём? Я ничего не слышал, – невинным тоном ответил Лао.
Тягу к пейзажам отбило до конца дня. Меня трясло. Я и сам не понимал, что конкретно меня испугало. Тархан ни разу не воспользовался своим положением тогда, когда я был в его власти, а ведь мог. И сейчас тем более не осмелится. Бояться нечего. Так отчего сердце колотится, словно пойманная в клетку пичуга? Может, я испугался нечисти? Нет, она меня волновала в последнюю очередь…
К вечеру мы достигли западной провинции и остановились у полей, чтобы ночью и утром император и его сын благословили их. Разбили лагерь, поставили шатры. Ночь расцветили костры, а воздух наполнился ароматами дыма и еды. Я, забыв о палаче, с тоской смотрел в сторону котлов, но так и не рискнул выйти из повозки без разрешения принца. А тот, казалось, забыл про меня. Из окна я видел, как он то и дело выбегал из императорского шатра и носился между костров, словно ребёнок.
Лао же медитировал вот уже полдня. Он был бессмертным заклинателем. Его такие приземленные вещи, как еда, вообще не волновали – он питался солнцем и силами стихий.
От тихого стука в дверь я подскочил.
– Кто там?
– Тархан. Я принёс еду, – раздался знакомый низкий голос.
Я приоткрыл дверь и в неверном свете костров увидел Тархана. На его левой ладони, опасно балансируя, стояла миска с овощами и ногой какой-то птички. Правая рука лежала на рукояти меча. Я заметил, что кинжалы переместились на левый бок.
– Это тебе, – палач сунул еду так резко, что пришлось быстро схватить миску, иначе она бы перевернулась.
Затем Тархан ступил на подножку, дотянулся до заклинателя и потряс его за плечо. Лао вскинулся от первого же прикосновения.
– Что?
– Император зовёт, – сообщил Тархан и, сочтя задание выполненным, спрыгнул с подножки.
– Император? Да… Да, конечно, я иду. Октай? – Лао растерянно повёл глазами, и я заподозрил, что тот вовсе не медитировал, а спал. Мало ли как долго спят заклинатели? Они спокойно обходятся без еды, бессмертны, умеют летать. Может, у них даже сон особенный?
– Октая не звали, – любезно сообщил всё тот же невозмутимый Тархан. Он так и не отошёл от повозки и даже прислонился к ней спиной. Рука по-прежнему сжимала меч в ножнах.
Лао послал мне извиняющуюся улыбку и поспешил к императорскому шатру. Я посмотрел ему вслед, взглянул на еду и уставился на Тархана, который застыл у повозки неподвижной статуей.
– Ты выполняешь приказ госпожи? Там яд?
Тархан даже бровью не дёрнул, даже не повернул головы. Так и остался стоять, всматриваясь в темноту.
– Нет.
Он всегда отвечал с такой честностью, с какой твёрдостью работал. Тогда, когда госпожа отправляла меня в темницы, я мог задать ему любой вопрос и получить подробный ответ: будут ли посетители, как долго висеть на дыбе, сколько капель упадёт мне на голову. И я был уверен, что даже если бы он ответил сейчас «да», то еда всё равно оказалась бы у меня в глотке.
Но если он не выполнял приказ, то зачем ему стоять здесь, вцепившись в меч и уставившись в темноту?
– Тебя что-то беспокоит, да? – я понизил голос. – За нами кто-нибудь наблюдает?
Тархан метнул на меня косой взгляд и кивнул.
В живот плеснуло холодком страха. Сердце тревожно забилось. Небеса, а ведь наставники клятвенно убеждали, что боевые искусства господину Гармонии никогда не понадобятся! Их мне не преподавали!
Я вытащил из узелка мешочек с болеутоляющими травами.
– Что это? – резко спросил палач, и я от неожиданности высыпал в тарелку всё, что было. А он даже не стал дожидаться ответа – принюхался к терпкому аромату и прищурился. – Болеутоляющий сбор? Зачем он тебе?
– Принц разрешил. Спина болит, – быстро сказал я.
Между прочим, чистую правду! После целого дня в повозке поясница ныла, без обезболивающих трав было бы сложно убегать и отбиваться от нечисти.
Палач секунду посверлил меня пронзительным взглядом, а потом хмыкнул и отвернулся с видом «Ну конечно же, и как я сразу не догадался?».
Я приготовился к тому, что еду у меня отберут, но палач так ничего и не сделал, наоборот!
– Ешь быстрее.
Травы придали пище горьковатый непривычный привкус и пряный аромат. Я съел всё и с облегчением почувствовал, как боль постепенно отпускает уставшую спину. Остатки сбора уже никуда не годились, и я, выбравшись из повозки, бросил мешочек в ближайший костер. Тархан не пошевелился.
Я раздумывал, как попросить у палача оружие, когда в темноте у повозки вспыхнули десятки красных огоньков. Тархан выхватил меч, попутно сунув мне один из кинжалов. Тревожный крик «Сяньли! Это сяньли!» слился с прыжками крупных красноглазых кошек.
