– Сука.
– Вот и хорошо, что поняла. – Я отпускаю ее и отступаю на шаг, пытаясь унять дыхание. – Девчонка у тебя хорошая, не будешь трогать – человеком вырастет, не в пример тебе. Уж мы постараемся. Завтра же найдешь ее в больнице.
– Что?
– Что слышала! Придешь и скажешь, что уезжаешь. Далеко на север – лечиться от пьянки. Скажешь, чтобы училась, и училась хорошо! Она у тебя книги любит – скажи, пусть читает. И приди трезвая, дай ей запомнить тебя матерью, для которой дочь – это не пустые слова и не способ заработка. И чтобы письма писала! И сыну, и дочери, поняла?! А теперь пошла отсюда, дрянь! Видеть тебя не могу!
Я возвращаюсь во двор детского дома с колотящимся сердцем и на непослушных ногах. Егор подбирает мои босоножки и идет рядом. Десятилетняя Надя берет за руку, прижимается к моему боку, и хлюпает носом все время, пока «скорая» перекладывает Белугу на носилки и увозит в больницу.
– Светлана Анатольевна, а Наташа выздоровеет?
– Конечно, Надя. Обязательно.
– Она больше не убежит?
– Не знаю, – и я правда не знаю.
От группки взволнованных воспитателей, окруженных детьми, отходит заведующая, подходит ближе и просит.
– Светочка, Ираида уехала, запри медпункт, пожалуйста. И останься сегодня на часик после работы, очень прошу! Сама понимаешь, надо успокоить детей – Белугина сильно травмировалась, и все на их глазах.
– Хорошо, Ольга Владимировна. Конечно.
Я поворачиваюсь, чтобы окликнуть Егора. Где-то у паренька моя обувь, но почему-то не могу найти его взглядом. Жара, волнение и перенесенный стресс – все в один момент подкатывает к горлу, заставляя ощутить приступ острой тошноты. Слабость накрывает с головой, и воздух кажется настолько плотным, что его не вдохнуть.
– Светлана Анатольевна, вам плохо?
– Что?
– Вы побледнели. Светлана Анатольевна!
Да, мне плохо. Мне вдруг становится настолько нехорошо, что даже не получается устоять на ногах. Только удивиться, что я, кажется, первый раз в жизни теряю сознание.
– Егор, помоги… – успеваю сказать, чувствуя, как подламываются колени, и слышу крик:
– Помогите!
– Ну, наконец-то она пришла в себя. Света, ты меня слышишь? Света?!
– Да, Ольга Владимировна, слышу…
Я прихожу в себя, словно выныриваю со дна темного океана на свет, и в глаза сразу же бьют солнечные лучи.
– Дети, кто-нибудь принесите скорее Светлане Анатольевне воды и мокрое полотенце! Светочка, ну и напугала же ты нас! Сначала Наташу забрали, потом тебе стало плохо, а у нас даже номера телефона твоего мужа нет!
Я лежу на лавочке, куда меня положили руки воспитанников, жмурюсь от солнца, прикрывая глаза ладонью. Слабость в теле ужасная, на висках выступила испарина, а сердце так частит, словно зашлось в испуге.
– Зачем, – я пробую сомкнуть сухое горло. – Зачем вам его номер?
– Как зачем? Позвонить, конечно! Мало ли, что с тобой, а Андрей врач! Я уже хотела бежать звонить твоему отцу – это же надо, не день, а испытание для нервов какое-то!
Я пробую сесть, и у меня получается. Дети приносят воду, и я пью долго и жадно. Найдя руку заведующей, пожимаю ее.
– Не нужно никому звонить, Ольга Владимировна, я сама…
– Что ты сама, детка? – женщина старше меня на двадцать пять лет, ей можно простить и детку. Мы все здесь для нее воспитанники.
– Всё сама. Всё.
Голова кружится, но мне уже лучше и, выровняв дыхание, я встаю. Держусь за виски, пытаясь сосредоточить взгляд: такого со мной еще никогда не случалось, чтобы мурашки в глазах. Когда в наследство от родителей получаешь крепкое здоровье, странно вдруг ощутить себя слабой.
– Давай-ка я отпущу тебя сегодня домой, Светочка, – качает головой заведующая. – Не нравишься ты мне.
– А как же вы тут сами?
– Ничего, справимся. Старшие дети помогут. А ты иди, Света. И все-таки позвони мужу, будет лучше, если Андрей тебя заберет.
Мне не хочется оставлять детский дом в такой момент, дети излишне взбудоражены, о Наташе пока никаких вестей, но силы не возвращаются, и я уезжаю домой.
Конечно же никому не звоню. Приезжаю в квартиру Шибуева, где, запершись, наконец остаюсь наедине со своими мыслями. С тем, что меня пугает.
Я живу в доме Андрея уже две недели, обустраивая его, как настоящая хозяйка. Возвращаюсь сюда каждый вечер и провожу в одиночестве ночи. Комната Андрюшки готова, холодильник полон, вещи Шибуева лежат на видных местах, словно мой муж вот-вот вернется с работы к своей счастливой и любящей жене. Я даже ковер в прихожую купила уютный и поставила в углу мужские тапочки – надеюсь, хозяин мне это простит.
Я строю иллюзию семьи и дома изо всех сил, настолько убедительно, что иногда и сама боюсь забыться. Строю, с каждым днем все больше пугаясь собственной одержимости. Жду с нетерпением, когда заберу мальчика, и понимаю, что ломаю жизнь Андрею. Ту легкую и свободную жизнь Шибуева, в которой он был никому и ничем не обязан. Которой он жил до меня и жил бы после.
