Я не удивляюсь вопросу. Мне еще самому предстоит привыкнуть к тому, что в моей жизни появился ребенок – не на один день, навсегда. И родителям лучше сразу это принять, так всем будет проще. В кулачке у Андрюшки спрятан солдатик, я обхватываю этот кулачок ладонью, встречаясь с мальчиком взглядами.
– Ну а как называть отца парня, который носит фамилию Шибуев? Он теперь наш. Правда, малыш?
Я сажусь на стул и держу мальчика на руках, давая отцу его осмотреть. Я уже провел обследование старой травмы, на столе лежат анализы и снимки, но передо мной человек, которому я всецело доверил бы и свою жизнь, поэтому, не сомневаясь ни секунды, жду от него авторитетное мнение.
Помнится, будучи ребенком и слыша благодарности от больных в адрес родителя, я удивлялся, глядя на его большие, жилистые руки, как можно их сравнивать с женскими? Называть чуткими? Мне они всегда казались сильными и крепкими. Вполне способными наказать своего не самого послушного сына или выкорчевать на даче старое дерево.
Но прошло время, я вырос, и сейчас, наблюдая, как осторожно отец прощупывает голеностопный сустав и детскую стопу, только лишний раз убеждаюсь, что они и в самом деле наделены особой чувствительностью.
Андрюшке так страшно, что он зажмуривает глаза и утыкается лицом в мою шею. Не капризничает и не мешает, ведет себя удивительно по-взрослому, непривычно тихо для пятилетнего малыша. И набирается смелости посмотреть на деда Пашу лишь тогда, когда тот довольно усмехается, погладив его широкой ладонью по голове.
– Вот и все, Андрейка! Не переживай, починим мы тебя. Будешь бегать у нас, как заяц-русак – трусцой и вприпрыжку! Попробуй, догони! У тебя теперь знаешь какой папка – вылечит! Вот увидишь, мать, – отец поворачивает голову к жене, – еще вырастим из парня футболиста! Ну и чего ты смеешься, Лера? – искренне удивляется, когда мама шутливо отмахивается.
– Ой, Паша. Ты и из сына своего собирался звезду футбола вырастить. А сам его так ни разу на футбольный матч и не сводил.
– И что же? У каждого свое призвание. Зато мой сын в одиннадцать лет мне палец на ноге прооперировал, когда в него скоба попала. Согласись, это же интереснее!
– Вот-вот, я и говорю. А все начнется с того, что примешься Андрюшку учить, как правильно ссадины обрабатывать, и показывать ему микробов в микроскопе.
– Кстати, Андрей, как там Светлана? Как себя чувствует? – интересуется отец, садясь за стол, за которым мы недавно обедали, и слышит от меня правдивый ответ:
– Неважно.
Я просил родителей не беспокоить Уфимцеву, не затрагивать личные темы, и пообещал все объяснения оставить на потом. Но вижу, что ожидание им дается с трудом.
Думаю, мать уже звонила Свете, хотя и не признается. Я все еще помню ее слезы обиды, слова укора, молчание, а потом внезапное объятие и полные счастливого неверия глаза – как бы ни было, а матери новость пришлась по вкусу. Потому и не верю, что она удержалась в границах своей территории.
«Ну ты у нас и орел, Андрей. Так наградить девочку. Горжусь! Но по-хорошему, стоило бы вам обоим оторвать головы – это же надо, до чего они додумались! Придумали себе фиктивный брак! Хорошо, что природа вас обоих по носу щелкнула. И поделом! Я бы на ее месте таких умников еще разок подобным образом наказала, годика так через три, чтобы поумнели!»
Не мама – шутница. И посмеяться бы, а не смешно.
Я прошу родителей попрощаться с мальчиком, и мы уходим. У нас еще есть два часа времени на прогулку, но в руке пакет с подарками, сегодня хороший солнечный день, и я привожу Андрюшку в тихий сквер.
Расположившись на скамейке, распаковываю с ним игрушки и не могу сдержать улыбки, когда он с любопытством садится ко мне ближе. С открытым ртом наблюдает, как я верчу в руках трансформер-бульдозер, пытаясь понять, под какое чертово колесо всунуть руку-ковш, чтобы это стало похоже на машину? Искренне удивляясь чужой фантазии – как можно было придумать подобную чушь?.. Однако эта чушь, похоже, нравится моему приемному сыну, а значит, понравится и мне тоже. Сам я в детстве терпеть не мог машины.
Я говорю за двоих, и за двоих же отвечаю. Предлагаю и принимаю решения. Правильно, вместе играть оно веселей.
Мальчишка кусает губы, улыбается, без страха заглядывая мне в лицо, и я верю, что когда-нибудь у нас с ним случится настоящий диалог.
Мы возвращаемся немного припозднившись. Я не открываю дверь своим ключом, жду, когда на пороге появится Светка, и она появляется в дверях – похудевшая и бледная, как никогда.
Что бы между нами ни произошло, а мне странно видеть и ощущать себя причиной ее недомогания.
Андрюшка тут же ныряет к ней, обхватывает за бедра, и только прильнув к той, что стала ему матерью, оборачивается и смотрит на меня, словно ждет, что я войду следом.
– Привет, мой хороший. Как погуляли? – улыбка у Светки выходит очень мягкой, а руки тут же находят ребенка, но взгляд обращен ко мне.
– Можно войти?
– Входи, конечно, – она отходит в сторону, пропуская меня в прихожую.
– Я на минуту.
