– Нет, – покачал головою Фенло Нур. – Даже когда мы сидели на конюшне, то сплетни доходили. Последний месяц людей убивали так, чтобы их нашли – и ощутили страх. Простых исчезновений было немного. Ударь кто-то по ним, – он указал на работающих на отроге Фургонщиков, – захотели бы, чтобы они об этом узнали. Оставили бы тела.
– Это правда, Фенло. Наверняка бы оставили. Может, все дело в количестве и силе: верданно – истинная армия, а их колдуны – настороже, фургоны охраняет и магия. А может, убийцы утратили интерес или планируют что-то еще? Всегда, когда в окрестностях Белендена утихала какая-то банда, мы ждали серьезных проблем. Когда притихало несколько банд, мы ждали проблем гигантских.
Все кивнули.
– Черный тоже не принадлежит к людям, которые позволяют безнаказанно бить себя по лицу. Скорее всего, он сам что-то готовит. В любом случае для нас самое важное, что мы идем по враждебной территории. Будем разбивать лагерь и стеречь их, как под Кехлореном, – никакой расслабленности. Пока не доберемся до замка, следует смотреть в четыре глаза.
Взглянул каждому в лицо, но даже Велергорф казался смертельно серьезным. Тот безымянный солдат, чье тело они нашли, запал каждому в память.
– И последнее. – Кеннет почесал подбородок и улыбнулся без капли радости. – Это я разговаривал с Черным, это я получил карты и приказы. Никто из вас. Помните, что всю дорогу вы были лишь десятниками, выполняющими приказ командира. И на этом вам следует настаивать, если кто-то станет вас расспрашивать.
Андан выплюнул изжеванный стебелек:
– Они этого не сделают!
– Конечно нет. Но, если понадобится, империя пожертвует одним лейтенантом, только бы избежать войны. Впрочем, я не думаю, чтобы все было настолько плохо, но порой человек сует голову в жернова, а мельница мелет мелко. Случается.
Верданно строили рампу до сумерек, однако ночью, безлунной и мрачной, сделали перерыв. Кеннету не пришлось спрашивать – зачем: разводить костры и даже использовать факелы, чтобы освещать себе место работы, было все равно, что прокричать о своем присутствии всем подряд миль на тридцать вокруг. На темной стене Олекад полоса света выглядела бы как освещенная солнцем щель в стене. Никто не знал, безлюдна ли нынче возвышенность, а потому верданно приходилось маскироваться: рампа отвесно обрывалась на высоте нескольких десятков футов, что не являлось препятствием для людей, но было непроходимым барьером для лошадей. Кеннет уже видел наверху готовые к битве колесницы, но пока, когда опустился мрак, строители сошли вниз, расположились на земле и заснули, оставив вокруг кольцо охраны.
Кеннет приглядывался к ним, пока те готовились ко сну. Большей частью были они проклятуще молоды, даже по стандартам полудиких, варварских племен Востока. Он знал, что это видимость, опытные возницы, воины, предводители колесниц и пехоты сойдут вниз позже, когда рампа будет завершена; эти здесь в большинстве своем юнцы, слишком неоперенные, чтобы доверить им упряжку, но идеально подходящие для тяжелой работы. Однако молодой их возраст все равно бросался в глаза и не оставлял сомнений, что вся армия верданно… несколько незрела. Кеннет обратил на это внимание уже во время путешествия, когда ему случалось видеть фургонщицких воинов. Он более-менее представлял, каков средний возраст в его роте, большинству солдат было около тридцати, а некоторые, вроде Велергорфа или Азгера, перешагнули уже сороковник. «Проклятие, выходило так, что у них исключительно молодой командир», – мысленно скривился он. Почти любой из них служил несколько лет и имел за плечами опыт многих битв и стычек. И хотя они, скорее, были молоды, но по сравнению с верданно Кеннет предводительствовал отрядом ветеранов. У Фургонщиков, как он уже успел заметить, на одного седого, покрытого шрамами воина приходилось пятеро-шестеро юношей, большинству из которых было, на глаз, между пятнадцатью и двадцатью. Отчетливо виднелась возрастная яма, словно кто-то вырвал целое поколение из этого народа.
И в этом заключалась самая большая их проблема. Если в первых столкновениях они понесут слишком серьезные потери среди опытных воинов, то младшие не успеют ничему у них научиться, и Фургонщики останутся с армией молокососов, может, и жаждущих битвы, несомненно отважных, но – ничем большим, чем просто банда желторотиков. В Горной Страже – как и во всей имперской армии – работало неписаное правило «два на одного», то есть отряд, в котором на одного молодого не приходится как минимум пара опытных солдат, считался неполноценным. С точки зрения меекханских стандартов, верданно обладали не армией, а всего лишь бандой рекрутов.
