льно пожалела бестелесную старушку, чья койка находилась в непосредственной к ней близости. Похоже, бабусе очень плохо, мало того, что лежит, вся утыканная иголками капельниц, так еще и носом к санузлу.
– Вам кого? – спросила женщина, сидевшая у окна.
– Наверное, в справочной ошиблись, – вежливо ответила Рыбкина, – ищу свою подругу, Миладу Смолякову.
– Ленуся, – прошептала та самая бестелесная старушка, – ты меня не узнала?
Лена бросилась к постели.
– Ми, что с тобой?
– Никто не понимает, – прошептала Смолякова. – Вроде здорова, а ходить не могу, ноги парализовало. Конец мне, похоже, пришел.
– Ты поправишься! Ты обязана! У тебя дети! – заорала Лена. А потом засуетилась, кинулась к главврачу.
Уже к вечеру Ми перевели в отдельную палату и приставили к ней хорошего доктора. Настю Лена забрала к себе. Катя Сонина с радостью отдала девочку, не преминув заметить:
– Мне Миладка двести баксов за присмотр обещала.
Рыбкина расплатилась по счету, решив более не иметь с Катькой никаких дел.
В конце концов, после полного обследования Ми выяснилось, что ее паралич носит истерический характер.
– Ей надо почувствовать вкус к жизни, – объяснил доктор Лене, – тогда встанет. Есть у нее хобби? Интересы? Что она любит?
Рыбкина призадумалась и притащила Ми пачку бумаги, большую книгу и ручку.
– Вот, – велела она подруге, – пиши роман. Положи листок на книгу, она будет вместо стола.
– Роман? Какой роман? – растерялась Милада. – Я не умею! Меня не учили на писательницу, я всего лишь журналистка.
– Пушкин, Лермонтов, Толстой и Достоевский тоже Литературный институт не заканчивали и на писателя не учились. Ничего хитрого нет, начинай, придумай историю. У тебя талант, я знаю, – упорствовала Лена.
– Думаешь? – недоверчиво спросила Ми.
– Конечно, – уверенно заявила Лена, готовая на все, лишь бы отвлечь подругу от мыслей о дышащей в затылок смерти. – Ты всегда говорила: хочу написать роман, да времени нет.
– Я произносила подобное?
– Очень часто.
– Да?!
– Да, да, да! – твердила Лена. – Только попробуй, а потом само покатит.
– Ладно, – пожала плечами Ми.
Из клиники Милада вышла на своих ногах, имея при себе пять готовых рукописей. Видя, что подруга увлеклась, Лена велела той идти в «Марко». Смолякова неожиданно, безо всякого сопротивления, послушалась.
Рыбкина вытащила сигареты.
– Не возражаете, если я закурю?
– Сама балуюсь, – кивнула я.
Лена чиркнула зажигалкой и продолжила:
– …Ми всегда ощущала себя неудачницей, ей это внушали с детства, поэтому, когда в издательстве сказали: «Вы перспективный автор», она кинулась оправдывать это мнение. Пишет, как автомат, страшно старается, боится показаться неблагодарной, подвести людей, поверивших в нее. Для Ми главное, чтобы ее считали хорошей, она вроде собачки, которая служит хозяину за грошовую карамельку. Похвалишь ее – мигом принимается работать с утроенной силой. Поругаешь – складывает крылья и падает. Мне кажется, что сейчас Ми стала похожа на своего отца, он ведь был прямо-таки танк, сумевший преодолеть то ли пять, то ли шесть инсультов, человек, многократно начинавший карьеру с нуля. Ми невероятно работоспособна и дисциплинированна, но обладает жутким комплексом неполноценности. Даже сейчас, в статусе звезды, она постоянно сомневается в себе и ни за что не посмеет поспорить с редактором. Все слова, исходящие из уст сотрудников «Марко», она воспринимает как приказ и мигом берет под козырек. Мол, йес, сэр, я готова!
Как только к Ми пришли известность и деньги, на ее горизонте появилась Марфа, не вспоминавшая о дочери много лет, и теперь Милада содержит мать. Кстати, кормить оказалось нужно еще и мать первого мужа, Фаину. Бабка сообщила, что у нее в квартире случился пожар – ну, типа, погорелица она, пустите, Христа ради, – и въехала в квартирку Ми, да так и осталась. Там же обитала Ника – Леонид развелся с Ми, осел в Штатах, женился на американке, а новая невестка не пожелала приноравливаться к капризной свекрови. Ми ухитрилась набрать денег, поменять свою двушку на трешку, потом она выплачивала долги. Но сейчас материальные проблемы решены, Ми содержит всех: бабок, мать, детей, бывшую невестку…
Итак, рассказ Рыбкиной подошел к нашим дням. И я поинтересовалась:
– Но первая супруга Кита, Наташа, трудолюбивая девочка, кажется?
Лена кивнула:
– Ага. Верно. Натка единственная, кто ходит на службу. Только у нее мать была алкоголичкой, а отец вроде моряк, только Наташа, похоже, ни разу в жизни его не видела. Ми девушке квартиру купила, машину и денег ей дает, тайком от всех.
– Почему?
Рыбкина с силой раздавила в пепельнице окурок.
– Ей перед Натой неудобно.
– За что?
– За Никиту. Он жене изменил.
– При чем тут Ми? – не сдержала я вновь своего удивления по этому поводу. – Не она ведь женилась на Наташе!
Лена скривилась.
