– Нет так нет… – вздохнул Левор, сворачивая рулон и отставляя в сторону. – Но ты сама-то к борьбе готова? На все пойдешь для победы?
– На все, – уверенно заявила Юлена.
– Точно на все? Проверим…
Она почувствовала руку Левора у себя на плече. Потом рука скользнула вниз, в вырез блузки.
– Ты что?! – возмущенно вскрикнула Юлена.
Он толкнул ее на диванчик, навалился сверху. Пропыхтел:
– Совсем-совсем на все?
Ленор был тяжелее, значительно сильнее, от него мерзко пахло «зеленухой». Она извивалась, пытаясь освободиться, ничего не получалось. Потом все-таки высвободила правую руку – и наотмашь полоснула ногтями по роже секретаря.
– Сучка!!!
Он отпрянул, и тут же левый глаз Юлены вспыхнул огненным фонтаном.
– Сучка! Сучка! Сучка! – выкрикивал Левор, с каждым выкриком награждая ее размашистыми ударами.
Бзиньк! – банка с «зеленухой» разбилась о секретарскую голову, оставив в руке Юлены лишь горлышко.
Жаль, была не полная, не удалось даже оглушить… Ленор поднялся на четвереньки, по лицу стекали кровь и брага.
– Убью… – прошипел он негромко и страшно.
Юля не стала дожидаться выполнения угрозы, обежала стол с другой стороны, откинула крючок с наружной двери, выскочила в ночь…
Сад, незапертая калитка, выводящая на улицу… Никто Юлену не преследовал. Зато кое-кто поджидал – из густой тени забора выдвинулась смутно видимая фигура… Да что ж за вечер такой выдался? Она отшатнулась.
– Не бойся! – прозвучал голос, уже слышанный сегодня.
Затем Юлена в свете дальнего фонаря узнала невысокую худощавую фигуру и светлые волосы парнишки из ячейки. Зарев, кажется… Точно, Зарев. На сегодняшнее собрание он пришел еще позже Юлены, и был там самым тихим и незаметным, да и на брагу с самогонкой не особо налегал.
– Побеседовала? – спросил Зарев. – Хорошо, что я задержаться решил… Как чувствовал, чем собеседование ваше закончится.
Юлена молчала. А что тут сказать? Думала, и вправду подпольщики, а оказалось… тьфу…
– Пойдем, до дома провожу.
– Не надо!
Хватит на сегодня… Провожаний, собеседований, – всего хватит.
– Надо. И куртку мою накинь, не свети тут…
Она опустила взгляд, посмотрела на блузку, вернее, на ее остатки, – и решила принять предложение. Что она увидит, когда доберется до зеркала, Юлена примерно представляла. От левого глаза уже можно прикуривать, над бровью кровоточащая ссадина… Красавица.
Шагать пришлось долго, Морозовка и Стахановка расположены с разных сторон Красногальска, а через центр городка идти было нельзя – комендантский час, патрули. Пробирались кружным путем, окраиной. Шли молча, Зарев несколько раз пытался начать разговор, Юлена отмалчивалась.
Но потом он сказал такое, что никак нельзя было оставить без ответа.
– План арсенала Левор показывал? Про надежных ребят выспрашивал?
– Показывал… – протянула Юлена.
Ну и секретность тут у них… Все всё про всех знают…
– А ты? Назвала кого-нибудь?
Юля решила, что тайн никаких не разгласит, и пересказала в двух словах свой разговор с секретарем.
– Это хорошо… – резюмировал Зарев. – И что на собрании молчала, тоже хорошо. В ячейке – трое стукачей. А может и больше, я еще не всех вычислил.
Вот даже как… И почему Юлена не удивилась?
– Левор тоже? – только и спросила она.
– Тоже. Не то на жандармов работает, не то на армейскую контрразведку.
– Ребят я ему не назвала, а вот про себя наболтала… Про листовки, про оружие… Дура.
– Сдаст. Даже не из-за болтовни – из-за этого…
Зарев кивнул на остатки ее блузки – Юлена, увлеченная разговором, позабыла, что нужно придерживать полы куртки.
– И что делать? – спросила она, торопливо запахнувшись.
– Придешь домой, отдохнешь, отоспишься. А в завтра в десять утра иди по тропинке, что ведет к восьмому террикону. Я подойду.
– Подойдешь – и чего?
Он остановился, внимательно посмотрел на Юлену.
– Чего, чего… Чевочка с хвостиком! Прикинемся, что у нас свидание. Что гуляем по укромным местам, где никто целоваться-обжиматься не помешает…
«Ты хоть школу-то закончил, кавалер?», – скептически подумала Юлена, но ничего не сказала. Зарев посоветовал:
– Ты, главное, фингал замажь, а то не поверит никто, что в таком виде на свидание собралась.
– А потом?
– Потом и узнаешь.
Опять конспирация… Ладно хоть без выпивки на этот раз обойдется.