Честное слово, я и подумать не могла, что все окажется куда сложнее фиктивных документов.
Я захожу в ванную комнату и становлюсь под душ, смывая с себя прошедший день. Надеваю халат и долго смотрюсь в зеркало, проводя полотенцем по мокрым волосам. Вглядываюсь в знакомое отражение девушки, в лицо без косметики – болезненно-бледное, похудевшее, и в растерянные глаза.
Что со мной могло случиться? Что сегодня произошло? Куда исчезла сильная Светка Уфимцева? Всего мгновение, и я сломалась спичкой. Легко, словно исчезла.
А что, если я, и правда, исчезну? Навсегда? Ведь это не солнце и не нервы виноваты – себе-то я могу признаться. Что-то происходит со мной, что отбирает силы, заставляя чувствовать слабость и тошноту. Неуверенность и страх.
Заставляя думать о странных вещах. Что будет, если я возьму Андрюшку, а меня не станет? Что, если, избавившись от кокона, научившись заново улыбаться, он вновь останется в этом мире один?!
Нет, мои родители никогда его не отдадут, и вырастят, как родного, но для малыша это станет настоящим потрясением.
Аппетита нет, голова снова кружится. Я вхожу босиком в спальню, задергиваю шторы и сворачиваюсь на кровати клубком. Закрываю глаза, забывшись… Всего пять минут отдохну, а потом перезвоню Андрею. Надо узнать, как обстоят дела с обследованием Андрюшки.
– Света?! Света…
В комнате полутемно, и я вздрагиваю, не сразу узнав мужскую фигуру, склонившуюся надо мной. В этой квартире я успела привыкнуть к одиночеству.
– Андрей, ты?
– Я. Ты не отвечала на мои звонки, и я сам открыл дверь. В детдоме мне сказали, что с тобой случился обморок, и ты уехала домой. Почему ты мне не позвонила? Как ты себя чувствуешь?!
Он только успел задать вопросы, а его рука уже легла на шею и скользит под волосы. Андрей наклоняется, пробует губами сначала лоб, затем висок. Опирается коленом о постель, почти накрывая собой.
Под халатом я обнажена, и это ощущается неожиданно интимно.
– Шибуев, что ты делаешь?!
– Температуры нет, но пульс пониженный. Похоже на потерю сил. Ты никогда не страдала анемией? – он резко встает, чтобы раздвинуть шторы. Вновь возвращается, садится на кровать. – Посмотри на меня, Света, я хочу увидеть твои зрачки.
Ему бесполезно сопротивляться, да я и не успеваю. Руки Андрея вновь касаются моего лица и плеч. Он приподнимает меня, чтобы подложить под спину еще одну подушку.
– Ты смеешься? Какая анемия с моим ритмом жизни и аппетитом?
– Даже не думал. Судя по всему, у тебя упало давление, и мне хотелось бы понять причину. Что ты чувствуешь? Шум в ушах? Судороги? Боль в сердце? Тошнота, дрожь, холодный пот. Что беспокоит, Света?!
– Ничего. Я совершенно точно жива, Андрей.
– Подожди, где-то здесь должен быть тонометр!
– Ох, не надо…
Давление оказывается низким, и Шибуев не дает мне встать. Просит, на минуту отлучившись в ванную комнату, чтобы вымыть руки:
– Дашь мне тебя осмотреть? Подмышки, живот. У тебя точно нигде не болит? – протянув ладонь, накрывает ею холодные пальцы ног. Всматривается в лицо.
Я изумляюсь, действительно чувствуя слабость.
– Да ты шутишь?
– Я разве похож на весельчака? – черные глаза не смеются. Напротив, они смотрят очень обеспокоенно.
– Нет, не дам! – я поджимаю ноги и туже запахиваю на груди халат. – Со мной все в порядке, Андрей. Просто нервы сдали. У нас сегодня девочка из окна выпрыгнула – Наташа Белугина. Десять лет всего, вот мы и переполошились. Но, слава богу, она жива.
– Да, слышал. Это ужасно. Завтра я сам к ней зайду.
Андрей достает из кармана сотовый и нажимает набор. Не подносит к уху, просто вслушивается в тишину в квартире.
– Света, где твой телефон? – задает вопрос. – Ты меня напугала, я не мог до тебя дозвониться.
Странно, но эта тишина в квартире с его появлением словно истончилась. Как все-таки приятно оказаться не одной. Хотя я вряд ли завтра в этом признаюсь.
– Не помню. Наверно, в машине оставила, – и я на самом деле не помню. Сейчас я хочу одного – закрыть глаза и снова уснуть. Но рядом Шибуев, и пульс учащается. В ответ на черный взгляд память настойчиво подсовывает картинки воспоминаний.
Андрей протягивает руку и ласково гладит меня по волосам. Смотрит внимательно, и я неожиданно краснею под его хмурым, задумчивым взглядом.
– Перестань, Шибуев, ты меня смущаешь.
– Не перестану.
– Андрей…
– Светка, я испугался. Почему ты всегда от меня бежишь? Почему хочешь казаться сильнее, чем есть на самом деле? Я ведь рядом, тебе ничего не стоит меня позвать. И я знаю тебя, как никто. Так почему я узнаю все от чужих людей? О том, что тебе нужна помощь? Может, нам стоит пересмотреть условия в нашем договоре, и больше доверять друг другу?
Ох, что-то мне подсказывает, что это опасная тема. И нотки упрека, звучащие в голосе Андрея, – опасные, потому что попасть на их крючок легко, а что потом?