– Ну, как история?
Я пожала плечами.
– Довольно долго я занималась репетиторством и бывала в семьях, которые казались богатыми и благополучными, но дети в них оставались глубоко несчастными. Ничего нового я пока не узнала и не слишком понимаю, к чему этот рассказ.
Рыбкина сузила глаза.
– Сейчас все станет ясно. Просто корни нынешней истории там, в юности.
…Когда Ми произвела на свет сынишку, помогать ей стала одна Лена. Впрочем, изредка появлялась на горизонте и Сонина, но второй мамой для Никиты стала Рыбкина, Ми вместе с сыном жили у Лены. Миладе было очень тяжело, в первую очередь материально. Марфа не проявляла к Никите ни малейшего интереса, она даже не приехала посмотреть на внука, и Ми решила сама показать мальчика бабушке.
Лена, как могла, отговаривала подругу от ее затеи, но та проявила несвойственную твердость, и в конце концов Рыбкина поехала с Ми.
Марфа даже не впустила их в дом! Вышла на лестничную клетку и недовольно процедила:
– Чего надо?
– Вот, – растерялась Ми, – Никита.
– Это кто?
– Мой сын.
– А я тут при чем?
Милада не нашла слов, а Лена обозлилась.
– Вы видите своего внука! – рявкнула она. – Родную кровиночку! Если не поможете Ми, оба умрут с голода!
Глаза Марфы распахнулись, словно дверцы шкафа, губы сжались в ниточку. Дама процедила:
– Милада, увы, никогда не была хорошей дочерью. Училась на тройки, вела себя странно, не делилась со мной проблемами, усиленно охраняла свою самостоятельность. Ребенка она произвела на свет по собственному желанию, не спросив у родной матери совета. Где была ее голова? Разве Милада не знала, что она нищая? Уж не на мои ли деньги рассчитывала? А с какой стати? Я всего-навсего бедная вдова. И вообще говоря, теперь дочери следует отдавать долги.
– Какие? – оторопело поинтересовалась Лена.
Марфа закатила глаза.
– Деточка, хочешь совет умудренной, много страдавшей в этой жизни женщины? Никогда не рожай детей. Все они вырастают неблагодарными волчатами. Я обожаю дочь! Люблю ее больше жизни! А что получила за свое чувство? Равнодушие! Милада училась в великолепной школе, потом ее, дуру и троечницу, пристроили в МГУ на престижный факультет журналистики. Миладу кормили, поили, одевали, летом вывозили на дачу… И что? Как она отблагодарила меня за заботу и потраченные деньги? Вышла замуж, родила и теперь снова стоит на пороге в ожидании, когда я кошелек расстегну. Другие дети поступили с матерями по-иному. Вот Валентина Реутова, связала судьбу с французом. Повезло ее маме, теперь в Париже живет. А Олечка Сапрыкина диссертацию написала, есть чем гордиться. Уж и не говорю о Маше Голькиной, чемпионке мира, не помню, правда, по какому виду спорта, ну да это неважно… Куда ни посмотрю, у всех дети чудесные, а у меня одна беда. С виду страшная, одежду носить не умеет, училась кое-как… Еще и родила! Людям в глаза смотреть стыдно.
Рыбкина не нашлась что сказать, а Ми внезапно отлепилась от стены и прошептала:
– Конечно, мама, ты права, я не лучшая дочь. Но я попробую исправиться, может, еще сумею добиться успеха.
– Куда тебе! – махнула рукой Марфа. – Поздно в твоем возрасте переделываться, так и умрешь недотепой.
– Очень постараюсь, вот увидишь.
Марфа протяжно вздохнула:
– Хорошо. А сейчас-то что надо? Денег?
– Да, – понуро опустив голову, призналась Ми, – очень тебя прошу, дай нам двадцать пять рублей.
– Сколько? – пришла в негодование Марфа.
– Двадцать пять рублей, – робко повторила Ми. – Если честно, нам есть нечего. Совсем.
Марфа ушла в квартиру, прикрыв дверь, и через минуту вновь материализовалась на лестничной площадке – с купюрой в руке.
– На, – сунула она ее дочери.
– Спасибо, мама! – радостно воскликнула Ми. – Ты очень меня выручила!
– Рада помочь недотепе в очередной раз, – язвительно отозвалась Марфа. – Когда отдашь?
– Что? – удивилась Ми.
– Долги возвращать надо, – уточнила мать, – я человек с ограниченными средствами, бесконтрольно тратить их не могу, этак через десять лет на паперти окажусь. Поэтому говорю прямо: четвертной вернешь десятого числа и ни минутой позже. Поняла?
– Да, мама, – выдавила из себя Ми.
– Вот и хорошо, – кивнула Марфа и ушла, хлопнув дверью.
Лена и Милада остались стоять у лифта. Некоторое время подруги молчали, потом Ми забормотала:
– Десять рублей надо за коммунальные услуги отдать, а то домоуправша уже приходила ругаться, а на остальные продуктов купить. Еще электролампочки, мыло…
Лена сначала молча слушала, как подруга планирует расходы, но потом на Рыбкину напала невероятная злоба. Ощущая жар между лопатками, Лена выхватила из тонких, бледных пальцев Ми бумажку и заколотила в дверь квартиры ногой.
– Эй, ты чего? – испугалась Ми.
– Молчи! – рявкнула Лена.
Дверь распахнулась, на пороге стояла разъяренная Марфа.