Провожать себя до дома она не позволила. Распрощались на окраине Красногальска – дальше начиналась родная Морозовка, где все Юлену знали и еще много лет назад запомнили: обижать младшую сестру пятерых братьев крайне вредно для здоровья…
Удивительно, но обыскать Славика схватившие его люди не додумались. Не ожидали, наверное, что у паренька может оказаться оружие. И граната осталась во внутреннем кармане. Правда, толку от нее ноль, когда тебя ведут по улице с заломленными назад руками. Но ведь когда-нибудь отпустят…
Вели его в центр поселка, прямиком к медчасти. Теперь Славик мог разглядеть мародеров вблизи. Мелькнула пара знакомых лиц – свои, поселковые, но остальные чужаки. Некоторые в бело-черных комбинезонах перевоспитуемых, на других вроде и цивильная одежда, но схожая и покроем, и цветом… Где-то Славик такую уже видел, а где именно, припомнить не мог. Потом вспомнил и сообразил: это же спецпереселенцы с Реоны, что жили километрах в пятнадцати вверх по реке. Вроде и не лагерь там был, да разница небольшая – те же бараки, только без вышек и без колючки вокруг, та же работа на износ, без выходных на карьере, покидать поселение запрещено, а бежать… Попробуй-ка сбежать и спрятаться на другой планете, где все вокруг чужое и незнакомое.
Теперь пришел их час. Отыгрываются.
Оружия у грабителей было немного, в лучшем случае у одного из десяти. Так себе оружие – охотничьи дробовики да карабины старого образца, повсеместно замененные в войсках на «гауссовки» и сохранившиеся на вооружении лишь в охранных и конвойных частях. Взводу ревармейцев хватило бы нескольких минут, чтобы разогнать всю ораву. Да только где ж тот взвод…
На площади пылал громадный костер, сложенный из обломков мебели, и жарилась над ним здоровенная туша. Запахом тянуло таким, что желудок Славика немедленно и ультимативно потребовал ужин. А заодно и пропущенные обед с завтраком.
«Корову жарят, сволочи», – подумал он тоскливо. Коровы на Умзале были большой редкостью, и в Бугере держали двух не для мяса, исключительно для молока, для малышни из яслей…
Время от времени к туше подходили люди, отрезали сверху прожарившиеся ломти мяса, тут же их съедали под спирт, употребляемый прямо из больничных колб. Славик отвернулся, чтобы не захлебнуться слюной.
И увидел…
Сначала он не понял, что увидел, непонятные какие-то скульптуры у больничной стены, по обе стороны от входа. Похожие на те, что ему доводилось видеть в музее атеизма, – странно, никогда здесь никаких скульптур не было…
Нет, наверное, он все понял с первого взгляда…
Просто мозг ни в какую не желал принимать увиденное и понятое.
Широко раскинув руки, у стены стояли люди. Двое. Мужчина и женщина. Полностью обнаженные.
Хотя кого он обманывал… Не просто стояли. Были приколочены к стене, Славик прекрасно видел гвозди-двухсотки, пробившие ладони и предплечья и загнутые вверх. Видел струйки крови, змеящиеся вниз по стене от ранок.
Головы распятых бессильно свешивались, лица были плохо видны, но женщину Славик сразу опознал, не часто встречаются женщины столь громадных размеров, а в Бугере так вообще была одна-единственная: Реслава Энгельсовна, директриса их школы…
Мужчина показался незнакомым.
Конвоиры заметили, куда уставился Славик. И остановились, перестали подталкивать. Полюбуйся, дескать.
Он не хотел, совершенно не хотел любоваться… Но и взгляд отвести не мог.
Впервые он видел голую женщину так близко. Картинки в имперских журнальчиках, чудом избежавших сожжения и бродящих по рукам у старшеклассников, не в счет. И подглядывание за купающимися девчонками не в счет, что там разглядишь издали…
Но никакого томления, возникавшего при перелистывании замусоленных журналов, Славик не ощутил при виде громадных грудей, свисающих на объемистый живот Реславы.
Директрису он не любил, а в иные моменты своей хулиганистой биографии так и попросту ненавидел. И желал порой, что скрывать, ей самых нехороших вещей… Но такого даже представить не мог.
К казненным нетвердыми шагами приблизился человек, судя по одежде – спецпереселенец. В одной руке он сжимал длинный нож с насаженным куском жареной говядины, в другой – факел. Даже не факел, просто пылающую с одного конца палку, выхваченную из костра.
Переселенец широко разинул рот и ополовинил порцию жаркого, энергично задвигал челюстями. И, не прекращая жевать, плотно прижал горящий конец палки к животу распятого мужчины.
Тот поднял голову и закричал. Голос был хриплый, сорванный, звучал уже не так громко, но Славик сообразил, чьи крики, перекрывающие шум и гам, не столь давно доносились до другого конца поселка.
Одновременно он узнал кричавшего мужчину. С запозданием, никогда не видел того без очков, без роскошной седой шевелюры и окладистой бороды. Сейчас очки исчезли, от бороды и шевелюры уцелели лишь клочки обгоревших волос.
Главврач их больнички, он же и хирург, и педиатр, и терапевт… В общем, негусто было в Бугере с медицинскими кадрами. Происходил доктор из недобитков – бывший столичный медик, сосланный сюда на перевоспитание. Перековываться не желал, на имя Всемирпрол не откликался, только на Бориса Максимовича. Жители терпели, никуда не сигнализировали, врач-то знающий, такого еще поискать, а болячки у всех случаются.
Спецпереселенец отправил в рот остаток мяса, приблизился к директрисе. Ткнул палкой и ее, но Реслава Энгельсовна не отреагировала, даже голова не дернулась. Бандит казался разочарованным: неужто жертва умерла и игра так быстро закончилась? – прижигал снова и снова, с тем же результатом. От костра ему посоветовали, куда тыкнуть, – посоветовали заплетающимся языком и словами, которым в школе не учат… Переселенец осклабился, несколько раз взмахнул успевшим погаснуть факелом – угли на конце палки вновь налились красным – и стал прилаживать его между ног директрисе. Резко запахло горелым волосом.