Да и чего тут не понять? Ничего в этом мире не меняется. Уважение… Да какое это уважение. Таким образом настоящий авторитет не зарабатывается. А то, о чем он мне толкует, не что иное, как самая что ни на есть дедовщина.
Всегда считал и считаю, что корни дедовщины тянутся из садиков и школ, из заводов и предприятий, из различных учебных и служебных заведений. В них и нужно в самую первую очередь искоренять эту самую дедовщину. Вас в садике старшие не шпыняли? А во дворе? Или в школе? Деньги не отбирали и тумаков вдогонку не навешивали? Нет? Школа, наверное, сказочная была. Что? Время сейчас другое? Да нет, время всегда одинаковое. И люди. А вот условия – да, они меняются…
А в институте что, старшие курсы младших не обижали, не относились свысока? Да сколько угодно. Было же? Если не хитрить? Было! То-то. А на работе или службе? Наверняка! Только там это по-другому называют – чинопочитание, уважение или еще как.
А то, ишь, привыкли все на армию валить. Просто в армии, в силу ее специфики, все гораздо заметнее, чем на гражданке. Потому что коллектив закрытый, люди постоянно находятся друг подле друга. Так что не наговаривайте на армию, она лишь проявляет то, что в нас закладывают с детства.
Пока квасок пил, еще больше народа набежало… Откуда столько-то? Из близлежащей деревеньки, что ли? Близко не подходят, опасаются, со стороны поглядывают во все глаза, да во весь голос нас с дядькой обсуждают, как это мы так лихо с этой вонючей тележкой управляемся.
Интересно, что впереди толпы одни мужики стоят, картузы с голов поснимали, в руках их мнут. Под ногами малые вьются. Головенки свои наружу высунут, стрельнут восторженными глазенками и тут же назад прячутся, за спины взрослых. Ребятни постарше не вижу, словно вообще их нет. Наверное, старшие все к делу приставлены, и отлучаться им не положено.
Во втором ряду уже женщины стоят. Больше молчат, а переговариваются в основном мужики.
А вот и управляющий показался. Пешком пришел, потому и отстал от деревенских. Сразу заметил, что мы на него смотрим, поклонился коротко, поприветствовал. Ну и дядька ему так же кивнул. Я, чтобы не накосячить, сделал вид, что на агрегат отвлекся.
Это, получается, в который раз я его вижу? В третий? Или второй все-таки? И не упомню, как-то не попадается он мне на глаза. Или делом настолько занят, или просто стороной обходит, как все непонятное.
А я для всех окружающих очень непонятное создание. Подслушал тут один интересный разговор, горничные между собой на кухне судачили. Говорили, мол, после выздоровления своего чудесного княжича не узнать стало. Словно подменили его!
– А ну, цыть! – шикнула на разболтавшихся девушек Клаша. – Разговорились, глупые! А ну как услышит кто, беды вам не миновать.
– Да кто услышит-то? – девичий голос сбавил громкость, притих, но сдаваться не собирается, продолжает стоять на своем. – Сама посуди, то с нас глаз не сводил, все ненароком прижаться норовил, а тут как обрезало.
– И чего в этом плохого? – втянулась в разговор Клаша.
– Для нас ничего, – это уже другая девушка влезла. Я их пока по голосу слабо различаю. Да и через закрытую дверь попробуй различи, кому какой голос принадлежит? – А для княжича удивительное дело. Молодой же еще. Как бы плохого чего не было.
– Молчи, дура-девка! За такие разговоры сама знаешь, что может быть. А Николай Дмитриевич нормальный. Сама сколько раз замечала, как он на меня заглядывался. Ну, когда думал, что никто не видит.
– Да на тебя все заглядываются! Даже кони! – громкий девичий хохот заглушил ответ поварихи.
– И вообще, странный он какой-то стал, – отсмеявшись, первая продолжила разговор. – Ране за книжкой было не увидеть, а тут из библиотеки не вылезает. Языки разные учит, послушаешь ненароком, так ни одного ж словечка не поймешь. Железом с наставником своим, как оглашенные, машут, звон по всей усадьбе стоит.
Тишина в ответ, никто ничего не стал говорить. Тогда тот же голос победно закончил:
– Он даже вставать с петухами начал.
Дальше подслушивать стало противно. Вроде бы и пустое, кто мне здесь что может сказать, в чем упрекнуть посмеет? Я сам себе строгий контролер. Поэтому тихонько отошел назад, а потом вообще ушел. Но разговор этот еще не один раз в голове прокрутил. Очень уж меня первая его часть насторожила. И непонятно, что с этим делать. Девок-горняшек при встрече щупать? Или щипать? Или еще что? Другой мир, другое время. А люди? Те же… Может, зря я загоняюсь? Возможно, следует себя и впрямь как-то попроще вести? Повстречал кого из девок в коридорчике или на лестнице ненароком, так там же к стеночке и прижал. А? Или княжичу такое непозволительно? Кто бы подсказал нужную схему поведения, у кого бы совета спросить. У дядьки?
Мысленно за голову схватился – сколько всего нового еще узнать нужно. Как на все время найти? А ведь это еще не край. Край будет, когда на учебу поеду, когда среди незнакомых людей окажусь, в новом для себя обществе, в совершенно других, непривычных доселе условиях. И не ехать бы, а придется. Дядька подробно все расклады объяснил, не открутиться мне от этого. Мрак!
Вздохнул, усмехнулся, да и махнул рукой на все. Само собой, тоже мысленно. Никуда я не денусь, справлюсь.