– Какого черта… – завела было она, но Рыбкина не дала ей завершить фразу. Всунула матери Ми купюру и заявила:
– Держите, нам уже не надо, возвращаем долг.
– Вот и славно, – повеселела Марфа.
Дверь квартиры захлопнулась, и девушки снова остались одни.
– Что ты наделала? – с отчаянием воскликнула Ми. – У нас даже нет денег на обратную дорогу!
– Ерунда.
– Мы умрем с голода.
– Лучше подохнуть, чем так унижаться! – рявкнула Лена. – А ну, шевелись, выживем.
О том, как они выживали, можно написать сагу. К сожалению, маленький Никита постоянно болел и большую часть времени проводил не в яслях, а дома. Ми попыталась оставить сына на пятидневке, но уже через месяц забыла об этой затее: мальчик подхватил воспаление легких, потом коклюш, ветрянку, свинку, корь, отит…
Ми устроилась на работу в газету, но на службе начались свои сложности. Один раз Ми попыталась оправдаться и сказала заведующему отделом:
– Да, я опоздала на десять минут, извините. Но детский сад открывается в семь, а мы начинаем работу в полвосьмого. Ну никак мне не успеть!
– Поставь ребенка во дворе и уходи, – пожало плечами начальство.
– Бросить одного, в декабре, в темноте, около запертого здания? – ужаснулась Ми. – Да так ни одна мать не поступит!
– Ты здесь не мать, – отчеканил заведующий, – а сотрудница. Меня твои проблемы не колышут. Не можешь вовремя приходить на службу – сиди дома.
Ми не слишком любили в коллективе и не приглашали на веселые междусобойчики. Новых друзей Милада не завела, около нее по-прежнему была лишь Лена, а Сонина перестала общаться со студенческой знакомой.
– Ничего, ничего, – утешала подругу Рыбкина, – все наладится, ты еще добьешься успеха.
– Может, и так, – шептала Ми, – очень хочется верить. Но, во всяком случае, у меня есть Никита, радость всей жизни.
Сначала, слыша подобную фразу, Лена кивала и отвечала:
– Конечно, конечно.
Но потом Рыбкина стала терять энтузиазм, потому что Никита рос, мягко говоря, неприятным мальчиком. Он дрался, не слушался воспитателей, ломал игрушки и не желал заниматься. Пока остальные дети мирно лепили фигурки из пластилина, Кит дергал девочек за волосы, разливал клей и портил стены ножницами.
Ми постоянно бегала в садик, тратя последние гроши на подарки воспитательнице и нянечке.
– Может, наказать его? – предложила один раз Лена. – В угол поставить?
– Ты что! – возмутилась Ми. – Кит замечательный, просто он слишком активный.
– Ты его избалуешь, – стояла на своем Лена.
– Любовью испортить нельзя, – парировала Ми.
Оказалось, что очень даже можно. Но оказалось позже, а пока Ми бросалась выполнять все требования Кита.
– Так нельзя, – пыталась вразумить подругу Лена. – Ну с какой стати ты ему на последние деньги железную дорогу купила?
– Кит увидел такую у Володи Арутюняна и очень захотел. Сын растет без отца, он не должен чувствовать себя обделенным, – лепетала Ми.
– Но ты же откладывала себе на зимнее пальто!
– Ничего, ничего, в старом похожу, я очень виновата перед мальчиком.
Услыхав в очередной раз заявление о какой-то там вине, Рыбкина не выдержала и заорала:
– Да в чем ты провинилась-то?!
– Из-за моей никчемности Кит растет в неполной семье, – пояснила Ми, – и он не должен страдать из-за того, что у него мать – неудачница. Я должна дать ребенку все-все!
Лене оставалось лишь вздыхать. А Кит делался все вреднее и капризнее. В школе он совершенно не желал учиться, двойки носил охапками, а Ми по-своему пыталась помочь мальчику. Она ходила в рваных ботинках и вытертом до неприличия пальто, зато учителя исправно получали подарки. Не жалея денег на воспитание сына, Ми отправила его сначала на плавание, потом в секцию тенниса, следом на занятия английским, в танцевальную студию, но всякий раз ситуация развивалась стандартно. Посетив впервые тренировку, Кит заявлял:
– У всех импортные плавки, а у меня советское дерьмо, ясное дело, хуже всех поплыву.
Ми влезала в долги, покупала необходимое, Никита с довольным видом шел в бассейн и… через неделю бросал занятия. Он всегда находил отговорки: у него появился насморк, от теннисной ракетки болит рука, в танцевальном ансамбле заставляют ходить босиком по полу, так можно и простудиться.
Ми ахала, всплескивала руками и говорила:
– Какой ужас! Немедленно прекращаем заниматься делом, которое гробит здоровье!
Лена только качала головой, но своего мнения о ситуации вслух не высказывала. Слабовольная, во всем слушавшаяся подругу Ми превращалась в настоящую фурию, если дело касалось Никиты.
Потом Миладе, можно считать, повезло: на жизненном пути ей встретился вполне положительный человек физик Леонид Махов. Леня мог бы считаться идеальным спутником жизни: он не пил, не курил, не бегал по бабам, очень хорошо относился к Никите и каждую заработанную копеечку нес в дом. Рыбкиной Махов понравился чрезвычайно, и она сделала все, лишь бы безголовая Милада отправилась под венец с замечательным парнем. А та оказывала сопротивление, на все уговоры подруги твердила: