Так и есть. Уфимцева встает, поправляет легкий сарафан и поднимает со скамейки чашку.
– Ну, я пойду, не буду мешать твоим планам. Приходи, если захочешь кофе.
– Пока. Увидимся в понедельник.
Я не спрашиваю. Прощаясь, я сообщаю прежде всего самому себе, на что настроен.
Обида не ушла, но с некоторого времени мне все сложнее не приходить сюда. И все сложнее уйти. Иногда понятие дома для человека может измениться метафизически.
Я встаю со скамейки и, не оглядываясь, иду в сторону остановки. Через час начнется дежурство в больнице, думаю, что на сегодня я свой глоток свободы уже выпил.
POV Света
Операция у Андрюшки назначена на понедельник, пройдет в клинике отца Андрея, и за это я безмерно благодарна Шибуеву и его родителям. Для всех любопытных и для опеки оперировать будет сам профессор, но я догадываюсь, что Андрей отцу не уступит. Для него этот вопрос крайне важный, ответственный и принципиальный, иначе это не был бы умница Шибуев.
Даже удивительно, как близко он принял ребенка и его проблему к сердцу. Я верю Андрею, как себе, но все равно все выходные не могу избавиться от страха за исход операции. Очень переживаю, вижу ужасные сны, и токсикоз буквально скручивает мои внутренности.
Когда в понедельник рано утром Андрей заезжает за нами с сыном, чтобы отвезти в больницу, он не дает мне сесть за руль, а берет такси.
– Тебя саму не мешает в стационар положить и пролечить. Светка, я же просил позвонить, если будет плохо. Когда ты ела нормально последний раз? Сколько спала?
– Я пью таблетки, и у меня чудесный врач. Говорю же: терпимо. Давай сначала разберемся с Андрюшкой. Ты же понимаешь, что мне его надолго ни с кем не оставить.
Но такси приходится дважды останавливать, прежде чем мы приезжаем в клинику и попадаем в отделение детской хирургии. К нашему приезду уже готова отдельная палата, персонал действует слаженно и четко, и мне еще раз повторяют, что операция назначена на десять утра, и просят подготовить маленького пациента.
Похоже, здесь не знают, кто мы для профессора Шибуева, и я решаю, что так лучше. Однако очень удивляюсь, когда полчаса спустя молоденькая медсестричка просит меня расписаться в документе:
– Светлана Анатольевна Шибуева? Распишитесь, пожалуйста. Это необходимое условие. Андрея Павловича я уже попросила.
Вот так-так. Выходит, что знают, но лишних вопросов не задают. Не удивляются количеству игрушек и книжек (возможно, я и переборщила, собирая сумку, но мне кажется, что сыну так спокойнее), и тому, что Андрей, вдруг появившись в палате, просит медперсонал оставить нас одних.
– Света, сейчас я заберу Андрюшку – не вздумай нас ждать в коридоре. Скоро придет старшая медсестра, я попросил ее ввести тебе внутривенно препарат – ложись, отдохни. Мне так будет спокойнее, – отвечает неожиданно твердо, когда я пытаюсь ему возразить, что не собираюсь лежать в то время, как оперируют моего ребенка.
– Но, Андрей…
– Хоть раз в жизни послушай меня, Уфимцева, иначе я принудительно сделаю инъекцию сам! Я лучше знаю, что тебе сейчас надо!
Андрюшка кажется таким маленьким и беззащитным, испуганным большеглазым мальчиком, когда Андрей, спокойно улыбаясь, подходит к нему, сидящему у меня на коленях, и поднимает на руки:
– Пойдем, малыш. Мы обещали с дедом Пашей тебя починить, помнишь? И раз уж дали слово, то надо его держать! Иначе мужчинам поступать нельзя. Пусть мама отдохнет, хорошо? А мы скоро вернемся.
Когда Шибуев выходит из палаты, он не видит, как мы с мальчиком смотрим друг на друга. Так, словно делимся откровением. Мамой я себя не называю, и пусть Андрюшка уже слышал это определение от других, именно слова Андрея заставляют его по-особенному посмотреть на меня.
Время тянется бесконечно долго. Первый час, за ним второй… В коридоре хирургического отделения довольно тихо, лишь изредка мимо проходит кто-то из пациентов или медперсонала, замечают меня, но ничего не говорят. Здесь привыкли к беспокойным родителям.
У стены и в широкой нише с высокими окнами расположены удобные кресла, но я от волнения не могу найти себе место и, конечно же, не разрешаю медсестре сделать мне инъекцию. Прошу ее повременить с просьбой Андрея – я просто не смогу сейчас лежать. Стоять легче. Снова и снова мерить шагами длину коридора легче, повторяя про себя, что с Андрюшкой сейчас Шибуев, а значит, все с ним будет хорошо.
Когда в коридоре появляется каталка, на которой лежит мой мальчик, я кидаюсь навстречу. Ее везет медбрат, осторожно катит перед собой маленького пациента, а рядом идет Андрей. Мне непривычно видеть его таким – в хирургическом костюме и шапочке. В этом месте он практически в статусе сверхчеловека.
Этот костюм отдаляет его от меня и добавляет переживаний. Как и хмурый взгляд.
– Света? – Шибуев удивляется. – Ты почему здесь?
Я отступаю в сторону, позволяя завезти каталку в палату. Смотрю, как Андрей перекладывает спящего Андрюшку в кровать, поправляет ножку в белой повязке и укрывает мальчика одеялом. Просит медбрата увезти каталку и закрывает за ним дверь в коридор.