И еще об одном подумал – как было бы хорошо, если бы смог уехать в училище до приезда родителей. Или сначала в столицу, а потом и в училище. Хорошо бы, да жаль, не получится, прием так рано не начнется. А больше мне и некуда ехать, и не к кому. Ну да ничего, сошлюсь на частичную амнезию, я уже как бы и привык в сложных ситуациях на потерю памяти ссылаться. Помогает!
Дядьке, конечно, достанется в случае такого моего признания, как и всем причастным. И непричастным тоже, что не досмотрели, проворонили, не уберегли наследника. Но что делать, потерпят, если жизнь такая. Суровая.
А насчет того, как мне с горняшками себя вести, дядьку и спрошу, в самом деле. Пусть отдувается.
Стою, на собравшийся народ поглядываю да квасок допиваю. Мужичок не отходит, мнется чуть в стороне, дожидается возврата опустевшей тары. Правильно, молодец, не мне же кружку назад относить. Да и Клаша на дядьку, похоже, обиделась, окошко притворила. Придется с кружкой до двери черного хода бежать, а тут ни много ни мало, а шагов пятьдесят будет.
Поехали дальше? Только самому ручку крутить при таком собрании народа уже невместно.
– Эй, кто тут желает помочь двигатель запустить? – бросаю в толпу клич и кошусь взглядом на дядьку. Одобрит или нет?
Одобрил, заулыбался довольно в усы.
– А че делать-то нат? – после коротенькой паузы выкрикнул кто-то из толпы.
– Это кто там такой смелый нашелся? Покажись? – и сам спрыгнул с сиденья на землю, шагнул вперед. И подначил кричавшего: – Или испугался?
– Чой-то сразу испугался!? – расталкивает мужиков и выходит вперед относительно молодой мужик. Усы с бородой, на голове картуз, сапоги с шароварами, рубаха навыпуск. А нет, не навыпуск, поясок имеется. Просто рубаха колоколом собралась, ремня и не видно. – Вот он я! Готов помочь. Так че делать-то нат?
– Иди сюда, – подзываю парня ближе.
Оглядывается, но идет смело. Ну а когда тот подходит ближе, понимаю, что он просто выглядит молодо, на самом-то деле ему далеко за тридцать. Морщины по лицу, а их издалека не видно. И борода с усами их скрывают, и загар.
– Берешь эту железяку, – показываю на кривой стартер.
Жду, пока мужичок возьмет в руки железяку, и объясняю дальше:
– Обходишь с этой стороны. Обходи, что застыл? И вот сюда вставляешь! Проверяешь зацепление…
Показываю, как именно нужно проверять. Ну а что? Других учить, это не самому делать. Это можно.
– И крутишь! – и останавливаю торопыгу. Объясняю дальше. – Да пальцы не полным хватом клади, а с одной стороны обхватывай рукоять. Гляди, как правильно делать. Ну? Понял?
Это я сейчас перестраховываюсь. Одно дело, когда сам себе вред нанесешь, и другое, когда кому-то постороннему из-за собственного разгильдяйства. Мне же не трудно ему пару лишних слов сказать.
При этом понимаю, что движок слабенький и отдача, если она будет при раннем зажигании, вряд ли пальцы отобьет. Понимаю, но все равно перестраховываюсь. Был у меня такой печальный опыт в детстве, когда на мопедах гоняли по дворам. Помню, на кикстартер ногой нажимаешь, а он в обратную сторону ногу отбрасывает. Неприятно до боли иной раз было, ступню через кед отсушивало напрочь.
Гоняли лихо! Ну и не только по дворам, на дорогу тоже иной раз выскакивали. Боялись гаишников, но рисковали. Как же, самый что ни на есть пацанский поступок!
Правда, к чести своей к тому времени уже знали назубок и правила дорожного движения, и где можно на дорогу выезжать, а где этого делать категорически не рекомендуется. Гоняли в основном по второстепенным дорогам и по загородным. Да и правду сказать, движение тогда было не такое, как сейчас, и техники на дорогах было значительно меньше. А гаишников больше. Только правило нарушишь, а они уже тут как тут. И ловили нас часто. Ну, пытались ловить. Мы же местные, все тропы знаем!
Посмотришь хронику тех лет и вспоминаешь: «Да-а, было же времечко!»
Потом немного подросли и гонять стали уже на мотоциклах. Помню, у меня был первый «Восход», дядька подарил на день рождения свой старый. Сам на нем уже не ездил, вот и отдал, вопреки всем в семье и мне на радость. Ух, сколько мы с ребятами на нем километров по таежным узким дорогам и тропам наколесили! Сколько распадков и перевалов проехали, сколько рек и ручьев форсировали. Бывало, ломались, случалось, тонули. Но всегда ремонтировались сами в походных условиях и до дома добирались своим ходом. И мотик из воды вытаскивали, сушили и запускали. Потом на права сдали, и компания наша разрослась, нас стало больше. Стих собрал себе из металлолома «Минск», Соколенку тоже такой же «Восход» родители купили, Гена гонял на отцовском «Ижаке» с коляской, пока отец в рейсе находился.
Бывало, днями и неделями из тайги не вылезали, гоняли по диким местам, по бухтам и заливам. Это сейчас на море приткнуться негде, а тогда подальше от города отъедешь, и вот он, дикий пляж. Пустая абсолютно бухта, золотистый песочек на берегу, ласковое и теплое море, скалы по мысам, красота. И кроме нас, никого! Ночью в палатках спим, днем из моря не вылезаем. И море тогда было не то, что сейчас. Сколько было трепанга, мидий, гребешка и прочих ракушек. Тьма! Удочки всегда с собой имели, рыбы в воде навалом, так что никогда не голодали. Одна проблема – хлеба приходилось с собой много брать. В тайге и на море его не купишь.