– Думаешь, у тебя одного голова на плечах? Без солнца или звезд мы не определим направление, но пока непонятно, заглядывает ли сюда солнце вообще. Пока же мы идем к месту, где станем чувствовать себя как дома.
– Потому что там – взгорья?
– Именно. Лучшее место, чтобы разбить лагерь, осмотреться и отдохнуть. Место, где мы не будем торчать перед атакой, словно муравьи посреди пола.
– Но…
– Нур, заткнись, ладно? Ты приходишь ко мне, будто бы обеспокоенный странностями, а на самом деле хочешь, чтобы я объяснил тебе свои решения. А в твою тупую башку, десятник, не пришло, что не только ты здесь имеешь право оценивать? Полагаешь, я позабыл о вашем пропавшем командире? Я готов поставить остаток своих дней на то, что ты имел к тому какое-то отношение. Ты чуть не обосрался от страха, когда у Фургонщиков колдун вспомнил о твоих тайнах. – Кеннет не глядел на Нура, но почувствовал, как тот весь напрягся. – Тебе кажется, что ты чем-то лучше остальных? У меня есть люди, которые выслеживают настолько же хорошо, как и ты, точно так же стреляют из арбалета и так же хорошо сражаются. Если ты знаешь об этой равнине что-то, что может нам помочь, – говори. Если не знаешь – молчи. Ты боишься, что мы не попадем назад в место, из которого сюда запрыгнули?
Минуту они шли в молчании.
– Это был вопрос, на который тебе нужно ответить, Нур.
– Да, господин лейтенант. Я боюсь этого. Там, где есть вход, должен быть и выход.
– Сказал лис, провалившись в яму. Подумай, десятник. Они нас сюда затянули. Зачем?
– Может, не могли иначе?
– Может. Но, если враг посылает тебя в какое-то место, стоит тут же это место покинуть. Если при виде нас они не пытались сбежать, а лишь бросили чары, которые нас сюда всосали, значит, они чего-то хотели этим достигнуть. Я бы выдвинулся отсюда, даже если бы гор и не было поблизости. Возвращайся в свою десятку и узнай, как там люди. Это приказ.
Нур кивнул, потом отсалютовал и отошел.
Кеннет скрипнул зубами. Сержант начинал действовать ему на нервы.
Глава 3
Деревянная пила вырезала в теле атакующей армии кровавые борозды.
По крайней мере так оно выглядело сверху, с вершины рампы. Рогатую Городьбу уже окружала алая полоса мертвых тел и умирающих лошадей и людей, и каждая атака только расширяла ее. Кочевники ударяли в разных местах, с разным напором, порой только галопируя вдоль линии фургонов и стреляя из луков, порой бросаясь во фронтальные атаки, чтобы проверить упорство и решительность защитников. Так, обычное «тяни-толкай», проба сил.
Везде они натыкались на решительное сопротивление. Луки и арбалеты работали без перерыва, метательные машины, главным образом легкие баллисты, посылали заряды на сотни шагов, сшибая с седел тех нападавших, кому казалось, будто они в безопасности. Непросто было понять, сколько Фургонщиков пострадало, но наверняка меньше, чем се-кохландийцев. Казалось, что решение ставить Рогатую Городьбу было верным.
Кочевники явились под вечер предыдущего дня и наполнили ночь криками, воем и горящими стрелами, что перечеркивали небо, словно дождь из падающих звезд. Но боевые фургоны строили из досок, месяцами вымачиваемых в рассолах, пока дерево не начинало потеть кристаллами соли. Тяжело было их поджечь, а обороняющиеся быстро научились целиться в огоньки, горящие над землей. Целую ночь обе стороны прощупывали друг друга стрелами, а когда рассвет вышел на небосклон, оказалось, что се-кохландийцы использовали это время, чтобы разбить собственный лагерь. И только тогда начали искать слабину в стене фургонов.
Боутану и эн’лейд стояли около расщелины, ведущей на рампу, откуда открывался прекрасный вид на всю возвышенность, раскинувшийся у подножия Олекад лагерь и на окружавшую его армию. Двадцать тысяч всадников, может немного больше, а за ними – огромный лагерь, наполненный шатрами, лошадьми, женщинами, стариками и детьми.
Ких Дару Кредо обманул всех. Когда его а’кеер атаковал строителей, племена кочевников были уже всего лишь в двадцати милях на северо-восток от рампы, в месте, где никто их не ожидал. Сын Войны должен был украсить свой путь брошенными повозками, павшими животными и всем, что его задерживало, чтобы поддержать такую скорость. И боги знают, как ему удалось скрыть такую массу людей от глаз наблюдателей, стоящих на вершине рампы, – но ему это удалось. А потом он поставил все на один удар, ночная атака и поддельные признания пленников сделали свое дело, колесницы лагерей Нев’харр и Ав’лерр отправились на юг, ища кочевников там, где их не было, и теперь инициатива принадлежала се-кохландийцам.
