– Это было моё единственное платье.
И замолчал, услышав обиду в собственном голосе. Служанка всполошилась ещё больше и пала ниц:
– Простите, досточтимый жрец!
Я провел по масляному пятну на груди. От пятна резко пахло рыбой. Такие пятна не отстирывались никакими средствами, насколько мне было известно.
– Хорошо-хорошо, – согласился я и поднялся. – Не нужно так переживать.
– Да как это не надо? Нельзя обидеть служителя Небес и отделаться одними извинениями. За жреческое платье платить надо! – возмутился хозяин осла и вручил мне серебряную монету. – Ты, девица, гони-ка деньги досточтимому!
– Но у меня нет денег!
– Как это нет, когда ты с рынка шла? – завопил мужчина и, схватив девушку, начал сосредоточенно ощупывать её юбку. – Давай сюда деньги!
Кровь резко отлила от лица служанки, из приоткрытых губ вырвался всхлип – она вся замерла и задрожала.
– Что вы делаете? Немедленно прекратите! – Я задвинул девушку себе за спину, оттолкнув мужчину.
Увидев моё разозлённое лицо, он опомнился и виновато забормотал:
– Да я ничего… Я помочь хотел… Она ж платье вам испортила!
– Это всего лишь одежда! – отчеканил я и повернулся к служанке.
И она вновь распростёрлась передо мной.
– У меня нет денег, но есть платье! – воскликнула она странным, изменившимся голосом. – Я дам новое! У меня есть подходящий наряд! Разрешите искупить вину перед вами, досточтимый жрец, господин! – Она вскочила и потянула меня в ближайший переулок.
– Ну, хоть так, – проворчал хозяин осла нам вслед.
Я замахал руками, попытался улыбнуться, но вспомнил об отёках и просто пошел за девушкой.
– Не нужно новое, можно просто постирать это!
Служанка замолчала и, не поднимая глаз, покивала. Это оказалась довольно молодая женщина. Впрочем, скорее девушка – я не заметил на ней никаких брачных знаков, да и волосы были убраны в девичьи косы. Судя по одежде с узкими короткими рукавами и белой косынке, она работала на кухне в одном из местных зажиточных домов. Я невольно спросил:
– Не служишь ли ты господину Шу?
Девушка обожгла коротким взглядом снизу вверх, и я поразился. На довольно простеньком личике жили невероятные по красоте глаза. Словно падающие звезды, они мелькнули передо мной, поманив загадкой и чудом, и вновь скрылись за опущенными ресницами.
– Нет, досточтимый жрец, я не служанка господина Шу, – ответила девушка и, споро собрав уцелевшие продукты в корзину, поманила меня за собой. – Пойдёмте, я приведу вас в порядок.
– Я не один. Ладно, я жрец, жрецам позволено ходить на женскую половину. Но мой спутник нет.
Девушка смущённо глянула на Тархана и всё равно кивнула.
– Пойдёмте.
Она провела нас через сеть запутанных переулков, петляя так, что я сбился и потерял ориентир на пятом повороте. Судя по напряжённому лицу Тархана, он тоже не преуспел в запоминании дороги.
– Уважаемая, прошу прощения, – заговорил я, не выдержав тишины. – Нам очень нужно попасть к господину Шу или к тому, кто его заменяет. Понимаете, мне очень срочно нужно освободить одного раба. Вопрос жизни и смерти. Может быть, вы знаете людей, которые могут нам помочь?
Служанка оглянулась и после раздумья ответила:
– Если досточтимому жрецу очень срочно… У меня есть знакомые в поместье господина Шу. За небольшое вознаграждение они могут передать вольную на подпись. Но не сегодня. Завтра днём или, может, завтра вечером…
Я обрадовался:
– О, это будет замечательно! Кому можно отдать документы? Вам?
Служанка кивнула и толкнула небольшую дверь в длинной стене.
– Сюда.
Мы шагнули за ней и попали в небольшой женский двор, обычный для всякого чиновничьего дома: друг напротив друга стояли два длинных дома для детей и слуг, а упирались они в затейливо украшенное крыльцо хозяйки двора – жены, сестры или дочери того, кому принадлежало богатство.
Служанка, поминутно оглядываясь, провела нас в дом для слуг и оставила в небольшой комнате, которая была вся заставлена сундуками. Видимо, это была кладовка.
– Тебя точно не накажут за то, что ты привела сюда мужчин? – спросил я.
Девушка робко, словно через силу, улыбнулась.
– Нет, если вы никому не попадётесь, – пожала она плечами. – Подождите здесь немного. Я найду наряд для вас и быстро вернусь.
Метнув очередной обжигающий взгляд, от которого у меня заколотилось сердце, она ускользнула из комнаты, оставив нас вдвоём среди сундуков.
Глава 8Тайны и мечты
– Нужно было сказать, где мы остановились, и уйти, – сказал Тархан спустя чашку чая[6].
Я и сам уже понял, что мы сглупили.
В темноте сидеть было совсем невесело. Прямо сказать, неудобно. О том, чтобы прилечь и отдохнуть, и речи не шло – сундуки с вычурными крышками стояли всюду. Света, льющегося из крохотного оконца под потолком, хватило лишь для того, чтобы видеть Тархана. Можно было бы помедитировать, но и для этого требовалось что-то удобнее той полки, к которой я прислонился. Да и не удавались мне медитации никогда.