В квартире привычно пахнет Уфимцевой – чем-то цветочно-ванильным и теплым, что навевает мысли об особом виде покоя, какой может быть возле твоей женщины, и тишине.
Мне кажется, что с появлением Андрюшки этот дом стал еще уютнее. И мысли эти, уже привычные, снова царапают горло.
Я вынимаю из кармана бумажник, достаю из него деньги и кладу на полку в прихожей.
– Это вам.
– Зачем, Андрей? – удивляется Светка. – Не надо.
– Мне их не на что тратить, а ты с ребенком и не работаешь. Тебе нужнее.
– Андрей…
– Только не говори о своем отце. Ты живешь под моей фамилией. Точка.
– Не буду. Вообще-то, я хотела предложить тебе чай.
Не знаю, чего я жду, остановившись в дверях и хмуро глядя на Светку. Возможно, все еще ответа на вопрос: почему?..
Глаза у Уфимцевой потрясающие – небесно-голубые, большие и чистые. Родные глаза. Не удивительно, что Андрюшке нравится в них смотреть.
Интересно, унаследуют ли их мои дети? А чувство юмора? Как же давно мы оба не смеялись. Я бы сейчас с удовольствием рассмеялся какой-нибудь глупой шутке, просто уткнувшись лицом в ее волосы.
Я думаю о смехе, а сам вспоминаю свадебную ночь, и обнаженную, взмокшую Светку подо мной. Как входил в нее, целуя грудь.
Черт, это не лечится. Я уже устал разбиваться об это воспоминание.
– Как ты себя чувствуешь, Света?
– Терпимо. Бывало лучше.
– Звони, если что. Телефон ты знаешь.
– Значит, не останешься? – Она спешит не совсем уверенно добавить. – На чай?
Я нервно сглатываю, чувствуя, как в горле рванулся кадык. Мне вдруг кажется, что это всего лишь дань вежливости.
– Мне надо в клуб, друзья ждут. И что-нибудь покрепче чая. Например, глоток свободы. Извини, в другой раз.
Я спускаюсь на лифте во двор, но уйти не спешу. Сначала останавливаюсь, чтобы закурить сигарету, а затем сажусь на лавочку возле детской площадки. Сунув руки в карманы брюк, долго смотрю, как играют чужие дети.
Должно быть, Светка замечает меня в окно – здесь весь двор, как на ладони. Потому что спускается с чашкой кофе, передает ее мне в руки и садится рядом.
– Ну и как клуб? – спрашивает, глядя перед собой.
Я пожимаю плечами, не удивившись ей.
– Ты разве не видишь? Весело.
– А напиток? Я сделала покрепче.
Кофе горячий и приятный на вкус. Я отпиваю несколько длинных глотков, прежде чем опустить чашку на скамейку.
– Годится.
– Что-то твоих друзей не видно. Сами разбежались, или прогнал?
– Прогнал. У меня тут, видишь ли, интим намечается. Отвлекают.
– Ясно, – Светка заправляет прядь волос за ухо. Смотрит коротко, чтобы снова отвернуться. – Теряешь сноровку, Шибуев. Целый час в клубе, и только намечается? – усмехается. – Раньше тебе хватало куда меньше времени, чтобы заполучить девчонку. Помнишь ваш спор с Беленко в выпускном классе? Тогда даже я сомневалась, что вам удастся поцеловать ту хорошенькую незнакомку в клубе. Тебе удалось после первого танца, и даже не пришлось приглашать ее на свидание. Каких-то десять минут.
– Она оказалась такой же пресной и скучной, как наши шутки, хихикала без конца, и надоела мне уже через пятнадцать минут. Тогда я был зеленым и наглым, и отчаянно рисовался перед одноклассницей, но тебе было все равно.
– Не совсем. Я бы ни за что не призналась, но уже в то время я верила в долго и счастливо. Андрей Шибуев никак не подходил на роль принца. Он оборачивался в сторону каждой юбки, и ему это нравилось. А мне хотелось быть для кого-то единственной. Откуда я могла знать, что принцев не существует? Я тоже была зеленой и глупой.
– Ты никогда не страдала от одиночества. Тебя хотели, и ты это знала.
– Ты тоже не страдал. А еще не очень-то пробовал. Пьяные разговоры не в счет, мне хотелось тебя за них убить.
– Это правда.
Мы какое-то время молчим.
– Кто у тебя был первым, Светка?
Вопрос бестактный. Я вполне допускаю, что Уфимцева не ответит, но он грызет меня уже давно. Еще с тех пор, когда ее провожал со школы ее первый парень, и они целовались у всех на глазах.
Уфимцева отвечает – спокойно и без ужимок.
– Феликс.
Честно, я удивлен. Время ее студенчества. Кажется, третий курс.
– Я думал, это случилось раньше.
Светка пожимает плечами.
– Я не спешила. А у тебя?
Я вру. Не хочу вспоминать.
– Не помню.
Светка не может удержаться от смешка.
– Хороший ответ, Шибуев. Только это не совсем справедливо, тебе не кажется? Все время забываю, что ты всегда был самым умным и хитрым.
– Не в уме дело, – честно признаюсь. – Просто не хочу тебя шокировать.
– Принимается. Хотя я думала, что это случилось позже. Так что насчет интима? – напоминает о начале разговора. – Стареешь?
– Еще не вечер. У меня впереди целая ночь.
Я отвечаю, а сам смотрю на небо и вздыхаю: спорно. Уже давно вечер, Андрюшка остался дома один, и Светка наверняка сейчас уйдет. Не в ее правилах заходить дальше своей гордости.