е тысячи скакунов кочевников, а единственной реакцией были лишь короткие молитвы, которые они произносили всякий вечер на постое.
Как вчера вечером, когда разбили лагерь между холмами. Главный караван встал на вершине большего из них, опустившись там, словно уставший, тяжело дышащий зверь, а на соседних поставили лагеря поменьше, которые должны были оберегать главные силы от неожиданной атаки. Кошкодур полагал, что это избыток осторожности: если кочевники впустили их настолько далеко, то не для того, чтобы рисковать схваткой в местности, на которой оборона проще нападения. Лагерь на холме приходится атаковать в гору, принимая град стрел и контратаки колесниц. Нет, если местность, куда они направлялись, была такова, как ее описывали, то есть представляла собою долину в несколько миль шириной, закрытую с трех сторон взгорьями, а с четвертой – рекою, где все видно как на ладони, – то командиры се-кохландийской конницы должны принять бой именно там.
Кроме того… Никто не говорил об этом во весь голос, но всякий, у кого были глаза и разум, знал, что бочки с водою опустошаются слишком быстро. Именно потому столь большие караваны не двигались ранее возвышенностью. Между Олекадами и Лассой не было ручьев, колодцев или источников, которые могли бы обеспечить их достаточным количеством воды. Тридцать тысяч человек, тридцать тысяч животных, непростой путь, постоянные стычки и бои, в которых животные выкладываются полностью. Кони верданно были из тех, кто хорошо противится голоду и жажде, но значило это лишь то, что могли они выдержать чуть побольше прочих, особенно если учесть, что и трудились они тяжелее, чем обычно. Каждое животное выпивало ежедневно от девяти до пятнадцати галлонов воды, особенно боевые кони, запряженные в колесницы и совершающие далекие рейды. Шестидесятигаллоновую бочку упряжка осушала в пару дней. А упряжек таких было тысячи. Столь огромные караваны должны перемещаться короткими прыжками, от водопоя к водопою, и, навязывая жесткий режим расхода воды, можно несколько продлить их жизнь, но всего на несколько дней. Нечто за что-то, сила взамен зависимости от жажды.
Потому-то на самом деле пробиться к реке было для Фургонщиков делом жизни и смерти, они рассчитали запасы воды так, что либо пополнят их у Лассы, либо погибнут. И, даже если кочевники и не обладали столь точными познаниями о своих врагах, у них наверняка были разум и опыт. Они знали, что задание их – просто не подпускать фургоны к воде. Им даже не нужно было встревать в битву – достаточно просто продержать верданно несколько дней в осаде.
Кошкодур сидел на лошади вместе с остальными из чаардана. «Нет, – подумал он, глядя на собирающийся и становящийся в строй лагерь. – Эта битва произойдет. Слишком уж все ее жаждут. Чувствуют, что случится все очень скоро, и не могут дождаться».
Прошлым вечером окончательно подтвердилось, что с кочевниками Дару Кредо стоят и сахрендеи, а потому лагерю придется сражаться с двумя Сынами Войны сразу. Но такая перспектива их совершенно не пугала, более того – они этого жаждали. Часть колесниц уже отправилась вперед и исчезла за хребтами ближайших холмов, часть – растянулась в линию, оберегающую караван, но большинство заняли место внутри Бронированной Змеи. Глубокие колонны их вставали между жилыми фургонами, готовые к резкому броску.
Готовились к битве, и пусть Лааль смотрит на них милостивым глазом.
Кошкодур погнал коня в сторону лагеря Анд’эверса. Эн’лейд приказал вызвать его с самого утра, а вызовы предводителя каравана нельзя игнорировать. Кроме того, он официально платил им за услуги, верно? Нияр, Ландех, Йанне, Лея и Верия порысили за Кошкодуром. Ему не было нужды отдавать какие-то приказы, все они вооружились как для битвы: броня, шлемы, мечи, сабли, топоры и луки. Вся пятерка столь же хорошо, как и он, знала, что нынче их ждет настоящий бой.
Кузнец принял его в движущемся фургоне, где он продолжал советоваться с Аве’аверохом Мантором, который, увидав Кошкодура, только кивнул легонько и послал ему что-то вроде улыбки. Ламерей был в полной боевой экипировке, даже шлема не снял, а что самое странное, принимал приказы Анд’эверса, то и дело соглашаясь и вставляя словцо-другое. Это было успокаивающее зрелище, похоже, что перед битвой иерархия командования обретала должную форму.
Через минуту командир Волн чуть поклонился и покинул фургон, почти сразу же заскочив на едущую рядом колесницу. Возница ударил вожжами, и они исчезли в облаке пыли.
– Горячо и сухо, – словно подвел черту кузнец, указав Кошкодуру место напротив себя. – Раньше вёсны здесь были куда влажнее.
Анд’эверс перешел на меекх столь естественно, словно продолжал лишь на минуту прерванный разговор.
– В прошлом году было длинное лето и жаркая осень, нынче – ранняя и горячая весна, точно, – согласился всадник. – Зачем ты нас вызвал?
Они смерили друг друга взглядами. Кошкодур любил кузнеца, потому что мужик умел и выпить, и в морду дать – да так, что несчастный лишь ногами накрылся бы. Однако нынче перед ним сидел эн’лейд, Глаз Змеи, как говорили верданно, тот, на шее кого сидела целая армия. В бывшем бандите просыпался солдат и офицер. Он встал прямее.
