– Отлично. Только мне дали обычную воду, а не колу. Вот, посмотрите сюда, – стала я тыкать пальцем в стакан. – Один лед!
Продавщица уставилась на емкость.
– И чем недовольны! Просили коловую и получили.
– Где же кола?
– Вот.
– Это лед.
– Ну, правильно. Не пойму никак, чего надо?
– Колу.
– Она перед вами.
Я вцепилась пальцами в прилавок. Так, все понятно, хозяин торговой точки нанимает на работу инвалидов, он благородный человек, дающий место тем, кому не устроиться на службу вследствие поврежденного ума. Брюнетка, очевидно, олигофрен, она не различает цвета, грешно злиться на убогую. Попробую спокойно, доброжелательно объяснить больной девушке суть.
– Милая, – нежно зачирикала я, – тут лежат белые, прохладные кусочки, а мне хотелось темную жидкость, сладкую, с пузырьками. Понимаете?
– Пепсю?
– Верно, – обрадовалась я, что общение с умственно отсталой личностью сдвигалось с мертвой точки.
– А нету. Наша хозяйка патриотка, – гордо заявила кассирша, – мы поддерживаем лишь российского производителя. Чиккен из Подмосковья, сюсюмберы с томато тоже. Вода простая. Всякие пепси – не нашенская забава, да и не полезно, – с видом профессора заявила кассирша.
Я оторопела.
– Сами же спросили, коловую или нет?
– Ну да, коловую, то бишь холодную, – кивнула девица. – Льду положили, чего ж еще?
Тут только до меня дошло, что слово «коловая» не имеет никакого отношения к напитку, а является производным от «cold»[8], то есть прилагательное, обозначающее, так сказать, температурный режим.
– Но почему вы, патриотка, говорите на таком странном языке? – вырвалось у меня. – Отчего употребляете не русские слова?
Кассирша улыбнулась и сразу стала симпатичной.
– Хозяйка велела, – пояснила она. – Вдруг иностранцы придут, как нас поймут? Вот и пришлось осваивать заморскую речь.
Я тихо отползла за столик и решила заняться едой.
Два куска хлеба мне показалось много, поэтому я сняла верхнюю часть булочки, отложила ее в сторону и взяла в руки то, что осталось. Поднесла ко рту и заорала.
Из куриной котлетки на меня смотрел… глаз. Едва сохранив трезвость ума, я уставилась на бургер, ощущая, как по спине зашагал на мокрых, потных ногах ужас. Глаз выглядел пугающе натурально. Очевидно, при жизни он принадлежал блондину, радужная оболочка была голубой, а в центре чернел аккуратно круглый зрачок.
– Случилось чего? – проявила настороженность кассирша.
Я стала тыкать пальцем в еду.
– Там, там, там…
Кассирша оперлась грудью о прилавок.
– Ой, беда, – выдохнула она. – Молодая ведь, а того… Дорогая, не волнуйтесь, не нервничайте. Все хорошо, перед вами вкусная штука… Вы ее ам, ам зубками, не бойтесь. Понимаю, конечно, в вашем интернате для дураков таким не кормят, но все же рискните, попробуйте. Понравится. Ну же, начинайте.
– Глаз! Глаз! – закричала я, окончательно потеряв способность владеть собой.
Девушка тяжело вздохнула, потом вышла в зал, приблизилась ко мне и очень ласково произнесла:
– Ваши глазки в полном порядке.
– Там глаз!
– Где?
– В котлете.
– Успокойтесь, – щебетала брюнетка, – куриная отбивная не имеет органа зрения. Боитесь, что она увидит ваши зубы и станет плакать, просить: «Не ешь меня»? Не надо переживать, вы просто слишком увлекаетесь дурацкими кинушками, поэтому сейчас и перепугались. Не верьте, говорящих котлет в реальной жизни не встречается.
Не имея сил говорить, я схватила булку и сунула ее под нос девице.
– Вот!
– И что? Вкусная еда, – вновь завела та.
– Глаз!
– Где?
– Посередине.
– Чего?
– Лба! – обозлилась я.
Кассирша медленно ощупала взглядом мое лицо.
– Все в порядке, – констатировала она. – Нос, рот, подбородок… Не волнуйтесь, ничего лишнего. Конечно, могло и симпатичней смотреться, но уж что досталось, вы же не виноваты, что такой родились.
– Глаз в котлете! Неужели не видите? – вновь обрела я дар речи. – Голубой, с черным зрачком. Спросите на кухне, может, кто потерял?
Брюнетка уставилась на бургер, на ее челе появилось выражение мучительного раздумья. Потом она вдруг с радостью вопросила:
– Имеете в виду подарочную капсулу?
– О чем это вы говорите? – насторожилась я.
Кассирша рассмеялась.
– Вам повезло! Вы стали призером конкурса «Суперкусочек». Я только слышала об акции, в нашем ресторане еще не попадались заряженные бургеры.
– Так это не глаз? – прошептала я.
– Господи! Нет, конечно! Вернее, футляр сделан в виде глаза, а там, внутри, сертификат на подарок. Давайте выну?
– Пожалуйста, – ощущая себя совершенно разбитой, кивнула я.
Пальцами с длинными, изогнутыми ногтями брюнетка поковырялась в котлете.
– Вот, – в конце концов сказала она, – держите.
Я машинально взяла жуткого вида кругляшок и уронила его на тарелку.
– Ай, – вырвался у меня стон.
– Случилось чего?
– Очень рука болит, – пожаловалась я.
– Да, – сочувственно кивнула девушка, – у вас указательный пальчик распух, надо к врачу зайти или хотя бы в аптеку, она тут за углом. Тогда, может, я сама капсулу раскрою?
– Конечно, – согласилась я, помахивая в воздухе рукой. Надо же, полное ощущение, что ладонь набита зубами, и все они с обнаженными нервами.
Пока я пыталась унять боль, кассирша вытащила из кругляша плотно скрученный листочек, развернула его и бойко озвучила текст:
– «Поздравляем, вы стали победителем суперконкурса. Мы будем рады вручить нашему посетителю великолепный приз. Для получения подарка следует прибыть с девяти до десяти утра в офис компании, находящийся по адресу: город Екатеринбург…»
Я потрясла головой и выдавила из себя:
– А почему выбран столь идиотский вид капсулы?
– Небось боялись, что люди проглотят сертификат, – справедливо заметила кассирша, – а так сразу видно – суперпридумка.
– А что за подарок? – заинтересовалась я.
– Сейчас поглядим, что там написано. Так… город Екатеринбург, улица, дом… «где мы с огромной радостью вручим вам наш супербургер, сделанный по особому рецепту: чиккен, крутоны и эгз». Хотите, переведу? Курица, сухарики и яйцо. Я отлично выучила английский, – не преминула похвастать кассирша.
Меня стало подташнивать.
– Ехать за тридевять земель, чтобы получить котлету?
– Так бесплатно и по особому рецепту. Такую нигде не продадут!
Я снова лишилась дара речи, но потом сумела выдавить из себя:
– Ага, здорово. Может, у кого на Урале родственники имеются, скатает в гости по бесплатному билету. Все-таки неплохой приз.
– Не, – охладила меня кассирша, – тут написано, совсем мелкими буковками: «Проезд в офис за счет получателя приза». Эй, вы куда?
– Извините, – ответила я, идя к двери, – очень тороплюсь.
– Вы не поели!
– Расхотелось.
– Эй, эй, погодите!
Я притормозила на пороге, брюнетка заулыбалась.
– Капсулу оставили с сертификатом.
– Она мне не нужна.
– Как? Совсем?
– Да.
– Но ведь там талон на приз!
– Спасибо, у меня не получится отправиться в Екатеринбург. Времени нет, с работы не отпустят.
– Вот жалость-то!
– И не говорите! – кивнула я, хватаясь за дверную ручку.
– Постойте!
– Что еще?
– Значит, оставляете подарок? Отказываетесь от удачи?
– Верно.
– Можно мы его опять в бургер впихнем? Не станете ругаться? Вдруг другого человека порадует?
– Пожалуйста, – улыбнулась я. – Дарю вам сей сувенирчик. Хотите, сами в Екатеринбург поезжайте.
Кассирша разинула рот, а я, не дожидаясь нового витка дурацкого разговора, выскочила на улицу и села в Иркины «Жигули».
Аппетит у меня пропал совершенно, вместе с ним ушла и жажда. Я оперлась на руль и призадумалась. Увы, Наина ничего не сумеет рассказать, она умерла много лет тому назад. Так что случилось со Смоляковой? От какого несчастья она решила уберечь свою семью?
Теперь никаких сомнений нет: Милада тщательно подготовила свой побег, она продумала до мелочей детали, распланировала, каким образом станет передавать рукописи в издательство. Писательница не собиралась прекращать работу, ей нужны деньги. Огромная семья Смоляковой похожа на хищного аллигатора, бедной Ми требовалось регулярно кормить зверя ассигнациями.
Кстати, до сих пор Смолякова беспрекословно исполняла капризы домашних, но теперь вдруг исчезла, резко сократив ширину и глубину денежной реки. Чада и домочадцы не будут нуждаться, им хватит на оплату коммунальных расходов, покупку еды, одежды, но сумма-то ограничена, бездумно шиковать не получится.
Почему Ми решилась на подобный шаг? После общения с людьми, хорошо знавшими детективщицу, мне стало понятно: она, женщина, которая истово служила своей семье, могла бросить ее и убежать прочь лишь в случае возникновения крайних, действительно форс-мажорных обстоятельств. И где она прячется? Куда бы, например, пошла я? В гостиницу? Но там потребуют паспорт. Ми раздобыла фальшивые документы? Пусть так, но служба безопасности «Марко» небось уже перешерстила все отели. Нет, даже с перекрашенными в рыжий цвет волосами и с загримированным лицом Миладе не ускользнуть от бдительного ока бывших сотрудников спецструктур, из которых, скорей всего, и состоит охрана издательства. Нет, Ми вряд ли двинула в гостиницу. Лично я бы нашла такое местечко… неожиданное… куда никому бы не пришло в голову заглянуть. У каждого человека есть подобное укрытие. Но надо очень хорошо знать личность, поиски которой ведешь, иначе потайную хату не вычислить.
И наверное, у Ми есть помощник. Кто он? Лена Рыбкина? Нет. Бывшая подруга была искренно обеспокоена, до такой степени, что, забыв ссору, позвонила Ми. Свекрови? И Фаина, и Ника не любят бывшую невестку. Нет, к ним Смолякова обращаться не стала бы. Никита? Писательница патологически любит сына и вполне могла посвятить его в тайну, но Настя говорила, что брат был испуган и подавлен до тех пор, пока не понял, что финансовое положение семьи не катастрофично. Лиза? Я бы сумела довериться Зайке, Ольга верный, испытанный друг, и у нас есть кое-какие совместно похороненные тайны. Но Смолякова не ощущала душевной близости с Елизаветой. Домработница Раиса? Право, смешно. Хотя, например, наша Ирка могла бы мне помочь. Но только, похоже, Рая слишком болтлива, и она служит в доме не так давно. Наташа,