Стою, головой киваю, со всеми соглашаюсь. Папенька с маменькой какие-то распоряжения отдают, мелкая вокруг прыгает, то за одну руку схватит, то другую потеребит. Старшая сестренка, Леночка, странно как-то поглядывает, но хоть молчит. И с той стороны шум и гам. Сборы!
Переодеваться принципиально не стал. Уперся и настоял на своем. Да и то, одежда на мне пусть и рабочая, но чистая, только сегодня из прачечной принесли.
Пока то да се, Степан это дело ущучил, уже и коляску запряженную распорядился пригнать. И кучер на передке сидит, готовый к извозу. Полные провизии и посуды большие корзины в задний багажный отсек загрузили, легкие плетеные кресла для девушек и складной маленький столик. Ладно, я ко всему привык, а остальные? Кто накрывать на столы будет? А убирать? Мы, что ли? Не княжеское это дело!
– Филимон, головой за княжича и княгинь отвечаешь! – наставляет кучера отец. – Кто бы тебе что не приказывал, а гнать лошадей не имеешь права. Понял?
– Сделаю, ваше сиятельство. Не извольте беспокоиться! – щурится довольный водитель кобылы. Перебирает левой рукой вожжи и поправляет кнут.
– Степан, прислугу отправил? – поворачивается к дядьке отец.
– Первым делом Евдокию на тележке, ваше сиятельство! – кланяется тот в ответ.
– С ними поедешь! Посидишь с Филимоном, присмотришь со стороны.
А я выдыхаю, одной проблемой меньше…
Ведь чуял же дурное, не хотел на реку в этой компании ехать. Отношения со старшей сестрой захотел наладить, идиот! Теперь все только хуже стало. Не сообразил, что не только я с этой компанией знаком, но и мои сестренки тоже. На младшую мою Оленьку внимания никто не обращал, а вот Елене приходилось в разговорах отдуваться за них двоих. Нет, не подумайте чего плохого, все было в рамках приличий. И я за ними присматривал, выполняя данное отцу слово, попутно отбиваясь от настойчивых уговоров Жоржа употребить то бокал белого вина, то красного. Ну не пью я спиртного, не пью! Почему с одного раза до некоторых не доходит?
Жорж так и не смог просто уговорить выпить, поэтому пошел другим путем, стал предлагать употребить на брудершафт. Насилу отбился. Не знаю, правильно ли сделал, но отговорился завтрашними полетами. Мол, обещал покатать на планере отца и младшую сестренку, Дарью Александровну и Марию Сергеевну.
Олюшка при этих словах приосанилась, задрала носик к облакам, ощутила направленное на себя любопытно-восхищенное внимание всех присутствующих. Ну и посыпались на меня вопросы со всех сторон. Что за планер, кто его придумал и кто сделал, тяжело ли им управлять, и тому подобное. На какие-то вопросы отвечал, какие-то пропускал мимо ушей. Такое внимание к моему изобретению, не буду брать это в скобки, понятно. Оно и приятно, что уж говорить, но и напрягает сильно. Сразу просыпается подозрительность, паранойя начинает стучать по мозгам. Потому что знаю уже, на что способна эта компания…
Очень странно вела себя старшая из сестер Удомских. То строила глазки и мило ворковала, то мрачно-презрительно поглядывала в мою сторону. Ну, когда думала, что я этого не вижу. При этом так же ласково улыбалась Жоржу. И Жорж этот все время рядом находился, к каждому моему слову прислушивался, сам ни о чем не спрашивал, но то и дело непонятно переглядывался с Сержем. И после каждого такого переглядывания Серж задавал свой вопрос. Интересно, да? Вот и мне интересно. Очень.
Периодически каждый из нас отлучался в кустики – выпитое давало о себе знать. Но разговоры не прекращались. Потом кто-то предложил играть в воланы, в кольца. Достали из коляски гостей инвентарь и давай веселиться. Я, по понятной причине, сразу отказался от участия, сослался на плохое самочувствие, на то, что еще не до конца оправился после тех наших игр.
– Намекаешь на неудачное падение с крыши сарая? – ядовитым смехом рассмеялся Жорж. – Ладно, не хочешь, не играй. Здесь сарая нет, но, бывает, люди и на ровном месте ноги ломают.
Рассмеялся и я вместе со всеми. Ишь, как веселятся злой шутке. Жорж больше всех вина выпил, Серж от него ненамного отстал, потому и распустили немного свои языки. Потом сестры Удомские по бокалу каждая, а своим я строго-настрого запретил к вину прикасаться. Да, пришлось на запрет родительский сослаться, авторитетом отца надавить, пригрозить, в конце концов, все рассказать маменьке. Последнее оказалось самым действенным, после такого аргумента все желание выпить легкого винца у Лены отбило напрочь. Зато каким многообещающим взглядом меня в ответ наградила, это нужно было видеть. Мол, я тебе этого никогда не забуду.
Мы с мелкой лишь довольно переглянулись.
– Ты не думай, она хорошая, – прошептала мне на ухо Олюшка, когда все остальные шумной толпой отправились на поляну запускать воланы. – Просто она тебя еще не простила.
Мы с ней так и остались сидеть у накрытых столиков…
На основании собственных наблюдений и всего сказанного отцом сделал вывод, что княгиня Удомская накрутила хвост своей старшей, наказала наладить со мной добрые отношения, вот она и выполняет маменькино поручение, как умеет. Срывается то и дело, но старается, просто опыта пока не хватает.
