Небо в рублях — страница 42 из 56

Ира вскочила, уперла руки в бока, и тут я решила вмешаться.

– Ах, Ира, какой Ваня внимательный!

Домработница замерла, потом вполне мирным тоном спросила:

– Полагаете?

– Конечно, конечно, – мигом зачастила я. – Неужели ты забыла о старинной русской традиции? А вот Ванечка помнит о ней! Он очень тонко намекает на свое желание немедленно пойти с тобой в загс.

– Вы о чем? – хором осведомилась парочка.

– Раньше в деревнях, – лихо понеслась я на коне лжи, – мужчина дарил невесте корову. Ну не всякий способен на сладкие слова, типа «люблю», «обожаю», «целую ноги». Да и не нужны они, из слов же молока не выдоить, масло не сбить, творог не получить, а вот корова крайне нужна в хозяйстве. Иван решил возродить древний обычай, но, согласись, он же не мог припереть в Ложкино живое домашнее животное!

– Одна колгота от буренки, – вздохнул ничего не понявший из моих речей Иван, – вы, Дарь Иванна, крепко подумайте.

Я осеклась.

– О чем мне следует поразмышлять?

Садовник почесал макушку.

– Вы-то человек городской, а я до четырнадцати лет жил в деревне, у бабки, хлебнул сельского хозяйства. Корова, конечно, хорошо, тут не поспоришь, все свое, свеженькое, вкусное, но коли с другой стороны посмотреть – беда! В пять утра встань, подои ее, сарай почисти, в стадо выгони, днем с подойником на выпас несись, вечером опять буренку обхаживай. И потом, зачем вам столько молока? Аркадий Константинович с Машенькой его не пьют, Ольга тоже не прикоснется. Куды его девать? Разве что на дороге торговать! Но и это трудно, сидишь дураком, мимо машины вжик, вжик. Не, не покупайте буренку, одну заботу получите.

Я отмахнулась:

– Помолчи, Ваня. Так вот, Ира, на игрушку обижаться не следует, Иван сим подношением дал понять: он мечтает жениться на тебе.

– Как-то неприятно получить это, – ткнула Ирка пальцем в бело-черное изделие из плюша. – Вроде намекнули: ты уродина, жирная, словно коровища.

– Никогда! – затрясла я головой, отчаянно пытаясь выгородить глупого садовника. – Ваня тонкий человек, нежный! Корова – это прекрасно. Вот если бы он преподнес тебе собаку, тут следовало огорчиться.

– Почему? – насторожилась Ирка. – Чем милый песик хуже жвачного чудища?

Я тяжело вздохнула, всегда страдаю из-за своего желания помочь людям. Ну сколько раз Аркадий твердил:

– Мать, не лезь с дурацкими предложениями, не кидайся таскать людям каштаны из огня, сами разберутся.

Ан нет, вечно в Дашутке поднимает голову бывший педагог, заставляющий кричать во все горло: «Постойте, делаете не так! Сейчас помогу».

Вспомнить хотя бы ситуацию с Зайкой, ведь я сразу предложила ей воспользоваться системой «Юнистрим», а она отказалась. И что вышло, а? Правда, в конце концов Ольга поняла, кто прав!

Ну подарил глупый Ваня обидчивой Ирке кружку с надписью «Козел» и набитую синтепоном корову с прошлогодней шоколадкой! И что? Я-то тут при чем? С какой стати занялась улаживанием чужих взаимоотношений? Милые бранятся – только тешатся. Но я, как обычно, не удержалась и вот теперь, вместо того чтобы мирно плюхнуться в кровать в обнимку с детективом и с шоколадкой, вынуждена плести очередную невероятную историю, на этот раз про собаку.

– Видишь ли, Ира, – с самым серьезным видом заявила я, – если корова для древнего русского человека являлась символом семейной жизни, стабильности и порядка, то собака наоборот. Как ни прискорбно мне, любительнице четвероногих, осознавать сей факт, но псы считались… э… вестниками развода, разрыва отношений.

– Скажите пожалуйста! – восхитилась Ирка. – Как вы много знаете, прямо как Аркадий Константинович.

Я приободрилась. Сравнение с Кешей – это в устах Иры как вручение ордена. Домработница обожает нашего адвоката, с особым тщанием убирает его кабинет и при этом никогда не перепутает ничего на столе, ухитряясь вытереть пыль, не перемешав многочисленные бумаги.

К слову сказать, если я, почти сорвав от натуги связки, бесконечно повторяя ей: «Смахни грязь в моей спальне с тумбочки», добьюсь своего, то потом стопроцентно не обнаружу на прикроватном столике ничего из ранее находившихся там предметов. Бутылка с минеральной водой окажется на подоконнике, шоколадка в комоде, книга невесть почему в платяном шкафу, а будильник очутится на ковре. Правда, середина тумбочки станет блистать чистотой. Только края все равно останутся серыми от пыли.

С Аркашкой подобных казусов не происходит. Он никогда не кричит: «Ира, приведи в порядок кабинет». Нет, каждое утро домработница с остервенением принимается чистить обожаемое хозяином помещение. Уходя, она восстановит нарушенный статус-кво, кабинет будет выглядеть восхитительно: вылизан до блеска, и все лежит на своих местах. Остается лишь удивляться, почему, войдя в мою спальню, Ирка теряет замечательную аккуратность.

– Хорошо быть образованным человеком, – вздохнула Ира и благосклонно посмотрела на плюшевого монстра.

