Да только и я не бедствую, спасибо родителям. А перспектива подобных отношений не для меня. Не говоря уже о том, что даже мысль о близости с ним противна телу.
Но пришлось улыбаться и договариваться. И подавить внутри резкость, чтобы мягко отказать.
Даже не знаю, зачем сказала Андрею о ресторане. Словно подтолкнуло что-то в его словах признаться: у меня есть жизнь без него. Захотелось дать понять, что могу быть не одна. Отрезать, наконец, мысли о нем, не отпускающие по ночам. Ведь сам-то он точно себя одиночеством не истязает, знаю я Шибуева.
А получилось, что разменяла себя, как дешевку.
И зачем только спросил?
Я вздыхаю, все еще глядя на сотовый. Телефон отреагировал на два входящих и замолчал. Да уж, Шибуев не Феликс и не Захаров, названивать не будет. Не привык он.
Последние дни обменивались короткими сообщениями. С его графиком работы в двух клиниках сильно не поболтаешь, разве что при встрече. Спасибо, что находит время на школу приемных родителей.
Только сегодня хотела позвонить и сказать, что буду благодарна ему всегда… И на тебе.
Поговорили.
Я иду в душ и смываю с себя прошедший день, вместе с водой избавляясь от чужих прикосновений и эха натянутых улыбок. Разговор со спонсорами вымотал, но был необходим. Это как приток свежего родника в серой зыби детской действительности.
Чем ощутимее бремя ответственности, тем поиск активнее. Только окунувшись в эту ответственность, и понимаешь, в скольких вещах нуждаются дети. Не только в человеческом внимании, в отдельной чистой постели и в теплом доме. Но и во впечатлениях, в моментах радости, в живых эмоциях. Во всем том, что, возможно, оставит след в детской памяти.
Так что поиск спонсоров и призыв последних к благим делам – дело необходимое и тонкое, сродни искусству. Открыть дверь к человеческой душе не так-то просто.
А души бывают разные, и цели благих дел – тоже.
Я ужинаю, болтаю с родителями и ухожу к себе. Какое-то время лежу в одиночестве с книгой, пока мысли снова не возвращают меня к Андрею.
«Светка, если ты так хочешь мужика, могла бы и мне сказать. Ты знаешь, что я не против. В прошлый раз тебе понравилось».
Да, понравилось, ну и что? Не понравилось после смотреть на себя в зеркало. Помнить нас, сумасшедших и жадных. Запомнить удовольствие, пронзившее обоих, а после – душевную пустоту. Потому и расставание вышло молчаливым, потому что между двумя должно быть «после». А тут что скажешь, когда уже все сказано «до».
Как все легко у него. Даже обидно, что я не могу жить с такой же философией. Насколько бы все оказалось ярче и проще.
Физиология, и ничего больше. Уж Шибуев-то знает в этом толк.
Да что он вообще понимает?!
Дурак!
С этими мыслями я засыпаю, чтобы через несколько часов проснуться от тихого голоса отца, ворвавшегося в сон:
– Света? Дочка, проснись! Андрей пришел.
– Что? Кто?
Я поворачиваюсь, приподнимаю голову, но снова ложусь на подушку, не понимая, о чем папа говорит. Не отпускаю сон, в котором снится что-то приятное, уволакивающее меня в сладкое забытье.
– Света, – рука отца упрямо касается плеча, – я говорю, Андрей пришел. Куда мне его положить?
– Кто пришел?! – ну наконец-то я просыпаюсь. Сажусь в кровати в пижаме, касаясь ладонями лица. – Какой Андрей? Что… что ты сказал с ним сделать?
– Муж твой, говорю! Пока еще стоит в прихожей, но, кажется, надолго его не хватит, – отец, оглянувшись, с сочувствием приподнимает брови. – Он там того… Похоже, немного перебрал.
– Что?!
– Дочка, ты выйдешь, или мне самому Андрея по-тихому уложить? Судя по всему, ему не очень хорошо.
– Постой, зачем? Ничего не пойму… – Сонные глаза распахиваются. – Он что, пьян?! – наконец догадываюсь.
– Ну-у скорее да, чем нет, – разводит руками отец, и я, отбросив в сторону одеяло, вскакиваю с постели и устремляюсь из своей спальни в прихожую. Как была – в пижаме, босиком и со спутанными ото сна волосами.
Андрей стоит, держится рукой за стену, и при виде меня оскаливается широкой, белозубой улыбкой. Ну конечно же он встрепан и пьян. Еще как пьян! Воротник футболки-поло изорван, волосы взлохмачены. На сбитых костяшках пальцев и на губах виднеется кровь.
Господи, да у него и на щеке, и на шее грязные красные полосы! Ужас! Как его охрана такого в дом-то пропустила?
Хотя чему я удивляюсь? Он здесь с детства околачивался. До сих пор у Витьки Артемьева в друзьях. Кто же не знает Шибуева?
– Ну вот, сама видишь, каков наш огурчик! – громко вздыхает за плечом папа. – Нет, Света. Я бы его в таком виде домой не отпустил!
Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Такого гостя наш дом еще не помнил. А как стыдно-то!
Но у меня получается сказать спокойно и тихо.
– Ты иди, пап. Отдыхай. Я с Андреем сама разберусь.
Папа колеблется, но спрашивает почти весело.
– Уверена, дочка?
– Еще как. Не переживай, уж с этим чудом я справлюсь. А если не справлюсь, то пинками спущу с лестницы!
– Ну, смотри, Светуль. Я пошел! – отвечает родитель, и я удивляюсь, почему у папы голос такой довольный? Пойди пойми этих мужчин. Нет бы вытолкать взашей охламона – туда, откуда пришел. А он – «огурчик»!