Я меланхолично подумал, что длиннополые одежды – не самая лучшая форма для боя, отступил за спину палача и покрепче сжал рукоять кинжала.
Что ж, опыт есть опыт. Пусть в последний раз я держал оружие десять лет назад, пусть в поддержку красивого тела занимался лишь танцами, однако вид хищной нечисти мгновенно заставил меня вспомнить навыки самообороны, которые я успел выучить до пятнадцатилетия. Не сказать, чтобы их было много, да и кинжал в отвыкших руках ощущался неудобно, однако в первую прыгнувшую на меня сяньли я попал и умудрился убить её с одного удара.
Рядом смертоносным волчком закрутился Тархан. Но вертлявые хищники ловко проскочили под его мечом и обрушились на нас всеми когтями и клыками. Я почувствовал, как сзади по ноге через все слои одеяний полоснуло острое и отмахнулся кинжалом, не глядя. По ушам ударил взвизг, лезвие увязло в жестком теле. Я едва не выпустил рукоять и помог себе выхваченной из костра головешкой, ткнув её в оскаленную пасть. Тархан пинками отбросил от себя крупную кошку и разрубил её эффектным взмахом. Брызнула кровь, и в нос ударила вонь внутренностей.
Нам невероятно повезло: мы с Тарханом не были целью, лишь помехой с ненужного края. За спиной расстилался освящённый тракт, который сяньли не могли пересечь, слева раскинулся лагерь. В лагерь и ударила нечисть. К императорскому шатру из лесной темноты устремились десятки сяньли. И тем, кто встал на их пути, не повезло. Кто-то подавился криком – клыки разорвали горло. Кто-то сгинул, упав и исчезнув под хищниками. Кого-то и вовсе утащили в темноту…
К нам не спешили на подмогу – все сосредоточились вокруг императорского шатра. В ощерившейся мечами толпе я увидел Лао. Он бросил на меня обеспокоенный взгляд, но своё место в строю не покинул. Его светящиеся руки прочертили в воздухе золотистые узоры, и над шатром вспыхнула печать. По лагерю прокатилась невидимая волна, обдав жаром – и сяньли обиженно завизжали. Пахнуло паленой шерстью. Люди с боевым кличем кинулись в атаку. Кошки же обозлились и обрушились на тех немногих, кто не успел под защиту печати. В том числе на нас.
Я и Тархан встали спина к спине. Он вытащил второй кинжал. Оружие порхало от одной твари к другой и не успевало. Палач тяжело дышал: когти разорвали ему левую руку, и та почти не слушалась. Я не чувствовал боли из-за принятых лекарств, но, судя по крови, пропитавшей подол, всё до колен и выше превратилось в одну сплошную рану. Появилась слабость, похолодели руки, и колени подогнулись.
Я стиснул зубы, заставив себя стоять. В висках тяжело стучало, к горлу подступал страх, грозя перерасти в панику, и хотелось крикнуть: «Быстрее уже! Помогите нам! Чего вы возитесь?»
– Принц Чан! – раздался пронзительный крик.
Мы с Тарханом вскинулись, повернули головы – и у меня замерло сердце.
Тархан выругался, и это была самая длинная речь, которую мне довелось услышать от него.
Принц Чан возглавлял атаку. Он, словно не ощущая тяжести своего меча, бежал вслед за кошками, оторвавшись от остальных. Во все стороны из него рвалось нечто могучее и невидимое, заставляя нечисть улепетывать со всех лап – та самая божественная сила, сила Небес! Принц подгонял сяньли с гиканьем и настолько увлёкся погоней за мелкими кошками, что не увидел, как к нему сбоку подкрался крупный матерый сяньли. Охрана же увидела – и она не успевала!
А вот мы как раз стояли на расстоянии броска. И этот шанс я не мог упустить.
Мой кинжал догнал сяньли в прыжке. Хотелось бы сказать, что вонзился, но нет – шарахнул ушастую голову плашмя. Однако этого хватило, чтобы ошеломить тварь. Сяньли царапнул воздух поверх царственной головы, мягко приземлился и развернулся, готовясь к новому прыжку. Тут-то его и настиг второй кинжал – кинжал Тархана.
Я успел восхититься меткостью – прямо в глаз! – а затем очередное мохнатое тело подкатилось к ногам и сбило меня на землю. На грудь навалилась тяжесть, полоснули когти. Перед лицом возникла оскаленная вонючая морда, и пасть сомкнулась на вскинутом предплечье. Боли не было – лишь тепло от струящейся крови.
Сяньли драл меня всего лишь пару вздохов. Тархан вонзил в кошку меч и сбросил пинком. В этот момент к нам подоспели люди и расправились с остатками тварей. Но подняться я уже не смог и свернулся клубком, баюкая искусанную руку и израненный живот. Кровь заливала меня с ног до головы. Тело почти не слушалось, поглощенное идущим изнутри холодом. Холод затапливал меня всё сильнее с каждым толчком сердца, с каждой каплей вытекающей крови. Силы исчезали. Тархан приподнял меня, и я подумал, что брежу: палач смотрел с такой тревогой, словно перед ним лежал лучший друг.