Рогатая Городьба могла защищаться, но не могла кусать дальше выстрела баллисты. А Фургонщики – что наполняло их особенной горечью – были способны только смотреть, как кочевники подходят и спокойно разбивают свой лагерь. Будь у верданно хотя бы три-четыре Волны, племена Дару Кредо не осмелились бы подойти настолько близко, с почти оскорбительным пренебрежением, а разбили бы лагерь подальше, опасаясь контратаки. Пройдет еще как минимум день, прежде чем из-за гор спустится достаточно подкреплений от остальных караванов, что представляли собой реальную силу. А до этого времени кочевники окружат их лагерь кругом засек, неглубоких рвов и ловушек, которые удержат колесницы. Ров шириной в три фута и глубиной в два не был серьезной преградой для конницы. Для колесниц же он представлял непроходимый барьер. Те не смогут его преодолеть даже шагом, воинам придется выйти, медленно провести коней и перенести свой экипаж вручную. Дело не простое для исполнения, когда кто-то бьет по тебе из лука.
Эмн’клевес Вергореф осмотрелся, заслоняя ладонью глаза. Солнце вставало, ослепляя и его, и Анд’эверса, хотя кузнец лишь едва нахмурил брови.
– Мог хотя бы притвориться, что оно тебя слепит.
– Когда часами всматриваешься в горн, ожидая, пока железо сделается нужного цвета, глаза привыкают.
– И как ты определишь этот цвет?
– Слишком горячо, должно остыть.
Боутану только улыбнулся. Со вчера – с момента, когда заметили первых всадников, – это он представлял полную власть над Стеной Фургонов. Глаз Змеи мог только советовать. И все же Эмн’клевес взял Анд’эверса наверх. Они ведь не перевалили через горы, чтобы дать кочевникам битву у их подножия. Эн’лейд должен был оценить, как и где надлежит ударить, чтобы прорвать окружение. Причем – до того, как прибудут остальные се-кохландийцы. Против сил одного Сына Войны они еще имели шанс выиграть. Когда же прибудут остальные… Фургонщики смогут вернуться в империю только как кающиеся бунтовщики, взывающие к милосердию императора и молящие о прощении. А императору, желающему сохранить видимость, придется их покарать. Однако горечь этой мысли была почти невыносимой – меекханцы никогда не уважали проигравших, особенно тех, кто выказал трусость и неумение.
– Южная и северная сторона, – Анд’эверс указал налево и направо. – Сразу у гор. Хорошее место для колесниц. Там нельзя копать глубоко, потому что они наткнутся на скалу. Нынче я бы выдвинул туда Зубы в двух или трех местах. Фургоны можно будет быстро расцепить и выпустить атакующих.
– Они тоже об этом знают.
Поперек стены Олекад кочевники уже поставили засеки из густо сплетенного лозняка и выкопали рвы длиной в десятки ярдов, неглубокие, но с отвесными стенками, чтобы остановить фургоны и колесницы. Так же обстояло дело и с заостренными кольями. Отбивая атаку конницы, их надо вбивать каждый фут, в крайнем случае – каждые два, не шире, чем конская грудь; а колесницы сдержит ряд в три раза более редкий. Вбей колья через каждые четыре-пять футов, и твоя конница сможет просачиваться между ними, словно вода сквозь сито, туда и назад, а фургоны здесь завязнут, словно в песке. Петля сжималась вокруг лагеря, словно сотня шелковых нитей: каждая слабая, но все вместе смогли бы задавить его без особых проблем.
Очередная атака прошла как раз вдоль гор. Несколько сотен всадников ударили с той стороны, воя, крича и выпуская тысячи горящих стрел, что, будто крохотные кометы, летели в сторону фургонов, волоча за собой ленты дыма.
Лагерь спокойно принял их на бронированные бока и ответил залпом из луков и арбалетов. Кочевники заклубились, закричали еще громче и отскочили, оставив на предполье с десяток-полтора человеческих и конских тел. Всего ничего, обычная забава, чтобы рассеять силы обороняющихся, чтобы те не знали, где случится главный штурм. А если при случае удастся еще и что-то поджечь – тем лучше.
– Хорошо, что они не колеблются. – Эмн’клевес смотрел на убитых животных.
– Хорошо.
Этого они оба боялись более всего. Во время первой войны с кочевниками два лагеря сдались, потому что их защитники не смогли вести огонь по лошадям. Особенно когда кочевники сделали из тех живые щиты, гоня перед собою для защиты от стрел табуны лошадей с жеребятами. Но молодое поколение выросло в пограничье и не знало подобных чувств. После они вознесут соответствующие молитвы, однако сегодня кони были таким же врагом, как и их всадники.
Анд’эверс повел взглядом вдоль линии тел, лежащих перед фургонами.
– Они пока что лишь играют с нами.
Кузнец был прав. За продолжающиеся полдня и всю ночь атаки потери кочевников были небольшими: всего около четырехсот, может пятисот, людей и примерно столько же лошадей. Даже те несколько непосредственных атак, которые бросили наездников прямо под сабли и топоры обороняющихся, оказались не слишком-то опасными. Ких Дару Кредо готовился к серьезному штурму, а до того времени должен был чем-то занять защитников.
– Когда он увидит, что мы выравниваем стены, – усилит оборону, – вернулся к прерванной беседе боутану.
– Знаю. Но я хочу вывести не Волны – хочу вывести Змею. По двести фургонов с каждой стороны. Караван вдоль стены гор, пробивающийся сквозь укрепления. Охраняя пехоту, которая станет вырывать колья и засыпать рвы. И только потом – послать колесницы. Самое большее пару Волн с каждой стороны. С флангов обойти лагерь, ударить по табунам и стадам, погнать животных на шатры. – Анд’эверс раскинул руки и обвел ими круг. Говорил на