А должны были противостоять конным а’кеерам одного или двух Сынов Войны, которые постоянно тренировались в межплеменных стычках и рейдах вдоль границ империи. А потом они предполагали укрепиться на Лиферанской возвышенности и выдержать контратаку самого Йавенира или его наследника. Прохаживаясь между лежащими на земле, Кеннет присел и погрузил ладони в траву. Эта земля вскоре омоется кровью, фургоны будут гореть, люди и кони – гибнуть от железа, огня и чар. Фургонщики, казалось, полностью принимали приближающуюся войну, шли сражаться за свое место на земле и не имели никаких сомнений насчет оправданности своих идей. Изгнанники возвращаются, чтобы вооруженной рукою отобрать отчую землю. Чудесная тема для прекрасной эпопеи.
Только вот те, кто пишет эпопеи, редко видят разбитые головы, отрубленные конечности и тела, нашпигованные стрелами, редко обоняют запах вспоротых животов и смрад жженого мяса. А то, что сумеет сделать с человеческим телом колдовство или призванный на поле боя демон, вообще не умещается в голове. Будь все иначе, никто не писал бы о славе полей сражений и геройстве павших. Для профессиональных солдат бой был обязанностью – притом, скорее, досадной, – хотя, когда приходило время, шли они в сражение словно лесорубы в лес. Работу нужно исполнять – и только. Поиски славы и почета они оставляли героям эпопей, созданным людьми, видевшими кровь, лишь если обрежутся при бритье.
Кеннет поднялся и вытер ладони о штаны. «Начинаю растекаться, – подумал он, – а может, все дело в том, что дети идут в бой не на жизнь, а на смерть, а я намереваюсь прогуляться по горам и вернуться в теплые казармы».
А более всего пользы от этого будет империи. Достаточно взглянуть на карту – если се-кохландийцы утратят контроль над Лиферанской возвышенностью, то потеряют почти седьмую часть территории. К тому же на севере граничить с ними будет сильный воинственный народ, питающий к ним неприязнь. С запада – Меекхан, с севера – верданно. Так кочевники потеряют стратегическое преимущество, не смогут ударить по империи с полной уверенностью в безопасности собственных границ. Если через Олекады прошли караваны, то может пройти и меекханская армия, которая, соединяясь с силами Фургонщиков, заставит Отца Войны держать в северных регионах его государства немалые отряды, а это, в свою очередь, приведет к тому, что силы, которые можно использовать в атаке на империю с востока, уменьшатся. А тогда ему не настолько уж захочется развязывать следующую большую войну.
И снова – мысли его совершили круг и вернулись к этим спящим детишкам. Кеннет скрежетал зубами: есть вещи, с которыми никак не справиться, а если человек слишком долго о них раздумывает, то впадает в удрученность. Лучше оставить их как есть. Шестая рота сделала все, чтобы Фургонщики спокойно перевалили через горы, и теперь она должна вернуться в Кехлорен, они же отправятся навстречу собственной судьбе. Он повернулся и зашагал в лагерь роты. Следовало отдохнуть перед обратной дорогой.
Рассвет следующего дня вспыхнул трудами и суматошной активностью на отроге. Строители пробудились, едва восточный горизонт начал розоветь, но благодаря этому молоты, топоры и пилы заработали еще до того, как солнце подняло над возвышенностью свое красное лицо. Видно также было, что по ту сторону расщелины работа не останавливалась и на ночь, поскольку оттуда теперь выезжал бесконечный поток фургонов, наполненных уже отпиленными балками, досками, камнями и землею. Останавливались они у конца рампы, разгружались и поворачивали, освобождая место другим.
У подножия отрога тоже кипела работа, сотни лопат вгрызались в землю, грузили ее в тысячи мешков и переносили в конец каменного помоста. Насыпали вал, который должен был дойти до вершины съезда, а стороны его укрепляли сотнями вбитых в землю кольев. В земной рампе имелось почти пятьдесят ярдов длины, и где-то через четыре часа после восхода она соприкоснулась наконец с участком, который строился сверху. Гер’серенс был уже на месте, каким-то деревянным инструментом с делениями оценил угол, довольно покивал и улыбнулся. На поданный им знак на насыпную рампу уложили сотни досок, застучали молотки, и в четверть часа остаток дороги был закончен.
Кеннет отошел, чтобы увидеть результат их трудов. Рампа получилась более чем в полмили длиной и шла поверху отрога. В начале, где была она выше всего, ее обустроили еще и трехфутовым барьером, ниже, где она расширялась до трех фургонов, от подобной страховки отказались. Верданно доверяли своим возницам. Все вместе было удивительно простым и пологим, исчезли щербины и зубья, раздирающие хребет отрога, засыпали даже длинное понижение посредине его. Казалось, что можно провезти поставленный на козлы и наполненный до краев бокал – и не вылилось бы из него ни капли.
И одновременно – что для офицера имперской армии было не менее важным – все это казалось хрупким. Хватило бы нескольких кувшинов с маслом и лампы, и огонь, раздуваемый веющим вдоль стены Олекад ветром, пожрет все за час-другой. У врага не будет и шанса ворваться внутрь Меекхана. Впрочем, даже захвати они рампу – и что? Расщелины в скалах, яры и ущелья, Орлиная Грань, поиски дороги в неизвестной местности… И все это с Горной Стражей на хвосте. Черный и его Ублюдки могли бы неплохо позабавиться. Нет, дорога эта настолько же безопасна, как и ранее.