До этого мига мне казалось, что Тархану тишина и ожидание не доставляли никаких неудобств. Он, привалившись спиной к двери, сверлил пустым взглядом резьбу на сундуке и явно рассматривал нечто, недоступное обычным смертным. Но, похоже, даже бесконечно терпеливому палачу надоели картины собственного разума. Или же они оказались недостаточно приятными для времяпрепровождения.
– Да, надо было уйти, – согласился я с тяжелым вздохом.
Скука убивала, тянула время, как пряха тянет нить из шерстяного пучка: вроде бы и шерсти немного, и пальцы у мастерицы ловкие, а нить всё вьётся и вьётся, и вот уже целый клубок намотался, а конца работы всё не видно.
В памяти вновь встал отец, его сосредоточенное, напряжённое лицо, когда он выталкивал меня, завязшего в заклятии Тай. В нём не было ни капли сомнений, ни грана страха…
– Тархан, расскажи о себе, – не выдержав, попросил я.
Тархан оторвался от сундука и уставился на меня.
– А?
Почувствовав себя неуютно под его неподвижными глазами, я поспешил оправдаться:
– Просто мы давно с тобой путешествуем. Ты знаешь обо мне если не всё, то очень многое, а я о тебе почти ничего не знаю.
Тархан хмыкнул и, скрестив руки на груди, негромко ответил:
– Для того чтобы узнать человека, достаточно побыть с ним некоторое время, пошире открыв глаза. Ты зрячий, наблюдательный и умный. Значит, знаешь обо мне достаточно.
Я понял намек, однако расплывчатый ответ раздул слабую искру любопытства в костёр. Сделали своё черное дело и скука, и надоевшая, выматывающая тоска – мне невыносимо захотелось похулиганить.
– Хорошо, – согласился я и улыбнулся той самой кроткой улыбкой, которой взбесил всех лекарей на пиру императора. – Ты прав. Я тебя знаю. В тебе очень много доброты. Ты смелый, щедрый, умный, я бы даже сказал, разумный. Любишь людей, веришь в них. Однако обладаешь бунтарским нравом, несмотря на попытки скрыть свою непокорную природу за спокойствием. Ты не любишь семейное дело и в детстве мечтал стать лекарем, однако семья была против. Поэтому ты пошёл со мной – не хочешь возвращаться домой, ведь там тебя ждет выволочка за то, что бросил место при дворе.
На миг Тархан не удержал лицо, и даже в сумерках я разглядел изумление в его глазах.
– Люблю людей? Обладаю бунтарским нравом? Я?! – воскликнул он.
Я, довольный, что Тархан попался в ловушку, улыбнулся ещё слаще:
– О, значит, с остальным я угадал?
Тархан… надулся. Сложил руки на груди крепче, свёл брови, сделав взгляд ещё более грозным, и поджал губы. Это должно было меня впечатлить, однако он почему-то добился прямо противоположного – сделался похожим на взъерошенного пучеглазого филина. Смешным.
Видимо, сказалось недавнее напряжение. Я прыснул и раскашлялся в кулак. Тархан посмотрел на мои попытки скрыть смех и сдался:
– Да, я мечтал стать лекарем. – Подумав, он добавил: – И моя мечта сбылась. В некотором роде. Я отлично разбираюсь в ранах.
– Я помню, – кивнул я, справившись с собой.
Удивительно, но воспоминания о темнице и наказаниях сгладились и затёрлись, оставив в памяти лишь смутные тени.
А вот Тархан отвёл взгляд, и его лицо накрыла маска равнодушия. Я сделал вид, что не заметил перемены, и продолжил беззаботным голосом:
– Хочешь открыть лечебную лавку по возвращении домой? – Я вспомнил его слова в бане и предположил: – Будешь травником? Ты хорошо разбираешься в ранах и травах.
Тархан помедлил, но ответил:
– Костоправом.
Эта работа по праву считалась одной из самых сложных среди лекарей. Бывшему палачу, отлично знающему человеческое тело, она была вполне по плечу.
– О-о… А глава клана не запретит?
По лицу Тархана скользнула кривая ухмылка:
– Если не захочет, чтобы я стал главой вместо него, – не запретит.
Судя по многообещающему тону, глава даже денег отсыплет на открытие лавки и подарит домик подальше от поместья, лишь бы Тархан не передумал.
– Что ж, с нетерпением буду ждать открытия лавки. Ты будешь отличным костоправом.
– Правда?
Сначала я подумал, что мне показалось. Не мог Тархан разволноваться! Он не умел!
Но нет, палач нервно теребил пояс и, похоже, не замечал этого. Я удивился:
– А почему нет? Ты вправлял мне вывихи после пыток и ставил на место переломанные пальцы. Как видишь… – Я повыше поднял руку. – …Всё срослось очень хорошо. А пальцы, насколько я знаю, самое сложное место для лечения переломов.
Тархан едва уловимо поморщился.
– Невелика наука – поправить то, что сам же покалечил. С тобой и стараться не нужно – на тебе всё заживает в двадцать раз быстрее, чем на обычном человеке.
– Не скажи… Если неправильно сложить кость, она неправильно срастется и её придется ломать заново… – пробормотал я и возмутился. – Хватит прибедняться. Где это видано, чтобы жертва убеждала своего палача в его знаниях и искусности? Тебе самому не смешно?