Дело к вечеру повернулось. Пора бы и в сторону дома выдвигаться. Несмотря на все возражения, приказал Евдокии убирать со стола, складывать наше имущество. Подозвал Филимона, подсадил в коляску сестренок, не слушая ничьих уговоров побыть на берегу еще немного времени, распрощался с компанией и уселся сам. Тронулись! Напоследок уловил брошенный в мою сторону злорадный взгляд Жоржа. Я чего-то не заметил? Да ну, сестренки все время в поле моего зрения находились. И ели мы все одно и то же, отравиться ничем не могли. Странно, что это вдруг моя паранойя проснулась?
Поднимавшийся к небу черный дым увидели издалека. То есть первым его Филимон со Степаном заметили. Загомонили, засуетились, дядька обернулся:
– Ваши сиятельства, неладное что-то на усадьбе происходит. Как бы не пожар! Вон какой дым столбом к небу поднимается.
Через плечо глянул и сразу же все понял. Крикнул:
– Гони!
И тут же рявкнул сестрам, когда Филимон оглушительно свистнул, привстал и перетянул лошадей кнутом:
– Держитесь крепче!
Глава 16
На перекрестке резкий поворот. Лошади хрипят в постромках, рвут вперед так, что наша легкая коробчонка идет юзом. Веером летит на обочину песок. Удар! Хрустнуло что-то под ногами.
Коляска накренилась, встала на два колеса, зависла на мгновение, словно раздумывала – опуститься на все четыре или завалиться набок. Пискнула в ужасе и взмахнула руками Оленька. Слабые ручонки не удержали вес тела, и она поехала боком на сиденье, завалилась на накренившийся борт и чуть было не вылетела в распахнувшуюся от удара дверцу. Чудом успел поймать ее за руку, притянуть к себе и прижать покрепче к груди одной рукой. Второй вцепился в сиденье под собой. Ну и ногой уперся в противоположный край дверцы.
Свистнул кнут, взвизгнули лошади и рванули вперед. Бухнулась на все четыре колеса коляска, дернулась вперед, замоталась из стороны в сторону. И мы в ней, словно в миксере, бултыхаемся.
Старшая из сестер оказалась покрепче, но недолго продержалась, мотало все-таки нас преизрядно. И рессоры не спасали, как бы хуже не делали. Очень скоро она вцепилась в мою руку крепко-накрепко, защемила пальцами кожу, пришлось зашипеть от боли. Услышала, сообразила и перехватила тут же, продолжая уже за одежду держаться. Так и долетели до подъездной аллеи. А там Филимон резко осадил лошадей, и мы все чуть было в переднюю стенку коляски не воткнулись. Если бы не моя заблаговременно выставленная вперед нога, то точно бы побили носы. А так удержал кое-как сестричек, руки, правда, чуть было из плечевых суставов не вывернул, и рукав, судя по всему, придется пришивать. Обошлось, в общем.
– Дальше все, опасно! – крикнул кучер и, застопорив колеса ручным тормозом, спрыгнул на землю.
Дядьки уже не было с нами. С трудом освободившись от цепких сестричкиных рук, выглянул наружу. Наставник бежал к полыхающему ангару, смешно взмахивая руками при каждом скачке. Как крыльями. А дальше уже вовсю суетились в дыму люди, носили и передавали друг другу ведра с водой, откуда-то появилась замшелая пожарная бочка, от нее растянули шланги, подключили ручной насос-коромысло.
– Оставайтесь здесь! – обернулся и осадил Елену. А то уже собралась на улицу, неугомонная. – Куда в своем платье? Сгореть хочешь? Искры даже сюда долетают, не видишь, что ли? Успокойся, усадьба далеко, с матерью, выходит, все хорошо. Отца вижу, людьми руководит. Мастерские отстояли, а ангар новый отстроим.
Ответом были нахмуренные брови, крепко, в тонкую ниточку, сжатые губы и упрямый взгляд. Да и ладно, что я тебе, нянька? Взрослая уже. Но все же не выдержал, осадил:
– Лучше сестренку придержи и успокой.
Улыбнулся и подмигнул испуганной младшенькой, выпрыгнул из коляски, хлопнул по плечу Филимона:
– Полог подними, чтобы искрами не засыпало! И за княжнами присмотри, не выпускай обеих из виду. Понял?
Дождался ответа и только тогда помчался к отцу. Нет, не пожар тушить. Там и без меня народу хватало. Да и видел, что тушить бесполезно. Это еще повезло, что сено не успели внутрь заложить. А то полетела бы во все стороны горящая сухая трава, и вот тогда было бы страшно. А так…
Остановился рядом с отцом, оценил ущерб. Несколько обгоревших лип, что рядом с моим ангаром стояли, ну и сам ангар. Ерунда! Планер немного жаль, но не так, чтобы слишком. Он свое отработал.
– Вернулись? А у нас тут вон что! – ощутил мое появление отец, сразу же оглянулся. – Девочки где?
– В коляске сидят. Я им запретил выходить, – успокоил его.
– Правильно сделал. Только что Дарью умываться и переодеваться отослал. Ты бы видел, как она лихо ведра с водой передавала. Платье намочила, в грязи измазала. Но молодец! А твой планер вместе с сараем сгорел подчистую, – отец вытер рукавом пот со лба. Сделал только хуже, на лице появились грязные полосы сажи. – Прокопыч первым огонь увидел, кузнецов поднял, в набат ударил. Успели только одно крыло вынести, да и то обгорело. Полыхнуло знатно, да и как не полыхнуть, если в огонь керосину плеснули.