Преподаватели на самом деле страшные люди, с ними очень тяжело в быту, потому что ремесло учителя предполагает некое занудство. Вы сначала должны объяснить человеку нечто новое, потом повторить, а затем обязательно проверить, запомнил ли обучаемый материал.

Зная о своей манере бесконечно повторять одно и то же, я борюсь с ней и, как правило, высказавшись один раз, следующие «варианты» проговариваю про себя. Но сегодня, потеряв от усталости бдительность, заявила:

– Значит, Ира, ты поняла, что корова в нашем случае лучше собаки? Бери подарок и похвали Ивана.

– Ну, – завела было домработница, – если так, то…

– Чегой-то? Простите, никак не врублюсь, – перебил невесту садовник. – О какой корове идет речь? Думал сначала, Дарь Иванна буренку купить решила, ан нет. О чем толкуете-то?

Я ткнула пальцем в игрушку.

– О ней! Или успел позабыть, что подарил Ире?

– Я?

– Ты, конечно.

– Дык кружечку принес!

– Понятно. Но еще и плюшевую Зорьку, – напомнила я.

– Кого?

– Корову!

– Где? – начал в испуге оглядываться Ваня.

– Вот она, перед тобой, на столе. С шоколадкой.

– А-а-а, – с явным облегчением закивал садовник, – это?

– Верно.

– Мой сувенирчик?

– Точно.

– А почему вы его коровой называете? – ляпнул Иван.

Я потеряла остатки терпения.

– Господи! Черно-белое животное, с длинным хвостом, голова с рогами! Ну не слон же оно.

– Это собака, – растерянно сообщил Ваня, – породы далматин.

Ирка насупилась, я вздрогнула.

– Далматинец?

– Ну да, – пожал плечами садовник, – черно-белый, с хвостом. Каким же ему быть?

– Но ты же сам пару минут назад признал, что принес корову, – взвыла я.

– Кто?

– Ты.

– Я?!

– Нет, я! – вылетело из моего рта. – Просто с ума сойти.

– Вы? – вытаращил глаза Иван. – Вы принесли корову? Ой, беда! И где она? Кто за ней ухаживать станет?

Меня стало подташнивать.

– Это что? – ткнула я пальцем в пятнистое чудище.

– Дык пес.

– Почему с рогами?

– Господь с вами, Дарь Иванна, – жалобно проныл Иван, – то же уши! Торчат вверх.

Я уставилась на длинные трубочки, приделанные к голове монстра, и топнула ногой.

– Рога.

– Уши.

– Рога!!! – стояла я на своем.

– Уши, – вдруг тихо протянула Ирка. – Рога черно-белыми не бывают.

Я заморгала. А и вправду! Следовательно, «оно» не Зорька, а Рекс!

– Значитца, Ванечка, ты мне от ворот поворот даешь? – уперла руки в боки Ирка. – Только что Дарь Иванна хорошо про древнерусскую традицию объяснила. Или я не поняла чего?

Воспользовавшись тем, что домработница жестким, словно работающее сверло, взглядом уперлась в несчастного кавалера, я тихой мышкой шмыгнула на лестницу. Все, больше не могу, пусть разбираются сами, моя фантазия иссякла. Хотя можно было бы надоумить сейчас Ваню сказать: «Я по национальности шотландец, у нас свои традиции. Мы дарим невестам собак».

Глава 26

Утром я деликатно постучала в заднюю дверь особняка Смоляковой. Мне пришлось довольно долго скрести дорогую панель из цельного дуба. В конце концов наружу выглянула встрепанная Лиза.

– Какого черта шумишь ни свет ни заря? – рявкнула она. – Ты кто?

– Ваша поломойка, простите, конечно.

Невестка Смоляковой закатила глаза.

– О боже! Чего ночью приперлась?

– Так девять утра! – вырвалось из меня.

Лиза нахмурилась, потом повернула голову и заорала:

– Райка, блин, дура, ты где?

– Бегу, бегу, – послышалось издалека, и в тамбурчик наконец, запыхавшись, вылетела домработница.

– Объясни этому чучелу, – отчетливо произнесла Лиза, – во сколько следует являться в приличный дом. Кстати, ее на анализы отправляли? СПИД, гепатит, сифилис, глисты, а? Райка, отвечай!

– Конечно, конечно, – начала кланяться Раиса, – простите.

Лиза скривилась и быстро ушла. Я вдохнула оставшийся после девушки запах дорогих духов и привалилась к косяку. Слава богу, всего лишь прикидываюсь поломойкой и могу не обращать внимания на слова Лизы, но представляю, каково бы пришлось на моем месте бедной женщине, вынужденной от безнадежности служить в чужих людях.

– Чего притаилась? – вздохнула Рая. – Входи, не обращай внимания. Тут у нас буря в пустыне, кошмар стоит. Лиза с Никитой ругаются, а Ника из себя главу семьи корчит, села у стола и зудит: «Неправильно кофе подаешь, я тут теперь хозяйка…»

Нервную речь Раисы прервал звонок в парадную дверь.

– Открой немедленно! – разнесся по дому визг Лизы. – Живо, верти задом! Райка!

Домработница бросилась в коридор, успев велеть мне:

– Переодевайся.

Я открыла шкафчик и переоблачилась в форму, а из передней для гостей летел тем временем злой дискант Лизы:

– Охренеть прямо! Сказано же было: после полудня, мы только в три утра до кровати добрались… Какого черта!

В ответ послышались тихое бормотание, потом мягкий баритон Никиты:

– Право, не обижайтесь, Лизавета очень переживает, оттого и несет невесть что.