– И что сталось с драгоценностями? – сглотнув слюну, спросила Алина.
– Через тридцать лет я их забрала, – ответила Алевтина Павловна.
– И много там было?
– В общей сложности около килограмма ювелирных изделий: кольца, серьги, подвески. На весьма приличную сумму.
– Понятно, почему вы испугались появления еще одной наследницы. Вам не захотелось с ней делиться, – предположила Алина.
– А мне нечем было делиться. Из всего, что было в тайнике, я ничего не взяла себе.
У Алины от удивления вытянулось лицо. С детства она грезила найти клад, продать золото и бриллианты и на эти деньги жить припеваючи где-нибудь в Майами или Калифорнии.
– Неужели ваш муж, честный партиец, вынудил вас сдать драгоценности в фонд мира? – опешив, спросила она.
– Нет, – взгляд Алевтины Павловны завис на фотографии, висевшей под стеклом на стене. На фото была запечатлена девочка с тугими косичками, которые были перевязаны огромными бантами.
– Это Ангелина? – догадалась я.
– Да.
Повисла напряженная пауза. Алевтина Павловна молчала. Мы с Алиной ее не торопили, понимая, что если она захочет, то все расскажет, а нет – на то ее право, тайна останется тайной.
Прошла минута, другая. Мы уж подумали, что Крошина так и не решилась поделиться с нами воспоминаниями, но она тяжело вздохнула, задержала дыхание и, наконец, произнесла:
– За все деньги, что достались мне от деда, я купила дочь.
– Что? – вырвалось у меня. – Как так купили?
– Вы и так многое знаете, знайте и это. Только обещайте, что ничего из того, что я вам сейчас скажу, вы не передадите Ангелине. Ангелина не родная мне дочь. Она племянница Леонида, моего мужа. Ее родная мать – Нина, сестра Леонида. Я, кажется, вам рассказывала о ней. Она была намного младше Лени, родилась уже после войны, и ее молодость пришлась на совсем другие времена. На уме у нее Нины были одни лишь развлечения: вечеринки, танцы, загородные поездки. Однажды она пришла к Леониду и потребовала, чтобы он нашел ей хорошего врача, поскольку ей нужно сделать аборт. Свое решение она мотивировала тем, что ее любовнику ребенок не нужен, а матерью-одиночкой ей быть не хочется. Пеленки и распашонки не для нее. При таком раскладе лучше всего сделать аборт, пока срок еще маленький. Как мы ее ни пытались переубедить, не смогли. Она стояла на своем – только аборт, и все. «А если мы твоего ребенка усыновим?» – предложила я, и Леонид меня поддержал. «А ребенок будет знать, кто его настоящие родители?» – спросила Нина. Я подумала, что она хочет оставить себе шанс через какое-то время вернуть ребенка назад, и потому решительно ответила: «Нет». Более того, я поставила условие: родив ребенка, Нина не должна жить с нами. Я знала, что она меня недолюбливает и запросто может настроить ребенка против меня, потому и решила себя обезопасить. «Что ж, я принимаю ваше условие, – согласилась Нина, – но и вы должны принять мое условие. Я обещаю сохранить тайну усыновления, а вы взамен селите меня в отдельной квартире в Москве». «Где? – поперхнулся Леонид. – Да ты что, сестренка? Где я тебе возьму отдельную квартиру в Москве?» «Ничего не знаю, у тебя связи. Вот и крутись. Не будет квартиры, я сделаю аборт», – отрезала Нина, развернулась и пошла в свою комнату. Через полчаса она вышла, чтобы пойти на очередную гулянку. Проходя мимо комнаты, в которой мы сидели, она бросила: «Ты, Ленечка, хорошо подумай над моим предложением. Твоя жена за столько лет не собралась тебе родить ребенка, и вряд ли уже соберется». Для меня ее слова были ударом ниже пояса. Когда за Ниной захлопнулась входная дверь, Леонид у меня спросил: «Что делать будем? Она ведь, дура, действительно может избавиться от ребенка. Может, уговорить ее на квартиру в нашем городе? Я подсуечусь, мне дадут еще одну квартиру». «Нина не согласится», – покачала я головой. «Допустим, я смогу договориться о кооперативной квартире в Москве, но чем мы за нее заплатим?» – спросил он у меня.
– А что, у первого секретаря горкома не было денег на кооперативную квартиру? – недоверчиво спросила Алина.
– Деньги! Леня был очень честный, взяток не брал. Тогда вообще не принято было давать взятки.
– Взятки давали всегда, – возразила Алина.
– Лене не нужны были нечестные деньги. Нам вполне хватало моей и его зарплаты, – заверила Алевтина Павловна. Алина не смогла скрыть улыбки. – Чему вы удивляетесь? Дача, квартира в центре города, машина – все это, конечно, было партийное, но Леня был на хорошем счету и мог пойти только на повышение.
– Вы хотите сказать, что отобрать у вас дачу не могли? – ехидно спросила Алина.
– Ну, во всяком случае, мы так думали, – пожала плечами Алевтина Павловна.
– Мы отошли от темы, – напомнила я.
– Н-да, о деньгах. Какие-то деньги у нас, конечно, были, но на квартиру все равно бы не хватило.
– И тогда вы вспомнили о дедушкином тайнике?
