– Ну зачем ты так, Андрей?
– Ничего не хочешь мне сказать?
– Хочу. Думаю, что хочу.
– Говори.
Я замечаю на столе открытую бутылку коньяка и сигареты. Внезапно догадываюсь:
– Ты что, пил? Поэтому сердишься?
Шибуев склоняет голову и отпускает злой смешок, такой же сухой, как его горло. Я слышу в этом смешке досаду, словно я своим вопросом обманула его ожидания.
– Еще нет, но напьюсь. Сначала хочу услышать, что ты мне скажешь. Что еще захочешь от друга.
– Ничего больше, Андрей. Ты дал мне все.
– И тем не менее кто угодно, лишь бы не я, да, Светка? – усмехается Андрей. – Этот новый друг Рыжего лучше меня?
Не лучше. Ни капли не лучше. Он совершенно чужой и малоинтересный мне человек.
Но ревность, прозвучавшая в упреке, неожиданно отзывается в моих словах виной.
– Я его первый раз вижу. Это был просто танец.
– Меня ты знаешь всю жизнь, Уфимцева, так почему у нас с тобой ничего не просто? И не друг, и не муж, кто я для тебя? Случайный любовник?
Я подступаю к Андрею совсем близко, поднимаю руку и медленно провожу ладонью по рубашке – там, где лопатка. Задерживаю пальцы на спине, не в силах оторвать. Интересно, будут ли мои дети похожи на него? Унаследуют ли его улыбку?
Я помню Шибуева мальчишкой – самым умным, и при этом совершеннейшим шалопаем с заразительным смехом, для которого были не писаны правила. Справлюсь ли я с ними, если они унаследуют его характер?
Мышцы под моей ладонью внезапно твердеют. Андрей сжимает руку в кулак и кладет на перила балкона.
– Играешь со мной, Светка? Щупаешь, насколько глубоко проникла? Ты как собака на сене, сама не знаешь, чего хочешь.
– А ты, Андрей? Ты знаешь?
Он отвечает не сразу. Сует руку в карман брюк в поисках сигарет, но пачка лежит на столе, и Шибуев чертыхается.
– Я был готов попробовать, пусть и не сразу это понял, но ты не оставила мне и шанса. Сегодня я не застал тебя дома. Твои планы редко совпадают с моими. В своей жизни ты предпочитаешь все решать сама. Как в тот вечер, когда просила не лезть тебе в душу.
Андрей секунду молчит.
– Сильная Уфимцева, ей нужно все или ничего, третьего не дано. Она боится предательства и видит людей насквозь. Ведь так? – Он поворачивается и смотрит на меня, словно видит впервые. – Ты не хочешь испортить мне жизнь, и ради этого готова всеми силами не пустить в свою. Так где мое место в той жизни, что мы с тобою создали?
Вопрос справедливый, и темные глаза ждут честного ответа.
Если бы получилось легко на него ответить.
– Андрей, я не знаю. Мне казалось, что знаю, но нет. Ты слишком любишь свободу, чтобы я не боялась решиться. Ты прав, мне нужно все или ничего.
– Так почему сейчас ты здесь? Почему не осталась там, в зале, с другим? С которым все просто. Почему однажды ты пришла именно ко мне?
Мы стоим близко, смотрим в глаза, а теплый ночной ветер овевает наши напряженные лица. Я и не заметила, когда подняла руку и опустила ее на грудь Шибуеву. Сейчас стук его сердца кажется продолжением моего собственного, забившегося в груди, и ответить не получается.
Андрей накрывает мою руку своей ладонью и сжимает пальцы, натягивая желваки на скулах.
– Светка, ты вынимаешь душу, а она у меня есть. И в ней, как оказалось, есть место не только сочувствию. Ты сказала, что я дал тебе все, а что собираешься взамен дать мне ты?
– Андрей, я тебе обещала…
– Только не говори о свободе. Она у меня всегда была. Тебе не кажется, что это не совсем справедливо?
– А что ты хочешь?
– Для начала услышать правду. Не от других, от тебя.
Я молчу. Я хочу сказать, и не могу. Как начать? С чего начать? И почему его вопрос звучит так странно, словно он уже обо всем знает?
Так неужели знает?
Андрей снимает с груди мою руку и отпускает. Пальцам тут же становится холодно, несмотря на летний вечер. Им хочется вернуться в жар, в теплую ладонь Шибуева, потому что от потухшего карего взгляда у меня холодеет спина.
Я не права, но даже понимание этого не позволяет мне произнести признание. Это какой-то психологический барьер, через который не переступить. Клин, эгоизм, фобия – как хочешь назови – которая кричит мне, что он ничего не знает о беременности. Что речь совершенно о другом. «Молчи, пока не увидишь своих детей живыми и здоровыми. Молчи, иначе все обернется дурным сном. Это только твое!»
А если ему это не нужно? А что, если твое счастье поломает ему жизнь? Ты столько лет верила в невозможность материнства. Молчи!
Господи, помоги мне произнести хоть слово!
В глазах Шибуева обида обретает дистанцию. Не сделав ни шагу, я чувствую, как он отдаляется. Натягивает на знакомое тело оболочку чужого человека, чтобы сказать мне:
– Значит, так и не услышу. Я не ошибся, и ты действительно ничего не собиралась мне говорить о том, что в положении. Я оказался достоин стать твоим фиктивным мужем, но не отцом твоих будущих детей. Так, Светка? Знаешь, эта новость заставила меня просидеть у твоего подъезда всю ночь – хорошо спала? А вот я не очень – догадки мучили. Через неделю операция у Андрюшки, а что потом? Что ты собиралась делать потом? Уехать? Сбежать? Чтобы я никогда и не узнал об их существовании?