Я не выдерживаю, вырастая перед Шибуевым:
– Ну что? Не молчи! Как все прошло? Он сможет бегать, как все? Скажи, сможет? Андрей!
Без каблуков мне до него почти не дотянуться.
– Вот почему, Уфимцева, мне с тобой так сложно? Я говорю одно, а ты обязательно поступаешь по-своему. Всегда была упрямой. Я же просил тебя лечь. Ну кому будет лучше, если тебе станет хуже? Сыну ты нужна здоровая и полная сил. Ты это понимаешь?
– Я просто хочу знать. Не мучь, а?
Андрей вдруг улыбается – не хитро, как он умеет, а по-доброму. Берет меня за плечи и страх тут же отступает.
– Все прошло хорошо, Света. Будет бегать наш Андрюшка, не хуже, а может, даже лучше других. Но необходимо время на реабилитацию. Впереди физиотерапия, ортопедические процедуры и лечебная физкультура. Ему понадобится много внимания, все остальное сделает растущий организм. Он сильный мальчик, справится!
– Правда?
Я тоже улыбаюсь и, кажется, собираюсь реветь, когда Андрей вдруг снова становится серьезным.
– Правда, а сейчас ложись давай. Хватит меня сердить. Не хватало еще, чтобы здесь слухи пошли, будто моя жена отказывается выполнять назначение врача. В этой клинике авторитет Шибуевых неоспорим, а ты его подвергаешь сомнению.
– Я не могу! А если Андрюшка проснется?
– Он проснется позже. И я побуду с вами.
– Долго? – мне вдруг становится страшно. Что, если он ответит «нет» и уйдет? В другую больницу, где его ждут важные дела и где есть операционная сестра Рита? К другим больным. Туда и к тем, кто в нем нуждается не меньше, чем я?
Андрей направляется к двери и не отвечает. Выходит из палаты, а я смотрю на сына, на его безмятежное личико, и ложусь на кровать. Я действительно устала от всех переживаний, плохо спала и чувствую, что мне нужна передышка. Возможно, на час, а возможно меньше. Потом я вновь стану прежней. Вот только прогоню тошноту и страх.
Шибуев отсутствует недолго и возвращается с системой и с намерением сделать мне капельницу. Измеряет давление и распаковывает медпрепараты. Оглядывается на меня.
– Не переживай, тебе сейчас это не помешает. Ты неважно выглядишь, у тебя налицо явные признаки интоксикации. Завтра еще раз повторим, а там посмотрим. Утром сдашь анализы и пройдешь электрокардиографию, хочу сам все посмотреть.
– Я не переживаю.
– Как часто у тебя рвота, Света? Сколько раз в день? Реже пяти раз в сутки или чаще?
– Не помню, я не считала.
– А если подумать? Я с тобой не играю, Уфимцева. От твоего ответа зависит будущее моих детей.
Ладно. Пристыдил.
– Чаще.
– Расстройство стула есть?
– Иди к черту, Шибуев! Сейчас встану!
Он подходит и обхватывает жгутом мое предплечье. Озадаченно смотрит в лицо, смачивая спиртом внутреннюю часть локтевого сгиба, собираясь ввести иглу.
Какие красивые у него глаза. Знакомые. Так бы и смотрела. И хирургического костюма больше нет, и палаты.
– Боишься?
– Нет.
Игла входит в вену, а раствор медленно начинает сочиться в кровь.
– У тебя испарина на лбу выступила и сердце частит. Не пугай.
Я улыбаюсь. Мне непривычно видеть Андрея таким сосредоточенным. Его руки впервые касаются меня так осторожно. Даже в квартире было иначе.
– Я боюсь того, что ты уйдешь. А когда ты рядом, ничего не боюсь, – внезапно признаюсь.
– Светка…
– Я знаю, – смотрю на него. – Знаю, что я хитрая и нагло пользуюсь твоей добротой. Что коварно завладела твоим ДНК и не сказала. Я бы тебя сейчас поцеловала, Шибуев, но ты ведь не захочешь?
– Нет.
– Я так и думала. И все равно, Андрей, спасибо. И что бы я без тебя делала? – говорю ему уже без улыбки и получаю такой же серьезный ответ.
– И дальше бы жила скучной жизнью красотки Уфимцевой. Снилась бы мне иногда в соблазнительных позах. А теперь на тебя без сочувствия не взглянешь. Одна кожа да кости.
Ну, с этим утверждением можно поспорить. Но если ему необходима дистанция, я ему ее дам.
– Я бы так не сказала.
– Не спорь, Светка, мне виднее. А сейчас отдыхай, – Андрей отходит к кровати малыша и проводит рукой по его лбу и щеке. – Скоро Андрюшка проснется, и ты ему понадобишься.
– Мама… Мама! – хнычет Андрюшка, сквозь сон, просыпаясь. – Мама!
Он не меня зовет. Просто ему страшно и одиноко в этот момент, и он так соскучился по слову, которое каждый из нас, не задумываясь, произносит каждый день, а он столько времени прятал в себе. Истосковался по той, кто любила его больше жизни, а потом из этой жизни ушла, что зовет ее вновь и вновь. И только проснувшись и почувствовав тепло моих рук, утирает глаза кулачками и произносит:
– Света?
– Я, мой хороший. Я здесь!
– Света…
Конечно, я не мама, но я постараюсь стать этому ребенку матерью, очень постараюсь.