– Да, хотя, если честно, я очень сомневалась, что драгоценности все еще лежат в вентиляционном канале. Столько лет прошло! Я доверилась мужу. Пришлось рассказать все: и о деде ростовщике, и о репрессированных родителях, и о том, как с детдомовской девочкой я поменялась именем. На удивление, Леня очень спокойно отнесся к моему признанию. Единственное, что он мне сказал: «Раз уж ты выбрала себе другое имя, то и носи его до конца жизни. Не будем ничего менять, тем более что ты уже давно носишь мою фамилию. Кому какое дело: была ты до замужества Цибельман или Соколова?» А дальше мы разыскали дом, в котором жила моя семья. В некогда нашей квартире проживали чужие люди, надо отметить весьма бедные, к тому же алкаши. Я это поняла, как только перешагнула порог. Ремонт в этой квартире не делался лет двадцать, не меньше. Очень старые обои, скрипучие полы, давно не крашенные, электропроводка в аварийном состоянии. И запах! Они гнали самогон!
– Алевтина Павловна, а как же вы вошли в квартиру? – поинтересовалась Алина. – Неужели новых хозяев в долю взяли? Могу себе представить, как те обрадовались.
– Да нет, что вы! Как я могла им признаться? А вдруг драгоценностей не оказалось бы на месте? Леня придумал хитрый план. Сам, разумеется, он в квартиру зайти не мог: его непременно бы узнали. Впрочем, может, и нет, но рисковать он не стал. В квартиру пошла я, представившись работницей горгаза. Мол, хожу по квартирам, проверяю дымоходы. Зеркальце у меня с собой было. Знаете, такое на длинной ручке? Лесенка маленькая. Книга амбарная под мышкой, чтобы отмечать, в каком состоянии содержатся вентиляционные каналы в квартирах. Полное соответствие роли. Помогал мне в изъятии ценностей шофер Леонида Володя. Он должен был отвлечь на себя внимание хозяев. Через несколько минут, после того как я зашла в квартиру, в дверь позвонил он. У Володи была роль пожарного. Дом старый, проводка изношена, того гляди, произойдет короткое замыкание. Запугав хозяев возможными последствиями, Володя заставил их показать квартиру. Возле каждого выключателя или розетки он останавливался и нудно читал лекции, отчего происходят пожары и как нужно правильно пользоваться электроприборами, что можно делать, а чего – ни в коем случае. Я в это время поставила лестницу, сняла решетку, которая держалась на честном слове и запустила руку внутрь, – выдержав короткую паузу, Алевтина Павловна продолжила рассказ. – Я быстро нащупала шатающийся кирпич. За ним действительно была ниша, а в ней несколько коробочек и сверток. Переложив коробки и сверток в сумку, я поставила решетку на место. «С дымоходами у вас все в порядке», – крикнула я хозяевам и поторопилась выйти из квартиры. Володя догнал меня на улице, посадил в машину и отвез домой. Меня всю колотило. Я хотела открыть коробку там же, в машине, но побоялась. А вдруг дедушкины драгоценности всего лишь миф, и в коробках открытки или письма, которые могут представлять ценность только для меня? Мучаясь от нерешительности, я дождалась Лениного прихода, без него я так и не смогла заглянуть ни в одну из коробок, – Алевтина Павловна опять замолчала.
Алина прямо-таки затряслась от нетерпения:
– И что? Что там было?
– В свертке лежали бумажные деньги разных периодов: и царские денежные знаки, и советские. Увы, теперь это были лишь бумажки. А в коробках действительно оказались ювелирные изделия: кольца, серьги, подвески. По грубым подсчетам на кооперативную квартиру хватало. Леня занялся кооперативом, а я стала потихоньку сбывать золото по ювелирным комиссионкам. Нина пока жила с нами. Когда ее животик стал вырисовываться, Леня поселил нас за городом, в дачном поселке. К этому времени некоторые знакомые были в курсе, что у нас с Леней скоро кто-то родится. Ребенок должен был появиться на свет в конце августа, поэтому мой переезд в сельскую местность никого не удивил. Будущая мама хочет оздоровить себя перед предстоящим событием. Последнюю неделю перед родами Нины с нами в доме жила опытная акушерка, она и приняла девочку, которую назвали Ангелина и записали на меня и Леню. С документами проблем не было.
– Еще бы, какие проблемы, – пробормотала Алина.
– Через неделю после родов Нина укатила в Москву, обустраиваться в новой квартире. Скоро она познакомилась с дипломатом и уехала с ним в Африку, в одну из развивающихся стран.
– Повезло.
– Не очень, – покачала головой Крошина. – Нине в Африке не понравилось. В семье начались ссоры, а потом Нина и вовсе вернулась в Москву, бросив мужа. У нас Нина не появлялась: помнила о договоре. Приехала лишь однажды, на похороны брата. Леонида она пережила всего на три года.
– Как? Она ведь была намного моложе брата? – удивилась Алина.
– Она разбилась. На скорости не справилась с управлением, машину вынесло на встречную полосу, а там грузовик… Спасти ее не смогли. Московская квартира досталась Нининому мужу. Кажется, он ее продал. Как видите, от дедушкиного наследства остались одни лишь воспоминания. Если бы Ирэн, моя двоюродная сестра, была жива и стала претендовать на наследство, я бы смогла ей все объяснить. Я ведь и разыскать ее хотела для того, чтобы покаяться. Не хочется мне уходить на тот свет, оставляя непрощенные долги. Думаю, Ирэн бы на меня не обиделась. А с аферисткой, заведомо зная, что она не моя сестра, я встречаться отказалась, потому что боялась стать жертвой шантажа.