Мне наконец-то удается очнуться.
– Нет, Андрей! Конечно же нет! Глупость какая. Просто… я не могла поверить, что это случилось со мной. И до сих пор не могу! Это же чудо…
– Да, чудо, я понимаю. И мы могли бы удивиться этому чуду вместе. Пусть как друзья, но могли бы. Восемь дней ты знала и молчала, не отвечала на вопросы о своем самочувствии и не давала тебе помочь. Не подумала, что для меня это тоже важно.
Я дал тебе свою фамилию и стал отцом маленькому Андрею, ты живешь в моем доме, как моя жена, но самому мне места в твоей жизни нет. Ты не хочешь замечать, что если бы только захотела, я бы жил для тебя. Да, я не смог тебе ответить – там, в квартире, потому что никогда не бросал этих слов на ветер. Но я бегу к тебе, как только ты зовешь, с тех пор, как нам исполнилось тринадцать.
И даже если не зовешь – тоже бегу. Что тебе нужно, скажи, сделаю! Светка, – Шибуев внезапно хватает меня за плечи и притягивает к себе, – это жестоко! Да, я готов был запутаться в сказке, которую ты придумала. Оказалось, что у меня тоже есть представление о семье, так почему?
– Андрей, я…
Он вдруг обхватывает руками мой затылок и запускает пальцы в волосы. Запрокинув голову, целует крепко и глубоко, давая в полной мере ощутить горечь своей обиды. Не отпускает губы, позволяя сквозь обиду проступить жару и голоду.
Шибуев тяжело дышит, когда наконец опускает руки и отступает от меня.
– С нашей первой ночи у меня никого не было, кроме тебя. Я пытался стать тебе и мужем, и другом, а в итоге оказался ни тем и не другим. Удобным приложением к личному счастью Светланы Уфимцевой. Будет тебе семья, Светка, какую ты хотела. Ты – счастливая мать, и фиктивный муж, который по договору свободен, как ветер. С этого дня я тебе школьный друг по звонку. Звони, когда понадоблюсь. Постараюсь найти время в своей личной жизни. В той жизни, которой жил до тебя!
Андрей берет со стола бутылку коньяка, сигареты, и уходит, оставив меня одну. Из спальни и прочь из квартиры Рыжего.
Губы горят от его поцелуя, плечи от рук, а сердце… Сердце болит от слов и щемит от потери. Он прав, я получила все, что хотела, так почему слезы бегут из глаз?
Он спросил меня: «Почему однажды ты пришла именно ко мне?»
Да потому что это не мог быть никто другой, только он!
Я закрываю рот ладонью, пряча в себе громкий всхлип.
Господи, какая же я дура! Упрямая и эгоистичная, права мама. Но как же иногда сложно быть взрослой дочерью.
Я еще долго не ухожу с балкона спальни Рыжего. Смаргивая с глаз слезы, смотрю в ночь, держась за высокие перила, давая теплому ветру осушить лицо.
Сильная Светка Уфимцева на деле оказалась вовсе не сильной. Андрей прав, ее уверенность легко сломалась о собственные страхи.
Вернувшись домой и увидев родное лицо, я наконец-то решаюсь дать новости жизнь и бросить вызов своему праву на ошибку.
– Мама, я беременна. Пожалуйста, помоги мне в это поверить.
POV Андрей
– Ну, здравствуй, Андрей! Будем знакомы. Я – Павел Павлович Шибуев. Для всех – доктор Айболит, для тебя – просто дед Паша. Ну, давай руку, мужичок, поздороваемся, что ли. Похоже, мы с тобой оба влипли!
Это тот редкий случай, когда мой отец, всегда уверенный в себе серьезный человек, волнуется, и смешок выходит сверх меры веселым. А может, ему и правда весело. Во всяком случае, к мальчику он настроен доброжелательно, и меня это устраивает.
А к шибуевском рыку Андрюшка привыкнет – у меня тоже голос не сахарный.
Мама замечает это волнение и тут же касается рукой отцовского плеча.
– Паша, не пугай ребенка! Ну что ты, в самом деле!
– Я его не пугаю, Лера, я с ним знакомлюсь.
– А рычишь, как Серый волк! Не видишь, Андрюшка и так к Андрею жмется. Ты бы с ним поласковее, потише, – просит мама с нажимом в голосе.
Потише – точно не про отца, и он справедливо возмущается.
– Много ты понимаешь, Лера. Вот дождешься внучек, с ними и будешь сюсюкать, а мы – мужчины, между собой сами разберемся. Правда, внучок?
Я держу приемного сына на руках, и он с любопытством и страхом поглядывает на профессора Шибуева. Ну еще бы, тот фигура колоритная. Большой, широкоплечий, с аккуратной бородой и грозными бровями. Такой кого хочешь в ступор вгонит. Больные и студенты у него по струнке ходят, а тут пятилетний ребенок – как не испугаться?
Но волнение и улыбка делают отца мягче, и мальчик это чувствует. Не отвечает, молчит, зато уже не «прячется». Действительно прижимается ко мне, хотя за шею так и не обнял.
Не знаю пока, кто я для него, но точно не чужак. Надеюсь, мы в этом направлении продвинемся.
– Ну, давай, мужичок, посмотрим твою ножку. Что с ней не так. Да не бойся ты, не заберу я тебя у… Андрей, – отец тактично кашляет в кулак и озадаченно шепчет мне: – Как тебя называть-то?