Из груди рванулся вой, какой мог принадлежать лишь потерянному побитому зверю. Я свернулся на полу и прикусил руку, пытаясь затолкать его назад, поближе к ослепляющему костру боли, из-за которого в глазах всё расплывалось, а внутри горело. Ничего не получилось.
Я всё ещё чувствовал на плече руку отца.
Это убивало меня.
Глава 7В столице Южных земель
Несмотря на случившееся с Тай, Еши не стал с нами ссориться и уговорил меня оставить Унура в бане:
– Досточтимый жрец, оставьте мальчика у меня. В конце концов, он мой хозяин, я без него усну, а без Тай… Я понимаю ваше горе, но не наказывайте меня за то, что совершила моя женщина!
Да и Унур, видимо, уловив выгоду от власти над духом, сам не хотел путешествовать со мной:
– Господин жрец, я не могу от него уйти. Он же без меня снова заснёт! Тай обессилела. Им больше некому помочь. Это мой долг как наследника Хуай. – Мальчишка вздохнул, глаза у него были на мокром месте. – Но… мой род… обеление имени… Я могу попросить вас?
Когда я молча кивнул, согласившись на уговоры, откуда-то выскочил пучеглазый Кунь с одеждами клана Хуай для Унура, прибежала Вей Мао. Радуясь проснувшемуся Еши и сокрушаясь над статуей, они сняли с мальчишки купальный наряд и рабский ошейник. Белая полоска сразу выделилась на его загорелой шее, напоминая о статусе. Но Вей Мао клятвенно заверила, что много знает об отбеливании кожи, поэтому вскоре полоска перестанет выделяться, а Унур окончательно станет похож на наследника хорошего клана. Сейчас же, в старинных одеждах с чужого плеча, сидя на ветхой террасе в окружении немногочисленных слуг, он больше походил на незаконнорожденного, принятого в семью лишь из милости. Не производил впечатления и Еши, сидевший чуть позади Унура с печальным лицом. Добившись своего, дух перестал смотреть на меня и старательно любовался горами.
Мы оба понимали, что всё получилось очень глупо. Никто из нас даже отомстить друг другу не мог – все своё уже получили. Тай прокляла моего отца, я иссушил её своим выбросом… Конечно, Тай не умерла, а всего лишь обессилела и, насколько я понял, впала в такой же, как у Еши, сон. Я подумал, что можно бы и подождать, когда она войдёт в силу, и потребовать вернуть отца… Однако стоило лишь мне заикнуться об этом, как Еши покачал головой и отказал со словами: «Тай может вырвать человека из времени лишь один раз». Вот и сидели мы с Еши друг напротив друга – два несчастных существа, которые ничего не могли с этим сделать.
– Досточтимый жрец? Можно же оправдать клан Хуай без меня? – спросил Унур.
– Наверное. Не знаю. Я сделаю тебе вольную, – пообещал я, с трудом вынырнув из размышлений. – И ни я, ни Тархан не сможем вернуться и принести вольную лично. Если вам угодно, вы можете послать с нами человека.
Еши протянул Тархану два простеньких бамбуковых свистка на шнурке.
– Когда получите бумаги, подойдите к любому ручью или колодцу, дуньте в это, и к вам приплывет Кунь. Отдайте ему бумаги, и он принесет их нам, – сказал он.
– Хорошо, – согласился Тархан.
Мы повесили свистки на шею и спрятали под одеждой.
Еши вновь повернулся к горам, помолчал и попросил:
– До тех пор, пока Унур не получит вольную, прошу вас сохранить в тайне то, что клан Хуай вернулся, а источник вновь набрал силу. Вы сами говорили, что Хуай могли свергнуть из-за исцеляющих вод, поэтому поклянитесь, что будете молчать. Иначе, боюсь, последствия для него и меня будут самыми печальными.
– Небеса не оставят вас без помощи, – сказал Тархан, удивив меня этим заявлением.
Унур криво улыбнулся.
– Небеса высоко, а люди близко. Тем более боги уже улыбнулись моему роду. – Он кивнул мне. – Еши прав. Прошу, сохраните нашу тайну.
Да, узнай чиновники и в особенности господствующий сейчас клан о том, что сила исцеляющего источника завязана на кровь Хуай, ни вольной, ни справедливого расследования Унур бы не получил. Разумеется, поклялись и я, и Тархан.
Клялись как положено – под открытым небом, под ясным солнцем, беря Небеса в свидетели сделки и скрепляя клятву кровью.
– И пусть позор падёт на мой род, а честь исчезнет, если я нарушу своё слово, – твёрдо сказал Тархан, и порез на его руке озарился яркой вспышкой и исчез, оставив после себя шрам.
Я повторил за ним, чувствуя вкус горечи на губах и странное, злобное веселье. Мой род был уже опозорен предательством. Стоило ли клясться тем, чего уже не было? Я был готов к тому, что Небеса не услышат меня, но солнце сверкнуло и в моей крови. Клятва была всё же услышана и принята.
У меня перехватило дыхание, несмотря на то что бремя на плечах стало в два раза тяжелее. Небеса всё-таки услышали сына предателя и поверили его слову. Признали небезнадёжным, несмотря на преступление отца. Это значило, что свою клятву я должен был исполнить любой ценой, невзирая ни на что.