– Я поэтому так долго и рассказывала о жизни Милады. Неужели до сих пор не ясно? Ей невыносимо думать, что кто-то на нее сердится. Ми интеллигентна и абсолютно неконфликтна. Она не станет делать замечания нахамившей продавщице, не будет возмущаться, если официант принесет не заказанное, а другое блюдо. Она никогда никому не делает замечаний! Даже если ей выльют на голову ведро помоев, Ми просто встанет и уйдет. Тихо, с улыбкой.
– Это уже не интеллигентность, а… – начала было я и осеклась.
– Глупость, – закончила фразу за меня Рыбкина. – Верно. И именно по этой причине лопнула наша дружба. Я еще могла понять, почему Ми содержит Марфу, Фаину и Нику. Хотя сама, окажись я в подобной ситуации, поступила бы по-иному. Но Ми есть Ми, у нее патологическое чувство порядочности, осложненное гипертрофированным чувством вины.
– Чем же Смолякова провинилась перед матерью и свекровями? – возмутилась я. – По-моему, наоборот, они вели себя гадко по отношению к дочери и невестке!
Лена ухмыльнулась:
– Так ведь у змей нет совести. Марфа теперь на каждом углу кричит о своей любви к дочери, дает дурацкие интервью, чем устраивает Ми новые неприятности. Помните, вот в прошлом году «желтые» газеты скандал подняли: «Смолякова сдала мать в дом для престарелых»?
– Да, я читала. Так в чем же там дело?
– Марфе скоро девяносто стукнет, – вздохнула Лена, – вот Ми и подумала, что старухе будет лучше на свежем воздухе, чем в душной квартире. Она сняла матери номер люкс в одном из подмосковных санаториев, наняла сиделку и перевезла туда Марфу. Хорош приют для престарелых! Две комнаты, терраса, ванная, туалет, четырехразовое питание, врач, медсестра, личная горничная. Другая бы тихо радовалась, но Марфе нужно общество, она привыкла корчить из себя великосветскую даму. Теперь ходит по дорожкам, сверкает брюликами и каждому встречному сообщает: «Я мать той самой Смоляковой! Вырастила, выучила, благодаря мне она стала писательницей. И где дочерняя любовь? Живу, забытая всеми, несчастная, на государственном иждивении, спихнула меня дочурка в приют. Кстати, мою шикарную квартиру она сдает, а денежки себе в карман засовывает».
– Это правда? Насчет апартаментов?
– Чушь собачья! – обозлилась Лена. – Ми в родительской квартире много лет не была, у нее даже и ключей-то нет. Но я все же могу понять подругу, когда она говорит: «И мама, и свекрови старые, они без меня пропадут. Я обязана обеспечить им спокойную старость». Но Никита!
– А с ним что?
Лена побарабанила пальцами по столу, потом уставилась в окно. Было видно, что ей очень не хочется продолжать разговор, но в конце концов Рыбкина решилась.
– Ладно. Расскажу и это. Кит – паразит, умело эксплуатировавший материнскую любовь и ее чувство вины. Все попытки заставить его работать заканчивались крахом. Никита попросту не желает трудиться. Да и не умеет он ничего делать, образования нет, один гонор и сплошное вранье. В конце концов Ми смирилась с его поведением. «Долг матери, – сказала она мне, – состоит в том, чтобы принимать детей таковыми, каковы они есть. Во всех бедах Кита виновата я, не сумела правильно воспитать мальчика, не имела ни времени, ни денег. У Никиты было тяжелое детство, без особых радостей, пусть теперь получит компенсацию».
– Тысячи мальчиков растут без отцов! – возразила я.
– Верно, – кивнула Лена, – и это не мешает им потом становиться нормальными людьми. Но Кит выродок.
…Два года тому назад сын взял у матери, как он выразился, «в долг» большую сумму.
– Хочу открыть свой бизнес, – пояснил он, – стану торговать одеждой.
Ми, счастливая от того, что недоросль надумал превратиться в мужчину, моментально понеслась в банк. И началось! Сначала арендовали здание, потом делали в нем ремонт, следом закупали оборудование. Естественно, на деньги Ми. Никита хотел лишь самое лучшее, дорогое, суперское. А мама, как всегда, не решалась сказать детке «нет». Ведь у сыночка было тяжелое детство, так пусть сейчас раны зарубцуются… А Кит требовал новых и новых вложений.
В конце концов Лена не выдержала и сказала:
– Срочно продавайте магазин! Он вас разорит! Никита не умеет вести бизнес.
– Что ты! – подскочила Ми. – Кит с ума сойдет, это же его детище, он вложил туда много денег.
Рыбкина онемела, у нее просто кончились слова. Отлично зарабатывающая Ми ходит в одних босоножках, и в шкафу у нее по-прежнему несколько кофточек, а «вложивший много денег» Кит каждый день меняет костюмы, у него столько обуви, что может хватить на полк сороконожек, и особо о том, откуда берутся средства, парень не думает.
Обозлившись сверх меры, Лена наняла частного детектива и спустя некоторое время узнала более чем нелицеприятную правду.
Магазин есть, но он принадлежит совсем постороннему человеку, который в жизни не слыхивал о Никите. Ни копейки Кит в ту торговую точку не вкладывал, мальчик развлекается игрой в казино и от стола, покрытого зеленым сукном, он уходит, как правило, в проигрыше.
Пылая от негодования, Рыбкина позвала к себе Ми и сунула той под нос отчет детектива. Милада побледнела и твердо сказала: