– У меня колени ноют.
– Нефедов, простукивай пол. Ты, Крачкин, бери короткие стены, а я длинные. Вдруг тайник где устроен… Правда, есть у меня нехорошее чувство, что тайник ее в любой комнате может быть, и в кухне, и в сортире. Вон у нее с соседями альянс какой.
– Не дай бог.
– Бога нет, – немедленно отозвался Серафимов. – Его попы выдумали.
Нефедов тут же опустился на корточки. Пополз, стуча костяшками. Слушая звук. Крачкин с места не двинулся. Зайцев обернулся.
– Чувствую, зря это всё.
«Точно. Сдает».
– Почему?
– Тайник, скорее всего, среди мебели был устроен. Мы его, может, сами своими руками отсюда вынесли. Может, она свою рукопись в диван запрятала. Может, в столе каком-нибудь двойное дно. Может…
– Всё может быть, – поспешил согласиться Зайцев. – Значит, и до мебели дойдем. Если надо.
– Надо мыслить как одинокая молодая женщина, – наставлял Крачкин. В паузах между словами слышалось только звонкое деревянное «тук-тук» (Нефедов) и приглушенное шелком (Зайцев).
– Элегантная дама не станет шарить в камине. Грязно.
Серафимов остановился. Обернулся на Зайцева. Покачал головой. И снова залез обеими руками в камин.
– Элегантная дама не станет скакать по лестнице-стремянке под потолком, как мартышка, – рассуждал Крачкин. И отпрянул. В него задом мягко врезался Нефедов. Пробормотал нечто похожее на «извините». Крачкин переступил через него не глядя. Пошел к окну.
– Вот ты, товарищ Зайцев, молодая элегантная дама. Где бы ты устроил тайник?
– Я отказываюсь себе это представлять, Крачкин.
– Зря. Ставить себя на место другого – полезное умственное упражнение. Основа психологического метода.
Он провел рукой под широким подоконником. Перешел к другому.
– Не, Крачкин. Что у дамы на уме, сам товарищ Бехтерев не разберет вместе со всем своим Институтом мозга. А я лучше работу буду работать. Тщательно проверять доступное. Исключать проверенное. Серенько так, без фантазии.
Второе окно тоже ничего не дало. Крачкин задумчиво подергал шпингалет. Осмотрел раму. Перешел к третьему.
В стене гулко и тупо стукнуло. Очевидно, ухнул свою гирьку в дымоход трубочист. Серафимова обдало старой сажей, пыхнувшей из мраморных ворот. Он закашлялся. Закрыл лицо рукавом, но тотчас бросился к выпавшему из дымохода комку.
У Зайцева забилось сердце: сожженные листки?
Серафимов развернул, отбросил:
– Газетный пыж. Выбросило, видать, тягой вверх, когда разводили огонь. Фу холера. Пусто, Вася.
Он встал, отряхивая колени.
– …Эх, была б такая техника, чтоб показывала отпечаток человека в воздухе. Кто здесь был, что делал. Никаких больше тайн и улик. Никакие свидетели не нужны. Обработал воздух, сфотографировал. Или даже снял преступление на киноаппарат. Опознал харю. И всё – высылай наряд брать.
– Может, в будущем изобретут.
– Ты только подумай, – оживился Серафимов. – Криминалистика будущего откроет такие…
– Не откроет, – шестое, последнее окно тоже не дало Крачкину ничего.
– Ты, Крачкин, что, не веришь в будущее?
– Не верю. Оно мне не интересно.
– Потому что ты старый. Уж извини. Но это факт.
– Не поэтому, – неожиданно не обиделся Крачкин. – Просто наша работа не имеет ничего общего ни с будущим, ни с настоящим. Мы расследуем прошлое. Было, состоялось, завершилось. Случилось.
И не дал никому возразить:
– Пять минут назад, час или год – разницы никакой. Мы всегда расследуем прошлое.
Зайцев обернулся в комнату. Огромная. Просто огромная. Высокие окна. Камин. Мощная люстра. Высоченный потолок. Паркет. Теперь, когда хлам вынесли, она стала собой: парадной залой. Теперь вся квартира с ее обитателями выглядела иначе. Вся история. И сама ее мертвая героиня.
Не затравленная бытом и соседями чокнутая одиночка, как показалось сперва. А королева со свитой – в изгнании.
«Черт его знает, – задумался Зайцев, глядя на солнечные параллелепипеды, в которых плясала золотая пыль. – Может, Самойлов и прав. Только тогда не банальная ссора раздраженных соседей. А придворные интриги, ревность приближенных. Тайны мадридского двора».
Задом вперед прополз, стуча костяшками пальцев по паркету, Нефедов. Поднял на Зайцева совиное лицо, покачал отрицательно: ничего.
«Мебель вывезена по распоряжению, – бесцветно прошуршал в трубке голос Коптельцева. – Не отвлекайся от задачи». И шеф угрозыска повесил трубку, словно прихлопывая другие возможные вопросы.
– Говорит, что в курсе, – ответил Зайцев вопросительному взгляду Крачкина.
Пошли в домоуправление.
– Далеко-то еще топать, отец? – сразу задребезжал Крачкин. «Ой как мне это все не нравится, – огорченно поглядел на его спину Зайцев. – Сначала на второй этаж высоко. Теперь в соседний двор далеко. Уж не решил ли Крачкин коньки отбросить». Спина старого сыщика теперь казалась ему какой-то слишком тощей, слишком шишковатой, «спина старика», тихо ужаснулся он. И поскорее ввязался в разговор с дворником, который топал позади него слишком уж близко, так близко, что Зайцев чувствовал его дыхание на своей шее, отодвинулся, пропустил вровень с собой.
– Давно здесь служишь, уважаемый?
– С восемнадцатого года.
– А до того?
– А ты что, комиссия по чистке?
– Нет, – просто ответил Зайцев. – Просто привык везде нос совать. Куда надо и куда не надо.
Такой подход обычно обезоруживал тех, кто и так переутомлен человеческим обществом: дворников, конторщиц, продавцов, людей в очереди, ветеранов кухонных битв. Сработал и на сей раз.
– У «Медведя» служил, – ответил дворник и предупредил новый вопрос: – Подавальщиком.
«Да жук ты еще, видать, тот», – подумал Зайцев.
– Хороший ресторан, – одобрил Крачкин. – Публика солидная. Не шантрапа всякая.
– Тоже бывали? – заинтересовался, но осторожно дворник.
Крачкин кивнул. Он не стал уточнять, что бывал там исключительно по делу: брал очередного преступника.
– В прошлые времена.
Дворник довольно ухмыльнулся.
– Да, были времена. Но шантрапы, вам скажу, тоже хватало, – охотно он ввязался в беседу. – С виду приличные господа, а нажрутся – тьфу. И зеркала бьют, и морды. И по счету не платят. Как самые простые.
– Фух. Стойте, – Крачкин схватился за грудь. Зайцев встревожился. «Как бы карету вызывать не пришлось», – пристально глядел он на лицо Крачкина. Побледнел? Нет ли синеватого треугольника, который, как он слыхал на курсах первой помощи, намечается вокруг носа в преддверии сердечного приступа.
– Пришли, – к счастью, объявил дворник. Зайцев обрадовался скамейке, как пустому сиденью в трамвае в конце рабочего дня.
– Крачкин, ты посиди здесь. Чего мы туда делегацией попремся, только распугаем всех.
– Домоуправление-то? Они сами кого хочешь распугают, – но сопротивляться не стал. Сел.
И здесь Крачкин не ошибся. Домоуправ с клубничным носом опытного алкоголика заорал без разбега:
– Какие еще планы дома? Кому? Очистите помещение. Ходют тут…
Зайцев заткнул ему пасть удостоверением:
– Мне планы. Угрозыск ходит.
Тот покосился, осекся. Забурчал:
– Чего сразу не сказать? Меня тут, знаешь, как донимают все, кто ни попадя.
– Товарищ Зайцев моя фамилия, а тыкай теще своей.
Тот сдулся совсем.
– Что ж вы сразу не сказали, как вас звать. Сами не говорят, а потом ругаются. А я что – мысли читать должен?
– Ладно, хорош в красноречии упражняться. Мне нужен поквартирный план парадной.
Он назвал номер дома. Алкаш свистнул:
– Удивили тоже.
– То есть?
– Этот план всем нужен.
– А кто еще спрашивал?
– Я, например. И водопроводчик. И электромонтер. И пожарные. И комитет. И эти, из управления. Нету плана.
– Потеряли?
– А кто его знает. В восемнадцатом году зимой-то батареи топить было некому. Буржуйки все у себя по квартирам топили. Как придется, чем найдут. А тут бумага в папках, кто там смотрел? Столько всего пожгли, что и план поди – тю-тю, в трубу вылетел.
«А Варя-то мебелишку свою не пожгла», – вдруг подумал Зайцев.
– Ну старый пожгли. Допустим. А новый план? Нет разве?
– Дак его сперва сделать надо.
– Ну?
– Ну так и ну. Приходили инженеры всякие. Архитектора. Клювами щелкали. План-то до зарезу давно нужен. Без плана-то ни трубы не починить, ни провода понять где. Да провода-то ладно. Никто не знает, сколько в доме этом площадей, сколько лифтов. Ни одна квартира с другой не совпадает. Каждая наособицу. Те клювами пощелкали-то. Да и отползли.
– Ничего себе, – не удержался Зайцев. – А ногами сходить и пальцем комнаты пересчитать? Линейкой стенки померять или чем там.
– Куда. Такой домина запутанный. Там люди с образованием не поняли про него ни хрена. А ты… вы… «линейкой». Я только молюсь, чтобы он на голову жильцам не упал. Потому как его ремонтировать без плана – никакой возможности.
– А вот молиться это напрасно, – заключил Зайцев и повторил за Серафимовым, сыном священника: – Бога попы выдумали. Лучше трубы чините.
Крачкин так и сидел на скамейке, подставив лицо солнцу. Глаза зажмурены. Вид благостный.
– Ну? – спросил он шум зайцевских шагов.
– Хорошие новости, Крачкин.
Глаза раскрылись. Жадный взгляд.
– Тайник Варин может быть где угодно. Плана дома нет в живой природе. Сам дом запутан, как лабиринт. Найти Варин мемуар, если она его дома спрятала, а спрятала она его скорее всего там – где же еще?
– В мебели, – отозвался Крачкин. – Вот где еще. Только…
Крачкин поглядел в сторону. Шум мотора с улицы. Черный «Форд» казался пестрым от движущихся солнечных бликов. Ехал медленно. Зайцеву показалось, он принюхивается, водит рылом.
Крачкин перевел взгляд на свои руки замком, пошевелил большими пальцами, будто наматывая на них нить. Думал. И молчал.
– Ну говори же, Крачкин. Что только?
– Не нравится мне, что мебель уже кто-то вывез, а мы не знали.