После церемонии Еши проводил нас с почтением. Слуги собрали нам еды в дорогу, положили флягу со свежей водой, заменили мою потрёпанную плетёную обувь на новую, из выделанной кожи. Особенно меня смутила врученная перед самыми воротами белая нефритовая жреческая подвеска с символом Нищего принца – два круга, заключённые друг в друга, похожие то ли на колесо, то ли на шляпу-доули.
– Не нужно. Нищий принц не одобряет подобного расточительства. Я не могу принять… – пробормотал я, пытаясь вложить подвеску обратно в ладони Еши.
Руки духа таинственным образом ускользнули.
– Примите, прошу.
– Но белый нефрит предназначен лишь для императорского рода. Я не могу принять… Да и как я могу оценить жизнь моего отца в подвеску? – беспомощно пробормотал я, не зная, что чувствовать. С одной стороны, разве нефритовая безделушка могла заменить отца и клан? Разве она стоила всей моей искалеченной жизни? А с другой, я был, мягко говоря, недостаточно достойным такого редкого благородного камня…
– Пусть он и забыт, однако род Нищего принца императорский, – парировал Еши и добавил: – То, что вы сделали с Тай, не зависело от вашей воли. Это было неизбежно. Тай всё равно так или иначе потеряла бы свои силы, и передо мной встал бы выбор – бросить её или же поддерживать. Таков уж наш путь. То, что случилось с вашим отцом, тоже было суждено. Если бы не Тай, он получил бы это проклятье так или иначе. Подвеска не извинение. Это оберег. Я хочу быть уверен, что вы благополучно исполните обещание и освободите Унура. Не сочтите за дерзость.
Он поклонился, и длинные пряди волос стекли с его плеч. В ночных сумерках они казались обычными чёрными, а вот жаркий солнечный свет играл в них, как в быстрых волнах ручья, и отзывался на каждое движение серебристым блеском.
Что ж, раз нефрит был не откупом, а оберегом, я принял его. Подвеска закачалась на поясе, слишком богатая и роскошная для ненастоящего жреца. Я выдавил из себя положенные слова благодарности.
– Да, спасибо. И вам до свидания, – неловко сказал Унур.
Еши кашлянул, и Унур, опомнившись, сложил руки и церемонно поклонился.
– Я хотел пожелать доброй дороги досточтимому жрецу и императорскому палачу. Клан Хуай будет перед вами в долгу, когда вы вернете ему честь, а наследнику – свободу.
– Вижу, Еши взялся за твоё обучение серьёзно. Успехов тебе, – пожелал я.
Тархан был краток:
– Прощайте.
На этом наше пребывание в бане «На источнике жизни» закончилось. Мы вышли на дорогу, отполированную бесчисленным количеством ног.
– Не совершил ли ты ошибку? – заговорил Тархан.
– Как видишь, я совершил много ошибок. Говори яснее, – мрачно отозвался я. – Если ты об отце…
– Нет. Было неразумно оставить мальчишку на милость хитрого духа. Мне. Но я не ты. – Во взгляде Тархана проскользнула непонятная мне искорка, но она исчезла настолько быстро, что я принял её за игру солнечного света.
– Тогда о чём ты?
– О документах. Ты подвергнешь себя опасности. Для освобождения Унура придется показать купчую чиновникам. Они могут попросить твои личные документы. Их у тебя нет, – пояснил Тархан.
Я кивнул и безразлично ответил:
– Я знаю. Мне всё равно. Главное – освободить Унура.
Тархан поправил корзину за плечами и провёл рукой по лицу, то ли стирая пот, то ли поражаясь моей глупости.
– Ты видишь в нём себя, но он не ты. А ты не виноват в том, что случилось с твоим отцом, – медленно, словно ребёнку, сказал он.
Я выдавил из себя улыбку и промолчал.
Тархан нахмурился.
– Хватит самобичеваний, Октай, – резко бросил он.
Я промолчал и отвернулся, ускорил шаг. Говорить не хотелось. От воспоминаний становилось горячо в глазах и больно в груди.
Тархан догнал, вцепился в плечи и развернул к себе. Горящие чёрные глаза впились мне в душу, обожгли – и вспышка страха на миг затмила всё то, от чего было так тошно. Таким злым палача я еще не видел.
– Разве это ты проклял отца? – прорычал он, встряхнув меня, словно куклу. – Разве ты привёл его туда?
– Хватит! – закричал я и вывернулся из хватки. – Я купил Унура! Я привёл его туда! Это я… из-за меня…
К горлу подкатил ком – и мой крик захлебнулся. Я поспешно опустил голову и отвернулся, чтобы палач не увидел вскипающие в глазах слёзы. Зашагал быстрее. Дорога простиралась передо мной, длинная, бесконечная. Солнце путалось в густой лесной зелени. Где-то неподалёку пели птицы. Всё так и приглашало идти побыстрее и подальше, и я уходил…
Но палач был неумолим. Дав мне немного отдышаться, он ещё раз ткнул в рану:
– Октай, ты не отвечаешь за решения своего отца. Он твой отец. Ты его сын. Так поступил бы любой на его месте.
– Да. Любой хороший отец так поступил бы на его месте. Мой отец был хорошим, – обессиленно прошептал я. – Это-то и убивает. Хватит, Тархан, пожалуйста. Ты не понимаешь, насколько мне сейчас плохо.
Тархан всё-таки был прекрасным палачом: поняв, что жертва подошла к черте, он ослабил напор.
– Ты всего лишь узнал, что к измене его привело проклятье… А может, и не проклятье. Насколько я помню, его обвинили в краже неких государственных бумаг. Как может