Но Шибуев молодец. Держится, пока отец не скрывается в своей комнате, и только потом радостно выдыхает:
– С-сахарок, неужели ты? А я уже думал, что так тебя и не найду!
Я подступаю к парню ближе, и он тут же лезет обниматься.
– Шибуев, ты с ума сошел?! – шепчу в сердцах. – Ты что творишь? – Могла бы – крикнула, настолько я сейчас сердита, но не хочу сестер пугать. – Ты пьян и дрался! Да отстань ты, зараза! Еще целоваться он лезет!
– Вот он тебя получит! Хрен ему! – Шибуев приваливается спиной к стене и хмурится, демонстрируя неприличный жест. – Я ему так и сказал.
– Кому, господи?!
– Но-но, окстись, Сахарок! – он снова криво скалится, пытаясь меня поймать. – Я же это… Андрей я! З-захарову твоему! Нашел гада в «Бангкоке» и дал в морду!
Я от неожиданности прикрываю рот рукой.
– Ты… что сделал? Идиот ты такой! Повтори?
– Дал в морду, чтобы не приглашал чужих жен, куда не следует! А п-почему сразу идиот? – распахивает Шибуев черные глаза. – Солнце, откуда и куда тебе нужен транспорт? Ты скажи. Я орх… орк…тьфу! Организую, во!
С ума сойти! Поиск спонсоров, месяц переговоров, приглашение важных гостей в детский дом – и все насмарку! И что я теперь заведующей скажу? Как в глаза посмотрю, когда этот Захаров перед ее носом хлопнет дверью? У нас же ремонт детских площадок на носу!
И так отец спортивный зал отремонтировал, не могу же я просить его бесконечно!
– Такси, Шибуев! Чтобы отвезти тебя домой!
Андрей обижается. Вздыхает у стены. Покачиваясь, пробует попасть руками в карманы брюк, но, конечно, у него не получается.
– Ну вот, Светка. Я тебя весь вечер искал, а когда нашел, ты меня гонишь… Ты почему не пошла в ресторан?
– Да какой ресторан, Шибуев? Я устала, как черт. Целый день на ногах, еще и ты голову морочишь!
– Но ты сказала…
– Мало ли, что сказала! Вопросы надо меньше задавать, глупые и бестактные! Не спросил бы, не ответила!
Андрей, успокоившись, отирает кулаком губы и находит взглядом дверь.
– Ладно, Сахарок. Я сейчас постою и пойду.
Рядом у наших ног крутится терьер Волька и Шибуев наклоняется, чтобы его погладить.
– Ой, пёсик! Сделай р-р-р-р…
Волька послушно исполняет команду и предусмотрительно отбегает, когда Андрей опасно клонится вперед. Я тут же спешу подхватить его под грудь.
– Да стой ты, зараза! Рухнешь, я тебя потом не подниму!
Я оглядываюсь, думая, как поступить.
Квартира у нас пятикомнатная, и места хватает. Но в одной из спален спят родители, еще в двух Лялька и Умка, и одна моя. Свободной остается гостиная. Но если утром сестры проснутся и наткнутся там на это чудо… А чудо, не дай бог, во сне захочет почесать себе зад… Краснеть за него буду я.
– Идем, Андрей. Я тебе помогу.
– Куда? – Шибуев оживляется. – В спальню?
– Размечтался, – сержусь. – В ванную! Будем мыться! И раны надо обработать. Я тебя такого страшного к себе в постель не пущу!
Вот пьяный, а сообразил. Снова полез руками под майку.
– Ты все-таки решила, что я лучше, да, Сахарок?
– Да стой ты, котяра! Дай хоть разую тебя! Ну и мужа я себе нашла. Алкаш!
– Свет, я не алкаш, я врач. И, между прочим, очень персф… перспективный.
– Угу, – я сажусь на корточки и снимаю с него кроссовки. Пальцы Шибуева тут же находят мои волосы и гладят шею. – Ты мне еще сказку расскажи, про бычка.
Он пробует, но сбивается.
– Не получается, – грустно вздыхает.
– То-то же.
– Я брошу пить, Светка. Хочешь? Совсем!
Хочу ли? Я замираю на секунду. Что-то в этих словах кажется мне настоящим, и в то же время неправильным. Словно у меня на самом деле есть право этого хотеть.
«…в том смысле, что у меня никогда не было и не будет для души. Поверь мне, я как никто знаю, насколько она хрупка. Нет, я не создан для серьезных отношений. Все это просто, на самом деле. Физиология никогда не подводит. Главное четко обозначить границы».
Нет, главное – об этих границах не забыть.
Я встаю и пожимаю плечами:
– Зачем? Пей на здоровье. Мне-то что? Только в следующий раз пьяным ко мне не приходи.
– Что? Неужели я тебе совсем не нужен? – огорчается Андрей очень искренне. – Совсем-совсем, Уфимцева?
Ну вот. Точно, пьян в стельку. В трезвой жизни я теперь для него только Шибуева.
Вот и хочется рассердиться, а смотрю в черные глаза этого кота, и понимаю: не могу.
– Ну конечно же нужен, дурачок! – говорю, что чувствую. – Идем мыться.
Я отвожу его в ванную, раздеваю и сую под душ. Усадив, помогаю вымыть голову. Хорошо, что в доме есть мужчина – мой отец. Шибуев не смущается, а у меня выбор невелик. Если сейчас эти сто восемьдесят семь сантиметров рухнут на пол в ванной или в коридоре, на звук сбежится весь дом.