– Я уже поблагодарил вас за то, что вы раскрыли ловушку? – спросил кузнец.
– Конечно. Не станем больше об этом говорить.
– Хорошо. Не станем. – Анд’эверс покивал. – Знаешь, где нынче Ласкольник?
Этот вопрос поймал Кошкодура врасплох. Он не говорил о своих подозрениях вслух, но до сих пор была у него тихая надежда, что, по крайней мере, предводитель каравана в курсе планов кха-дара. В конце концов, он настолько доверял кузнецу, что принял участие во всем этом безумии.
– Нет. А вы? Тоже нет?
– Нет. Уже месяц не подает признаков жизни. Но мы делаем что должно. А потому нынче я встану против двух Сынов Войны и попытаюсь их сдержать. Сдержать – не победить, потому что не верю в победу над ними с тем, что у меня есть.
Впервые он сказал это вслух.
– Я их не сумею победить, – продолжил кузнец через миг, – но смогу задержать.
– На сколько времени?
– Несколько дней… может дольше. Достаточно, чтобы остальные сошли с гор. Планы изменились…
Да. Так случается на войне. У тебя может быть прекраснейший план кампании, но противник никогда не делает того, чего ждешь ты. Кошкодур помнил это со времен войны, битвы за Меекхан и даже Долгой Погони. Ситуация на поле битвы менялась тогда каждый час, врага никогда не было там, где они надеялись, собственные отряды либо опаздывали, либо приходили слишком рано, один разрушенный мост мог решить судьбу всего сражения. Только те, кто знал о войне лишь из старинных книг, посвященных военному делу, полагали ее тем, что можно контролировать и планировать. Конечно же, когда писались эти книги, любое решение полководца можно было оправдать, объяснить и мотивировать.
Он лишь улыбнулся.
– Как долго мы планируем продержаться?
– Несколько дней. Дольше, если пробьемся к реке. Я не рискну переправляться с кочевниками на загривке, но Ласса тогда закроет нас хотя бы с одной стороны.
– И даст воду?
– Да. Даст воду.
Они обменялись взглядами. Оба были слишком стары, чтобы обманывать друг друга.
– А если не дойдешь до реки?
– Три дня. Если будем экономить, то и пять. Лошадям, которым не придется тянуть фургоны, уменьшим рацион. А люди выдержат дольше животных. Лагерь Ав’лерр должен уже сойти с гор, через два дня на возвышенности будут Саро’дех, через пять-шесть – остальные. Мы должны продержаться до этого времени.
Хотя план этот и выглядел рассудительно – потому что логичным казалось задержать силы обоих Сыновей Войны в этом месте и тем самым дать остальным Фургонщикам время на форсирование гор, – но Кошкодур предчувствовал, что речь идет о чем-то другом. Слишком сильной была ожесточенность, с какой верданно шли в эту битву. Ну и чересчур легко кочевники впустили их так глубоко на возвышенность. Они преодолели уже семьдесят миль, а единственным сопротивлением, на какое они натолкнулись, были небольшие патрули и не слишком многочисленные отряды, с которыми колесницы справлялись без особых проблем. Последние пару дней потери среди Волн не достигли и ста экипажей. Каждый, у кого были глаза, а в голове – разум вместо горсти-другой кровавого дерьма, знал, что их завлекают в ловушку. Может, у кочевников был именно такой план – втянуть лагеря по одному в глубь возвышенности и ликвидировать их один за другим, по очереди. Возможно, они надеялись на жажду и проблему с водой: если весна окажется настолько же жаркой, как и предыдущее лето, се-кохландийцам достаточно будет просто отступать, отравляя источники и удерживая верданно подальше от больших рек. А может, речь шла еще и о чем-то другом.
Майхе бы зваться Владычицей Предположений и Домыслов, а не Госпожой Войны.
Ну что ж, у лагеря Нев’харр не было другого выхода. Повернуть означало бы передать инициативу в руки кочевникам. И тогда – путешествие на шестьдесят миль на запад с усыхающими на глазах запасами воды.
– Может, начнется дождь? – обронил Сарден, хотя и сам в это не верил.
– Да-а-а, – кузнец протянул слово, впервые поглядывая на Кошкодура с явной издевкой. – Может.
Если у кого-то есть колдуны, которые черпают силы у духов земли, то он знает, заплачет ли небо.
– Но я вызвал тебя не для этого. – Анд’эверс помрачнел. – Мы идем в бой, который вас не касается. Вы помогали каравану в империи и в горах, отправились с колесницами на юг, вам нет нужды ехать дальше.
Кошкодур позволил себе кислую ухмылку.
– Хотите нас оставить? В степи, полной кочевников? Мы и часа не проживем.
– И это говорит тот, кто вчера обещал, что обманет самого Отца Войны, окажись тот здесь?
– Это было вчера. Нынче мы – ближе к врагу.
– Мы едва-едва сдвинулись с места.
– Может, но…
Кузнец поднял руку:
– Хочу, чтобы вы нашли Ласкольника. И сказали ему, что, если будет худо, мы сформируем Мертвый Цветок. Он поймет, что это означает.